Байджу привел Джима и Брайена к водоему. Неожиданно оказалось, что Брайена больше заинтересовали женщины, чем их умение носить на голове полный воды горшок. Брайен не сводил с женщин глаз.

– Если ты хочешь посмотреть на женщин, – сказал Байджу, понаблюдав за Брайеном, – я могу привести тебя туда, где их гораздо больше, чем здесь.

– Неплохая мысль, Джеймс, правда? – весело сказал Брайен, глядя на Джима поверх головы Байджу.

Монгол, как самый маленький из троих, шел между Джимом и Брайеном. Поддерживать разговор в таком строю было гораздо удобнее.

Джим не имел ни малейшего желания любоваться женщинами, но возражать Брайену не стал. Возвращаться в караван-сарай не хотелось.

Байджу привел Джима и Брайена в кофейню. Оказалось, что там подают не только кофе. Для неверных нашлось и вино, правда, слабое и вяжущее на вкус. Попробовав вина, Брайен поморщился и сделал несколько больших глотков.

Одна за другой в зале появлялись женщины. Каждая исполняла какой-то замысловатый танец. Тела танцовщиц окутывали разноцветные прозрачные одеяния, рассчитанные, вероятно, на то, чтобы раздразнить публику, но, как решил Джим, за этими одеждами вряд ли без должного воображения разглядишь намного больше, чем за повседневными платьями женщин, сновавших около водоема.

За проведенные в кофейне четыре часа Джим немного успокоился. Лицо несчастного перса уже не стояло перед глазами, хотя Джим не сомневался, что воспоминания об увиденном не оставят его до конца дней. Ничего приятного в этом не было. И дело даже не в страхе снова увидеть лицо преследуемого толпой прокаженного, а в повседневном ожидании, что несчастье, свалившееся на перса, может произойти и с самим Джимом. Даже если он еще не болен проказой, перспектива заразиться вполне реальна. Джим общается со многими людьми, и возможность пополнить ряды прокаженных – лишь дело времени. Очень может быть, что это время не за горами.

Как только Джим, Брайен и Байджу переступили порог караван-сарая, к ним подошел один из служителей.

– Вас ждет человек, – сказал он. – Его зовут ибн Тарик. Он в комнате, где едят.

Джиму хотелось подняться к себе, но пришлось присоединиться к Байджу и Брайену, которым, видимо, не терпелось увидеть молодого мыслителя.

Ибн Тарик, скрестив ноги, сидел на подушке в одной из ниш. На столике перед ним дымилась жаровня, а на жаровне пеклись похожие на оладьи лепешки.

– Друзья мои, – крикнул ибн Тарик, увидев вошедших, – присоединяйтесь ко мне!

Джим закашлялся – в горло попал дым.

– Ты себя плохо чувствуешь, милорд? – раздался у самого уха Джима тоненький голосок гоблина.

– Не беспокойся, Гоб, – ответил Джим. – Со мной все в порядке. Здесь просто немного дымно.

– В комнате действительно не самый хороший дым, милорд, – сказал гоблин. – А плохого дыма и на свете-то не бывает.

Бывает, подумал Джим. Однако высказать свою мысль вслух он не успел.

Байджу, Брайен и Джим подошли к столику ибн Тарика.

– Сегодня я заказывал на базаре чалму, – сказал ибн Тарик. – Лавочник только что прислал ее. В пакет была вложена записка. Купец пишет, что вы заходили в его лавку и говорили обо мне. Он упоминает и о том, что вы ищете раба-франка. Я бывал в Пальмире, и у меня в городе много знакомых. Вполне возможно, что я смогу помочь вам.

Джим сделал глоток кофе из чашечки, поставленной перед ним на столик слугой, и обжег язык. Кофе был не только очень крепким и не в меру сладким, но еще и слишком горячим. Но, во всяком случае, весьма уместным. Джиму следовало взбодриться. Он вместе с Брайеном и Байджу сидел за одним столиком с ибн Тариком, и собраться с мыслями не мешало.

Уже одно то, что ибн Тарик так быстро оказался в Пальмире, вызывало удивление. Он должен был передвигаться на своем верблюде через пустыню так же быстро, как и Байджу, Брайен и Джим на быстроногих верблюдах из Басры, а может, даже быстрее.

А слова, только что произнесенные ибн Тариком, и вовсе настораживали. На Востоке, прежде чем перейти к сути дела, принято сначала поговорить о вещах, не имеющих к ней никакого отношения. Такое ни к чему не обязывающее начало разговора могло длиться минут пятнадцать, а то и час. А уж ибн Тарику и вовсе была свойственна почти макиавеллиевская изощренность в ведении беседы.

Хотя, может быть, подозрения Джима напрасны. Ибн Тарик улыбался как человек, которому приятно сообщить хорошие новости своим друзьям. Джим вспомнил, им было о чем поговорить с ибн Тариком, когда они ехали бок о бок на своих верблюдах. Ежедневные разговоры занимали обоих собеседников. И все-таки друзьями Джим с ибн Тариком не стали.

– Ты говоришь о торговце шелком? – радостно спросил Брайен ибн Тарика.

– Да. Его зовут Метааб. Это тот купец, у которого вы были. На базаре есть и другие торговцы шелком, но Метааб самый честный.

– Он тоже обещал помочь нам, – сказал Джим первое, что ему пришло в голову.

– Похоже на Метааба, – согласился ибн Тарик. – Он может порасспросить людей на базаре или на улице, а я вхож в дома местной знати. Многие в Пальмире со мной советуются по разным поводам. У меня сложилось впечатление, что среди рабов-франков вы надеетесь найти нужного вам человека. – Помолчав и немного выждав, ибн Тарик небрежно спросил:

– Этот человек ваш друг?

Джим чуть не поперхнулся горячим кофе. Воспользовавшись паузой в разговоре, он только что поднес чашку ко рту.

– Нет, – с трудом выговорил Джим. – Мой сосед, которому я многим обязан.

– К сожалению, признательность сейчас не в чести, – сказал ибн Тарик. – Я много путешествовал и редко видел настоящее проявление добродетелей, перечисленных в Коране.

В дверях раздался шум, и ибн Тарик замолчал. В комнату вошли пятеро – все вооруженные до зубов. Вдобавок к болтавшейся на поясе кривой сабле в ножнах каждый держал в одной руке щит, а в другой – оружие на древке, нечто среднее между копьем и алебардой. Джим решил, что вооруженные люди направляются к одной из свободных соседних ниш, но он ошибся. Вошедшие остановились перед ибн Тариком и его собеседниками.

Остановившиеся перед нишей люди были чуть ли не в форменной одежде – на четверых одинаковые кожаные куртки и шлемы, и лишь пятый, выступивший вперед, облачен в кольчугу и стальной шлем.

– Вы трое арестованы по приказу дея, – сказал человек в кольчуге, буравя холодными колкими глазами Байджу, Джима и Брайена. – Сдайте оружие. Рукояткой вперед.

Брайен схватился за нож. Сдавать оружие он не собирался.

– Брайен! – предостерегающе крикнул Джим, увидев, как четыре заостренных древка молниеносно взметнулись вверх и почти уперлись тому в грудь.

– Успокойтесь, друзья, – подал голос ибн Тарик. – Я уверен, произошла какая-то ошибка. – Он повернулся к человеку в кольчуге:

– Офицер, могу я поговорить с тобой наедине? Меня зовут ибн Тарик. Мое имя известно в городе.

– Извини, что обеспокоил тебя, ибн Тарик, – любезно сказал офицер. – Уверяю, никакой ошибки не произошло. Но если ты хочешь поговорить...

Ибн Тарик поднялся и отошел с офицером в сторону.

Четыре заостренных древка теперь были направлены не только на Брайена, но и на Джима с Байджу. Могло показаться, что Брайен присмирел. Он уже не держал руку на ноже. Но Джим знал: смирение Брайена обманчиво. Тот мог в любой момент выкинуть какой-нибудь номер.

Джим помнил, Брайен как-то говорил ему: предусмотрительный рыцарь должен иметь при себе запасной нож, спрятанный в потайном месте. И Джим знал: у Брайена есть такой нож. Небольшой, с утяжеленным свинцом обоюдоострым кривым лезвием. Нож был у Брайена в рукаве, и хватало одного заученного движения, чтобы оружие оказалось в руке своего хозяина. Лезвие у ножа достаточно тяжелое, и Брайену не составит труда перерубить наставленное на него древко.

– Надо дождаться ибн Тарика, – громко сказал Джим.

Брайен понимающе кивнул, зато Байджу одарил Джима чуть ли не презрительным взглядом.