― А вы посмотрите на пергамент. Да ему сто лет будет. Моё предположение такое. Внук Мономаха всё же нашёл на Рюгене этот алтарь и тайно отправил его в Псков. Из сокровищницы крома его изъяли ливонцы и готовили к отправке, но внезапное нападение разрушило все их планы. Янтарь будут обязательно искать. Поэтому я и предлагаю отдать его Алексию на сохранение. Он не продаст камни, твой дядя ценит подобные вещи дороже золота.
Пергамент действительно выглядел старым. Краска выцвела, сам лист потемнел, а при свете свечи вообще приобрёл немного жутковатый грязновато-жёлтый оттенок. Рассматривая его, я даже поверил в легенду, услышанную от Гюнтера. Но представив размер деревянной колоды, которую по идее надо было обложить янтарём, ― усомнился. Скорее всего, алтарь так никогда и не собрали. Жрецы часто планировали возведение культовых исполинов, но в итоге, за всё время, олицетворения религии, мифологии, искусства, власти и науки выразились лишь в семи произведениях.
― Я заберу янтарь на хранение и даже постараюсь собрать из него алтарь по рисунку, но, сколько уйдёт на это времени, даже предположить боюсь. Теперь обсудим доли участников похода.
Пахомовна выложила на стол толстую тетрадь, в которой она вела расход и доход княжества и, взяв в руку карандаш, сообщила:
― В казну отходит четвёртая часть от всей полученной добычи, будь она взята на воде или на суше. Нарушать это правило нельзя.
― Это так, ― подтвердил Штауфен, ― на собрании старост мы установили размер налога. С него мы кормим войско и строимся.
― Одна четверть предводителю похода, то есть Гюнтеру. Четверть тебе, дядя, как ответственному за подготовку и снабжение, остальное участникам. И ещё, давно хотела спросить, когда тут Свиртил был, то рассказал, что многие его литвины дают своё серебро Евстафию в рост.
― Я слышал об этом. Но у Евстафия развитая торговая сеть, банк, наконец. А у вас что?
― Мы тут с Гюнтиком посовещались, ― Нюра посмотрела на мужа, тот ей подмигнул, и Пахомовна продолжила, ― в Самолве тоже должен быть банк.
― И чтоб монета своя была, ― добавил Гюнтер.
― Вот оно что. Я так понимаю, что вы хотите подкорректировать торговый путь из Пскова в Дерпт?
― Да! ― Хором ответила чета Штауфенов. ― Он должен проходить через Самолву.
― И чем вы станете торговать?
― Книгами, ― ответила Нюра. ― Мы хотим собрать переписчиков. Гюнтер переведёт на латынь мои учебники по математике, геометрии и инженерному делу. Помимо этого большим спросом будут пользоваться пустые книги.
― Это как пустые? ― Не понял я.
― Книги для ведения учёта, как вот эта моя тетрадь. Любой состоятельный купец или монастырь сразу поймут её превосходство, как только сравнят специально подготовленный образец записи со своими каракулями.
― Хорошо, а банк вам зачем? Монеты свои для чего? В этом году Евстафий вместе с рижскими купцами планировал открыть филиал 'Смоленского клуба' в Пскове. Его сотоварищи хотели в Дерпте, но там у нас нет поддержки. Если бы в Самолве жило десять тысяч человек, тогда был бы полноценный банк, а так, даже для Пскова достаточно комнатки с сейфом и одного банкира с нотариусом. Гюнтер, княжество пока не доросло до этого, в той же Риге только лавка менялы. Точно такая же история с чеканкой монет. Два пуда 'белок' для внутреннего рынка вам хватит с головой и на днях они у вас будут.
― Алексий прав, Нюра, ― с сожалением в голосе сказал Гюнтер, ― банк и своя монета нам пока не по зубам. Я как-то не подумал. Тем не менее, мы к этому должны стремиться и меняла у нас тоже должен сидеть.
Беседу прервал стук в дверь. Дождавшись разрешения, в кабинет вошёл Павел.
― Господин, прибыл гонец от епископа Дерпта. Послание передать отказался, просит аудиенции.
Штауфены приняли посланника в главном зале на втором этаже замка, где справляли свадьбу Трюггви и Гунндис. Это было самое красивое помещение. Стены возвышались на два этажа в высоту и заканчивались массивными балками потолка, к которым были прикреплены на специальных подъёмных механизмах две люстры, на тридцать свечей каждая. Окна выходили во двор и были застеклены витражами. Пол выстелен досками и прикрыт красной ковровой дорожкой, начинавшейся от двустворчатых дверей из тёмного дуба обитых бронзой и заканчивающейся у двух кресел. По обе стороны от дорожки стояли по четыре двухместных софы, между которыми до самого потолка простирались гобелены со сценами охоты и битв. Внимательный зритель мог заподозрить на самом большом гобелене портретное сходство воина в кольчужном доспехе и главы замка, если бы не герб короля Сицилии на щите с двумя орлами. Позади кресел размещался камин, а над ним было прикреплено мозаичное панно с изображением герба княжества. Справа и слева от панно, стена была увешана разнообразным оружием: щиты, скрещенные секиры, сабли и мечи. Великолепие зала не подавляло человека, оказавшегося под его сводами, но вызывало чувство благоговения перед мастером, его создавшим. Одако, как только кресла оказались заняты, всё великолепие окружающей обстановки моментально аккумулировалась в атмосферу власти.
― Говори, ― сухо приказал Гюнтер посланнику.
Гонец, в не совсем чистых сапогах, потоптался у ковровой дорожки, переборол чувство страха и, сделав два шага, поклонился.
― Преосвященный епископ Герман просит прибыть в Дерпт Гюнтера Штауфена со своими рыцарями и оруженосцами не позднее двадцать пятого числа сего месяца.
― А что случилось?
― Епископ собирает войско. Король Новгородский Александр идёт войной.
― Дай подумать, ― Штауфен обхватил ладонью подбородок, ― жена, ты не в курсе, мы воюем с Новгородским королём?
― Нет. ― Ответила Нюра.
― Наверно, епископ Дерпта хочет нанять моих рыцарей? Я правильно понял?
― Добыча ожидается знатная, ― важно заговорил посланник, ― под знамёна епископа встанет Орден и датские рыцари, а после победы наиболее отличившиеся будут вознаграждены угодьями вновь покорённых земель. Леса и поля западнее Желчи до самого озера наверняка понравятся господину.
