― Сколько есть в наличии серебра?

  ― Гривен сто, не более.

  ― Почему так мало?

  ― Князь в долг десять тысяч взял, до начала зимы. Нельзя было отказать, Ермоген гарантировал возврат. Ярослав что-то затевает, вот, смоленский князь и старается. Вместо того чтобы каменные башни в городе строить, да дружину увеличить, он ему серебро отослал. Все дирхемы, которые ты передал и просил избавиться от них как можно скорее, туда ушли.

  Получилось, что Евстафий дал в долг двухлетний, если не трёхлетний доход от налогов со всего княжества. Вернуть такое количество денег Всеволод Мстиславович самостоятельно не сможет, значит, Ярослав задумал поход, надеясь, что добыча покроет все заимствования, либо торговые преференции в результате благоприятного исхода окажутся высоки. А раз так, то зимние события будущего года уже стали готовиться, либо Великий князь стал укреплять восточные рубежи, не полагаясь на свои договорённости с кочевниками. Как бы там ни было, деньги шли на пользу Руси. Тем более, что удалось сплавить низкопробное серебро выменяное на беличьи шкурки, которое и до восьмисот тридцатой пробы еле дотягивало. Но почему Ермоген выступил гарантом займа? Обманывать Евстафия он бы не стал, но если заранее знал, что смоленскому князю отдать долг будет нечем, то чем собирался расплачиваться? Уж не венгерским ли золотом? Почти два миллиона 'зелёных' моего времени. Интересная постановочка вопроса, хочешь вернуть долг ― так пойди и забери. Не доверяет мне Ермоген, ох, как не доверяет.

  ― Евстафий, ты сможешь обменять наш товар на лошадей?

  ― А что взамен предложить? Стекло им без надобности, от перца ― чихают, если только паволоку или бархат. Хотя, попробую шёлковые рубахи и сундуки всучить. Уж очень они понравились им, когда в моём магазине были.

  ― Не понял, в каком таком магазине?

  ― Ну, в лавке. Ты ж сам её магазином обозвал, тогда, когда перед отъездом в Моравию у меня был. Я ж две соседние лавки прикупил и одну большую сделал, вот и стал называть магазином. Покупателям теперь не надо бегать по торгу, всё в одном месте, от крупы до меча булатного.

  ― Удивил ты меня Евстафий, видит бог, далеко пойдёшь. Теперь о деле монетном. Я с тобой в Смоленск поеду, в подвале, что ты так расхваливал, поставим пресс и наладим его работу. Остальное тебе епископ расскажет.

  ― Про монетный двор на Подоле?

  ― Да. Только подобное заведение за стенами города не ставят, а вот плавильню у реки, это вполне. Но, построите не одну, а две. Посему, заберёшь у Свиртила весь кирпич, который есть в наличии, и доставишь его в Смоленск. Стройкой займётся Фрол. С водоотводной системой города он знаком, так что трубы деревянные проложит самостоятельно. Чертёж плавильни я тебе передам. Теперь Барух. Правильно плавить драгоценные металлы сможет только ювелир. Там всякие защитные покровы, флюсы, раскислители, это надо знать, иначе ни черта у нас не выйдет. Потребуется берёзовый уголь, так что, запиши у себя ― срочно заняться его заготовкой. Другого флюса у нас не будет.

  ― Я запомню, Лексей.

  Через мгновенье Евстафий передумал, и, достав потёртый блокнот, стал царапать карандашом незнакомые ранее слова, прося по-простому объяснить, что такое флюс, графитовая мешалка и зачем смазывать изложницы воском? Разговор затянулся на час. За это время потрёпанные Ратибором стажёры собрались возле беседки и внимательно слушали правила засыпки шихты и что наперёд надо засовывать, серебро или золото, когда делают сплав. Заметив присоединившихся слушателей, под конец внеплановой 'лекции' я поднял над головой книжицу.

  ― В общем, вот справочник, читать надеюсь, все умеют?

  ― Умеем, ― ответили ребята хором.

  ― Выучить наизусть, ― сказал я отрокам, передавая брошюру Евстафию, ― а лучше, перепишите к себе в тетрадь.

  Как и все правильные справочники, данное пособие начиналось с самых важных слов: 'Плавка и отливка металлов ― один из наиболее опасных процессов, при котором несоблюдение правил безопасности труда может вызвать серьёзные травмы'. Так что мои студенты, как я окрестил приехавшую троицу, вскоре обзавелись бронзовыми перьями (жуткий дефицит в то время) с чернилами и стали осваивать материал.

  По прибытии в Смоленск, я с Евстафием и Фролом осмотрел место будущей стройки. Относительно ровная площадка земли располагалась недалеко от дымящих труб кузниц, как раз рядом с рекой и по соседству с баней Данилы-бронника. Место было удачное, но только с точки зрения пожарной безопасности. Во всём остальном, хуже было не придумать. Только ленивый, не захотел бы ограбить монетный двор. Я даже на секунду представил, как лодка с татями, под покровом ночи причалит к берегу, преодолеет двадцать метров и очистит дом от лишнего серебра, которое, несомненно, окажется там. Растапливать печь, дабы переплавить одну гривну никто не станет, следовательно, серебро начнёт скапливаться, и об этом будут знать. По моим подсчётам, строительство монетного двора должно было затянуться недели на две, в основном из-за плавильной печи, и пока Фрол размечал первую строительную площадку, сверяясь с проектом, я отправился устанавливать пресс. Будем надеяться, что забор и охрана выполнят свои функции.

  Два дня ушло на наладку, а когда я с ребятами изготовил первую 'белку' из заранее привезённых заготовок, мы устроили маленький праздник. Каждому работнику досталось по апельсину и, перекусив, мы продолжили. За восемь часов работы наша маленькая бригада наштамповала четыреста монет. Качество, конечно, не 'пруф' , но на несколько порядков выше, чем те, которые я видел в Моравии или Ливонии. Второй монетой предполагалось стать куной. Аверс монеты нёс на себе изготовившуюся к прыжку куницу с выгнутой спинкой, а реверс извещал о национальной принадлежности монеты в виде старинного герба Рюриковичей. Соответствие шкурки зверька ― номиналу монеты, было очень удобно для государства, но не для обывателя. Некогда равной дирхему, куна плавно превратилась в резану и уже стоила пятидесятой части гривны. Так что весовая система превалировала. Необходимо было ввести новые единицы веса в монетах, да и вообще, поменять их названия, пока позволяло время 'безмонетного периода'. Штемпеля лежали в ящичке и ждали своего часа. Тройскую унцию я решил использовать в качестве эталона для золотых монет, обозвав их 'червонцем'. Четыре золотых монеты, по весу, должны были составлять тройскую унцию. Серебрянные же монеты, в моём представлении, должны были рассчитываться исходя из фунта. И если в Смоленске чеканить крупную монету побоялись, то оставался Орешек, с его крепостью, где Пахом Ильич мог творить всё, что ему захочется.