― Знаю. Но это ― наша особенность. Должно пройти время. Поверь мне, более набожного народа, ― нет на всём белом свете.

  В этот момент возок остановился, кучер открыл дверцу и откинул лесенку. Епископ оказался во внутреннем дворике казармы. Прямоугольное здание из красного кирпича, деревянных надстроек, тёмно-бордовой черепичной крышей возвышалось на два этажа и выглядело одновременно красивым и каким-то, по-военному мрачным. С правой и левой стороны, к казарме примыкали конюшни, построенные как стороны трапеции, соединявшиеся с трёхметровой стеной, правда, до конца не достроенной. Вход в казарму защищало крыльцо с крутым лестничным подъёмом, не дававшее с ходу выбить дверь тараном, украшенное двумя флагами и иконой Георгия Победоносца. На вымощенной камнем площадке перед ступеньками стоял Свиртил, сверкая на солнце отполированными до блеска латами в окружении десяти командиров.

  Ермоген перекрестил воинов, грозно взглянул на мужичка, в спешке убирающего строительный мусор у стены, поклонился иконе, ещё раз сотворил крест и зашёл в здание. Смотреть особо было нечего. Первый этаж состоял из длинного коридора и трёх больших комнат, включавших в себя: кухню, столовую, оружейную. Две большие печи отапливали всё помещение. Второй этаж был разделён на пять комнат, сообщающихся между собой так же коридором, только в отличие от нижнего этажа, выходящим на противоположную от двора сторону. Комнаты были оборудованы деревянными настилами, но судя по постельным принадлежностям, в казарме ночевало далеко не всё воинство. Данная особенность от внимательного взгляда епископа не ускользнула и он улыбнулся. Оно и понятно, пришлые литвины успели пережениться, следовательно, ночи проводили в своих семьях. Но не это обрадовало Ермогена, а то, что воины теперь были крепко привязаны к земле. Спустившись по второй лестнице через кухню, делегация оказалась в подвальном помещении. Здесь хранились запасы продовольствия с дежурившим у дверей мордастым котом. Зверюга был непонятной, серо-рыжей масти с короткими кисточками на кончиках ушей и слишком крупным; даже для вскормленного на сметане домашнего питомца. Но самое интересное, что рыжие пятна на спине отчётливо напоминали шестиконечный крест.

  ― А это кто? ― спросил Ермоген у Свиртила.

  ― Это? Да я не знаю, дети в лесу зимой нашли, сюда принесли. Теперь Е... ентот кот кладовую стережёт.

  Зверюга сверкнул глазами, подкрался к епископу, присел, обнюхал натёртый жиром сапог и, лизнув его, прошмыгнул на выход. С кухни, куда он побежал, раздалось не то мурлыканье, не то рычание и голос стряпухи: ― Ермогеша! Вот ты где, иди сюда, я тебе молочка налью.

  Меркурьевцы виновато потупились. Кличку кота, они, конечно же, знали, но кто мог предположить, что такой казус может произойти?

  ― Ваше Преосвященство, извольте потрапезничать с нами, ― прервал затянувшуюся паузу Свиртил, ― по случаю освящения храма у нас праздничный обед.

  Его Преосвященство отказываться не стал. Аромат, исходивший от явств, когда они проходили возле кухни до сих пор щекотал ноздри и дразнил желудок, а последний раз священники ели по дороге из Смоленска; впрочем, удивить богатством блюд, Ермогена не смогли. Добротная, сытная еда с изобилием мяса, кашей и пирогами. Вместо вина или медовых настоек ― морс. О празднике напоминал лишь огромный самовар, который епископ внимательно осмотрел и белые скатерти на столах.

  Покинув деревню и Свиртила, вынужденного принимать приехавших смоленских бояр, кортеж с епископом в сопровождении Савелия и отряда Рысёнка насчитывавшего десяток воинов последовал по хорошо укатанной дороге, без ям и кочек, кое-где посыпанной толченым кирпичом и явно обозначенными канавами по обочинам. Не так давно проложенная просека теперь превратилась чуть ли не в средневековый автобан. Почти четыре сотни беженцев, переселенцев и выкупленных на рынке Мстиславля рабов были задействованы на возведение насыпей, трамбовке и рытья земли. Жаль, не все согласились остаться в этих местах: кое-кто поселился севернее по реке, кто-то подался в столицу, но и на том спасибо. Единственное, что не получилось, так это перенаправить движение по тракту Смоленск-Орша-Мстиславль через форпост меркурьевцев. Слишком существенным выходил для путешественников крюк, а потеря в целые сутки измеряется не только временем, но и прочими расходами. Так что редкие остовы бараков и одинокие могилы, возникающие по обе стороны от дороги, служили напоминанием, какую пришлось заплатить цену. Ехавшие же в крытом возке священники были не склонны обращать своё внимание на различные мелочи.

  ― Сейчас все последние новости узнаем. Евстафий сказывал, что никеец только на днях заявился.

  ― Брось, ― почёсывая нос, произнёс Ермоген, ― всё новое ― это хорошо забытое старое. Ну, поведает он нам кто кого прирезал, и кто чьё место занял. Суть наших отношений то не изменится. Главную новость везём мы с тобой, Иннокентий. Дай бог, выгорит наше дельце. Иначе, тяжко Смоленску придётся.

  ― Не скажи. От того, кто на самой верхушке воссидает, многое зависит. А то, что у него там за власть деруться, так это испокон веков было.

  ― С каждым годом, мне всё больше кажется, что былая империя уже никогда не восстановится. Выдыхлась, выродилась, сожрала себя саму. Византия чем была велика, что ещё со времён Аркадия всегда следовала своим путём, опираясь исключительно на силу гоплитов и хитрость политиков. А как только закончились одни, стала судорожно балансировать, искать замену потерянным копьям. Не вышло, оступились хитроумные политики. Подумать только, опереться на наёмных союзников? Нет, и не может быть у империи ни союзников, ни друзей. Так, допустимо кратковременное совпадение интересов, не больше. Вот и мы, для нынешних никейских политиков имеем лишь временный интерес. Так что я, историями Алексия о дружбе и помощи хоть и верю, но надежды на его покровителей особо не питаю. Более того, во мне всё крепче растёт уверенность, что он уже давно действует без огдлядки на кого либо.

  ― А хватит ли у него сил?

  ― Думаю, хватит. Ты сам видел, какие орлы эти меркурьевцы. Это у отца нашего, упокой господь его душу, была шайка каких-то обормотов под рукой.

  ― Отчего же, Аристарх был первым мечом у Дуки Ватаца.

  ― Какая разница, первым или вторым? Сейчас всё иначе, да и нет у нас никого, к кому б с тайной обратиться можно было.

  Священники разговаривали в возке всю дорогу. Несколько вёрст разделяющие крепость у камня и деревню, а вернее с этого дня уже село, четвёрка лошадей преодолела бы за пару часов, но Ермоген не любил быстрой езды, считая, что всё должно быть в жизни размеренно. Кучер привычки епископа знал, а посему волю кнуту не давал, лошадок не напрягал, и кортеж прибыл на место только к вечеру. Возможно, так вышло случайно, а может, потому, что все тёмные делишки вершатся при власти луны; как бы там ни было, новость, привезённая Ермогеном, была с душком, а в политике иначе и не бывает.