Теперь их прикрывал один Филин. На вражескую канонаду он откликался короткими очередями. Надо было что-то предпринимать. Но что?

– Командир! – подбежал разгоряченный боем Филин. – Уходите, я вас прикрою.

– Нет, Николай, нельзя… Отходим вместе… – прохрипел лейтенант.

– Нам иначе не уйти, товарищ воентехник, – обратился боец к Сергею. Баталин согласно махнул: давай Коля. Он вытащил из подсумка гранату и передал Филину.

– Последняя, держи.

– Может, не надо, оставьте себе на всякий пожарный.

– Это и есть самый пожарный.

Два других бойца молча протянули Николаю по гранате.

– Теперь я вооружен до зубов, – пошутил Филин и, развернувшись, не прощаясь, зашагал навстречу врагам.

Баталин подхватил лейтенанта, Правдин – Коскинена и они потащились вперед. Разведчики уходили все дальше, прислушиваясь к трескучим очередям за спиной.

«Одна граната», – считал Сергей. Следом за взрывом стучал, стучал филинский автомат. Вновь обрывались звуки, наступала тишина. Сердце заполняла тревога: неужели все. Вдруг вновь долетало знакомое «та-та-та». Жив, курилка, жив. Еще один разрыв гранаты, и опять ночное безмолвие. Но вот пущена в ход третья граната, за ней короткая очередь, все окончательно стихло.

Теперь они шли в полной тишине. Сделали привал, перевязали командира и опять в путь. Однако вскоре стало ясно – им не под силу одолеть многокилометровый путь по заснеженному лесу к своим. На очередном привале лейтенант Мостыгин сказал вслух то, о чем думали остальные.

– Что-то мы не то делаем, ребята. Надо строить шалаш, маскировать его, мы с Пааво остаемся. А вы идете к своим и возвращаетесь с подмогой.

Баталин с Правдиным обшарили округу, нашли подходящую яму. Нарубили лапника, выстелили им низ ямы, уложили туда раненых, верх закрыли ветвями деревьев, оставив небольшой лаз. Сергей передал командиру оставшиеся у него галеты.

– Все, мужики, ждите. Мы вернемся за вами.

Они двинулись к своим. Шли всю ночь. Дальняя дорога по лесу, холод, мороз, и хоть они не были ранены, но силы разведчиков иссякли. Утром их заметила группа бойцов из второго отряда. Нашла в поле, когда они сели передохнуть. Обоих привезли в расположение части на санях.

У Баталина поднялась температура. Он не знал, что специально снаряженная группа ушла на поиск оставленных в лесу. Однако разведчики вернулись под утро ни с чем. Найти шалаш Мостыгина и Коскинена не удалось.

Сергей узнал об этом только утром, когда его пришел проведать командир отряда капитан Харитоненков.

– Товарищ капитан, Григорий Самсонович, – разволновался Баталин, – замерзнут же ребята.

– Не замерзнут. Мы снаряжаем новую группу. Включили туда самых опытных, из тех, кто знает лес, – успокаивал его капитан.

– Я знаю этот лес. Сам устраивал шалаш. Мне непременно надо идти.

– Куда ж тебе, бедолага. Едва пришел в себя.

– Иначе нельзя. Если эта группа не найдет, тогда все, конец Мостыгину и Коскинену.

Командир отряда вздохнул:

– Не дойдешь ты, Баталин. И врач категорически против.

– Прикажите группе взять волокушу. Не смогу идти, подвезут, дотащат. Бойцы молодые, сильные, спортсмены. Зато точно найдем ребят.

Харитоненков согласился. Приказал следить за самочувствием Баталина. Тащить, нести, главное, чтобы вывел на раненых.

Когда группа наконец нашла лежку, лейтенант Мостыгин находился без сознания, Коскинен держался из последних сил. Их доставили в подразделение, потом срочно перевезли в госпиталь. Вместе с ними угодил в госпиталь и Баталин. Новый поход в тыл не прошел даром: вновь поднялась температура, врачи поставили диагноз – пневмония легких.

Поскольку лежали они в одном госпитале, Пааво Коскинен часто приходил к Баталину. Спускался этажом ниже, заходил в палату, протягивал свою большую ладонь и широко улыбался.

– Здорово, мой дорогой спаситель.

Баталин неизменно отвечал ему по-фински.

– И тебе не хворать, мой боевой финский друг.

Иногда все происходило наоборот: Пааво приветствовал его по-фински, Сергей отвечал по-русски. Соседи по палате с удивлением смотрели на этих двух, то ли русских, то ли финнов. Разведчики устраивались поудобнее и подолгу говорили друг с другом.

После лечения Баталину было приказано явиться в штаб армии. Его встретил старый знакомый кадровик интендант 2-го ранга Шкурко.

– Здорово, герой! Опять отличился. Так и тянет тебя на подвиги, – улыбался кадровик.

– Какие подвиги?

– Не скромничай, Баталин. В дальнем рейде сражался, штаб вражий громил, сам погибал, а товарищей выручал. В конце концов, это не моя оценка, а твоих командиров.

Он вытащил из синей ледериновой папки какой-то документ, протянул его Сергею.

– Не положено, но так и быть по старой дружбе, читай.

Воентехник прочел сверху: «Наградной лист». И дальше – «Фамилия, имя, отчество, звание, должность, часть». Баталин Сергей Иванович, переводчик особого лыжного отряда, представляется к награждению медалью «За отвагу».

Баталину стало жарко. Он, не веря глазам своим, перечитал еще раз: «… к награждению медалью “За отвагу”». А ниже строка: «Краткое конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг». «Какого подвига? – не понял Сергей. «Тов. Баталин, – побежали слова, – был отобран комиссией из числа ленинградских добровольцев, как один из лучших. В особом лыжном отряде 9-й армии сразу же проявил себя образцовым воином.

Действуя в далеком тылу противника, совершая большие тяжелые переходы с боями в очень сложных боевых условиях, тов. Баталин проявил себя, как энергичный и преданный нашей социалистической Родине, как боец и командир.

В разведываемом районе западнее Кухмониеми группа в составе которой действовал тов. Баталин, разгромила штаб крупной белофинской части. В ходе отхода, когда был ранен командир, тов. Баталин возглавил группу, которая, отступая нанесла большие потери противнику…»

– Насладился? Все, хорошего понемножку, а то еще нос задерешь, зазнаешься.

Интендант забрал наградной лист, перевернул страницу.

– Какие люди подписали твой наградной! Гордись! Командир особого лыжного отряда полковник Мамсуров, военком старший политрук Черемных, начальник разведотдела штарма девять полковник Соколов, военком разведотдела батальонный комиссар Донской. Так что крути дырку для медали.

Шкурко встал, пожал руку Баталину:

– А теперь, герой, за парту. Нам нужны не только смелые диверсанты, но и грамотные инженеры.

Сергей Баталин возвратился в родную академию. Через несколько месяцев, летом 1940 года, он защитил диплом, привинтил к петлицам по третьему «кубарю», став воентехником 1-го ранга. Ему приказали явиться в отдел кадров Разведуправления по адресу: Москва, улица Карла Маркса, дом 17. Здесь он получил предписание убыть в свою первую заграничную командировку в Китай.

Поезд устало замедлил ход, жалобно заскрипев тормозами. Лязгнули сцепки вагонов, и лязг этот, словно тревожный звонок, побежал от головы эшелона к хвосту, извещая пассажиров об остановке.

Краснолицый, крупный мужик скатился с верхней полки и, протирая заспанные глаза, бросился к вагонному окну.

– Знать, приехали? Куйбышев?

– Да нет, – остановил его молодой парень в кургузой, поношенной вельветовой курточке, – какой-то полустанок.

В вагоне установилась тишина, пассажиры услышали, как хлопнула входная дверь. Мужской осипший голос поздоровался с проводницей, представился:

– Комендантский патруль. Проверка документов.

Краснолицый достал из-под полки мешок, развязал затянутый узел, вытащил документы, бережно завернутые в газетку. Парень в вельветовке запустил за пазуху руку, отыскивая паспорт. И только молчаливый пассажир на второй полке не шелохнулся. Наверное, спал.

Патруль, молодой лейтенант, еще в новой, по-видимому, недавно выданной гимнастерке с кобурой на боку и два солдата с винтовками шли по вагону. Им протягивали документы, лейтенант, слегка шевеля губами, вчитывался в фамилии, иногда задавал однотипные вопросы: «Куда следуете?», «Ребенок с вами?» и, получив ответ, удовлетворенный возвращал паспорта, двигался дальше. Солдаты молча следовали за ним.