- Не знаю. - Хиба вспомнила, как точно так же сидела на коленях у отца и держала во рту палец, а он ласково запрещал ей это делать. Она видела, что Герхард пытается заменить ей родителей, но видела и некоторые различия - действительно, его доброе отношение было подделкой. Все, кто живёт на Востоке, должны уметь торговаться. Это - искусство, в котором совершенствуются всю жизнь, поскольку именно оно и приносит богатство, власть и уважение. Каждая выгодная сделка немного повышает твой статус в обществе, к тебе относятся с чуть большим уважением, и ты понимаешь людей всё лучше. И наоборот, каждая неудачная сделка ведёт тебя вниз, во власть Иблиса. Так учила её мать, и Хиба понимала истинность её слов. И сейчас, когда Герхард пытался её переубедить, девочке легко было заметить ложь в его словах. Наверное, правдой было то, что говорили в старой школе, где все втайне или даже явно исповедовали ислам: роткрейцеры - это завоеватели, отобравшие у них родную землю и запретившие им даже пожаловаться Аллаху. А если ты не помолишься, то никто тебя и не услышит. Хиба, давно забывшая, когда последний раз была в мечети, понимала, что душа её безнадёжно пропала и обречена на вечные муки...если Аллах существует. Но ведь Герхард говорит, что ислам - это болезнь, которую распространяют обиженные, сказала она себе. Надеясь, что выражение её лица достаточно доверчивое, девочка подняла взгляд - и встретилась с суровым взором Герхарда, готового покарать её за непослушание. Но за этой маской Хиба вдруг увидела его сущность - такого же человека, как она, пытающегося обмануть собеседника и достичь более выгодных условий сделки.

   Герхард лжёт, повторила Хиба про себя - и восхищённо улыбнулась роткрейцеру.

  5

   Хиба всё чаще и чаще уходила на улицу, чтобы поиграть со своими арабскими сверстниками. Ни Герхард, ни школьные учителя не запрещали ей этого, хотя никто из детей роткрейцеров никогда не присоединялся к ней и её новым подружкам, несмотря на то, что они жили в одном квартале. Задумавшись об этом, Хиба пришла к выводу, что случись нечто подобное, роткрейцеры подвергли бы своих отпрысков наказанию. В понимании сотрудников Красного Креста европеоиды были сливками, а арабы - сливными стоками их сложного "конфедеративного" общества, раздираемого этническими и религиозными противоречиями. Однако в случае с Хибой никаких возражений не было - Герхард даже сказал ей, что это хорошо, что она не забывает о своих корнях. Арабские девочки сперва держались отчуждённо, постоянно отворачивались и о чём-то шептались, а Назик, которая была у них за главную, как-то даже толкнула её. Всякий раз, вспоминая, что случилось потом, девочки хихикали - конечно, когда рядом не было Назик. Несмотря на то, что Хиба была младше на год и уступала своей противнице в росте, она показала, что не даром носит форму роткрейцеров. Усвоенные с помощью ментоусилителя и опытных наставников приёмы джиу-джитсу позволили ей с лёгкостью расправиться с Назик - оказавшись в нелицеприятной позе с вывернутой за спину рукой, та сама запросила пощады. На следующий день Хиба угостила всех засахаренными финиками, и даже Назик, всегда мрачная, посветлела и заулыбалась.

   - У нас говорят, эта форма - она цветом, как помёт, - сказала Назик однажды, много дней спустя, без какой-либо причины. Хиба кивнула, она понимала, что Назик всё это время обдумывала, как объяснить своё поведение - и извиниться, не извиняясь. Они часто играли в разные игры в ментотрансляторном кафе, а однажды даже совершили совместный намаз. Одна из девочек, её звали Фатиха, вдруг извлекла лист нановолоконной бумаги с отпечатанным на арабском текстом молитвы и предложила помолиться. Все охотно согласились; никто толком не знал, как и что нужно делать, но, повторяя за остальными слова и движения, Хиба заметила, что кое-кто - и, конечно, в первую очередь, Назик - только делает вид, что молится впервые, а на самом деле всё хорошо ими заучено. Наверняка, они занимались этим не впервые, возможно, даже, что молились раньше втайне от Хибы. Это было неприятное ощущение - вновь оказаться человеком второго сорта, на сей раз - среди "своих", среди арабов.

   - Аллах велик! - повторила Хиба за всеми.

   В ментотрансляторном кафе были и мальчики, даже парни - молодые мужчины, успевшие отрастить бороду. Они курили гашиш и глотали таблетки какого-то наркотика, именуемого "психо". Один из них, явно пользовавшийся уважением товарищей, представился Умаром. Ему было пятнадцать, на два года больше, чем Хибе. Как оказалось, Назик, Фатиха и остальные девочки отлично знали его - Хиба почувствовала приступ жгучей ревности, глядя, как он источает им комплименты и выслушивает ответные подначки.

   - А это кто? - спросил он вдруг жёстко. Взгляды присутствующих обратились к Хибе, которая ощутила себя словно нагой в своей школьной униформе. Отсутствие нашивки с крестом, пусть и не положенной ей по возрасту - но она-то знала наверняка, что никогда такой не получит! - жгло её плечо, словно калёное железо. И, как назло, именно она превращается в изгоя уже в кругу арабов - опять-таки потому, что на ней эта форма.

   - Это - Хиба, - сказала Назик, чуть скривившись. - В общем, она нормальная.

   Умар одарил Хибу ледяным взглядом, который, словно рентген, пронизывал её насквозь. Казалось, он читает её мысли - а может, просто пытается поджечь, используя некое заклинание. Девчонки, с которыми она общалась, верили в то, что такое возможно. И Назик! Как коварно она произнесла это слово "нормальная" - ни один человек, имеющий каплю достоинства, после этого не стал бы водиться с Хибой. О, это был наиболее удачный момент для мести! Хиба почувствовала, что краснеет. Внезапно ей захотелось убежать домой, к Герхарду, и рассказать ему всё.

   Совладав с собой, Хиба сжала губы и улыбнулась. Эта улыбка, пусть и вымученная, вернула ей самообладание. Умар ещё раз посмотрел на неё своим обжигающим взглядом, повторно вогнав Хибу в краску, а потом кивнул и начал о чём-то шептаться с Назик. Та выслушала его и, улыбнувшись, сказала подругам, что им пора. Хиба была немногословна, пока они шли домой, в свой квартал, в то время как остальные девочки оживлённо обсуждали парней - и, особенно, Умара.

   - Хиба, да ты словно не в себе, - подошла к ней Назик. - Уж не влюбилась ли случайно?

   Кто-то рассмеялся, и вскоре вся компания подхватила этот смех. Прохожие удивлённо озирались, когда они проходили мимо.

   - Хиба влюбилась в Умара! - кривлялись девчонки. Хиба, побледнев, одёрнула форменный жакет и ускорила шаг. Не говоря ни слова, она оттолкнула Назик, чей широкий рот от смеха казался просто огромным, и побежала. Никто её не преследовал; вскоре она исчезла в вечернем сумраке, оставив подружек судачить о её странном поведении.

  6

   Янек Дворак был стеснительным мальчиком. Он родился вне брака и рос без отца, поэтому в школе ему приходилось несладко, хотя Тош и покровительствовал ему. Сам Тош был разведённым, и неоднократно посещал Ханну Дворак по вечерам; порой Янеку приходилось выходить погулять - на его лицевом счету в это время появлялись деньги, достаточные для того, чтобы посетить ментотрансляторное кафе. Янек очень стеснялся всякий раз, когда Тош обращался к нему; в таком же тоскливом, как у его матери, взгляде читалась надежда на то, что командор раскроет мальчику самую сокровенную тайну и назовётся его отцом. Тош в таких случаях улыбался, стараясь не травмировать ребёнка без нужды; имя настоящего отца, высокопоставленного чиновника из Рима, было ему известно, это подтверждали и результаты генетической экспертизы, разумеется, неофициальной.