– Такой шанс подвернулся. Прошло всего несколько дней войны, а мы уже шпиона разоблачили. Да какого! В рядах наших разведчиков-радистов. Это тебе не слесарь с «Красного молота», который анекдоты антисоветские на кухне травит. Расколем, реально по шпале в петлицу получим.

– Мне до шпалы далеко.

– Значит, кубарь заслужишь.

Сержант заулыбался. Такая перспектива ему явно была по душе.

– А получится? Расколем?

Лейтенант криво усмехнулся.

– Дорогой мой, у меня в тридцать седьмом комдивы на допросах, как дети рыдали. Но пока ни-ни, пальцем радиста не тронь. Мы ему такую карусель устроим. Ночь не поспит, другую. Посмотрим. Сейчас половина третьего. Спать ему не давай. Терзай, задавай любые вопросы. Какие неважно. Я вздремну, часа через два тебя сменю.

Николай Андреевич не соврал. В половине пятого утра он сменил сержанта и продолжил допрос. В семь эстафету принял Марк.

В половине девятого в допросной раздался телефонный звонок.

– Сержант! – услышал Марк знакомый голос в трубке. – Арестованного ко мне в кабинет.

Кабинет лейтенанта находился на третьем этаже. Сержант вывел Баталина из допросной, они поднялись по лестнице на третий этаж, и в коридоре неожиданно встретили начальника управления НКВД старшего майора госбезопасности Карпова. Сержант не успел разглядеть лица, он только увидел два ромба в петлице и понял, что перед ним самый старший начальник.

Карпов остановился, с удивлением глядя на помятого, невыспавшегося, небритого арестанта в гражданской одежде.

– Сержант! Это что такое?

– Шпион! – вытянулся в струнку Марк.

– Какой шпион?

– Немецко-японский… Снят с поезда с оружием и без документов.

– Кем снят?

– Лейтенантом Дрыгало и мною.

Старший майор еще раз окинул взглядом арестованного.

– Почему не доложили? Ко мне его в кабинет. Я буду через десять минут.

Начальник управления возвратился к себе, отпустил сержанта, задал единственный вопрос:

– Вы кто такой и как к нам попали?

Баталин который раз за сутки рассказал о себе, о том, как возвращался из Китая, был арестован в поезде, препровожден в НКВД и здесь его всю ночь допрашивали. Он много раз просил позвонить в Москву по телефону. Но его никто не слушал.

Карпов снял трубку телефона и спросил Баталина.

– Какой вы сказали номер?

– К-т5–30–00.

Он произнес номер в трубку. Подождал, и когда ему ответили на том конце провода, представился.

– Скажите, воентехник 1-го ранга Баталин Сергей Иванович – это ваш сотрудник?

Сердце Баталина забилось чаще, он замер, в упор глядя на старшего майора госбезопасности. Тот положил трубку, но по лицу нельзя было понять, что ответили ему в Москве.

– Сергей Иванович! – Неожиданно этот строгий начальник с двумя ромбами в петлицах, что соответствовало армейскому званию комдива, обратился к нему по имени-отчеству. – Произошла ошибка. Сейчас вам помогут привести себя в порядок, покормят, и через три часа посадят в поезд, идущий в Москву. В Разведуправлении вас ждут. Соответствующие документы вы получите.

– А пистолет? – забеспокоился Баталин.

– Оружие вернут. Желаю благополучно добраться до столицы.

На вокзал Сергея сопровождал угрюмый и злой лейтенант госбезопасности Дрыгало. Видимо, у него уже состоялся разговор с начальником управления. Он получил билет у железнодорожного коменданта, молча сунул его в руку Баталину, проводил до вагона.

– Прощайте, товарищ лейтенант госбезопасности, – сказал Сергей и протянул руку Дрыгало. – Простите, что не получилось из меня немецко-японского шпиона.

Рыбьи глаза Дрыгало остекленели.

– Повезло тебе, сучий потрох…

Он развернулся и, не пожав руки, зашагал прочь от вагона.

Начальник первого отдела Разведуправления полковник Павел Селезнев внимательно выслушал доклад воентехника Баталина. Как можно подробнее попросил рассказать об аресте в Куйбышеве, допросе, диких абсурдных обвинениях. Чем больше говорил Сергей, тем беспокойнее становилось на душе у полковника. «Их даже война не угомонила. – думал он. – Впрочем, почему она должна была их угомонить? Теперь, прикрываясь войной, они и вовсе будут творить, что захотят. Этот случай очень тревожный сигнал. Реально могли замордовать парня. А пора бы уже и с настоящими шпионами разбираться, а не с придуманными. Но с теми намного труднее и опаснее. Он, конечно, напишет докладную начальнику, только, что толку…»

– Вот что я тебе скажу, Баталин. Мой совет на будущее: держись от них как можно дальше.

– Я ведь в гости к ним не напрашивался. В Сарыозеке у начальника просил, дайте мне хоть какую-нибудь справку, а то и, вправду, в гражданке, с пистолетом, без документов…

– Согласен. Наш просчет. Но у начальника тоже приказ: разведчиков не светить. До тебя десятки наших таким же образом отправляли. До Москвы добирались без всяких проблем, любо-дорого. А ты как раз на 22 июня угодил, границу пересек. Пока до Куйбышева добрался, тут уже все тылы на поимку шпионов подняли. Тупизна это дремучая, немецкие шпионы без документов не пойдут. У них, не сомневаюсь, будут отличные документы. Вот о чем надо думать НКВД.

Полковник Селезнев раскрыл большую старую тетрадь, полистал ее, нашел нужную страницу.

– Вот что, Баталин Сергей Иванович, ты временно прикомандирован к первому отделу. Дальше посмотрим.

– А как же служба радиосвязи? – удивился воентехник.

– Там в курсе. Ты хорошо поработал в командировке. Теперь придется потрудиться здесь. Отдел, к сожалению, у нас небольшой, людей мало. Опыта тоже. А у тебя за спиной финская война, Китай. Обещают вроде нас в управление развернуть, но пока… Так что дел…

– Вагон и маленькая тележка, – подхватил Баталин, вспомнив вдруг любимое выражение начштаба 44-й дивизии полковника Онуфрия Иосифовича Волкова.

– Это ты тонко подметил, – усмехнулся Селезнев. – Поэтому не откладывая дела в долгий ящик, мы сейчас идем разгружать этот вагон. Точнее, идем на допрос. Как раз и тебе тренировка в немецком, а то ведь в последнее время ты все больше китайским занимался.

– Некогда там было китайский учить, товарищ полковник. Главное выжить, да связь дать. Чтоб японские шпионы, которых немало среди китайцев, не отравили.

Полковник захлопнул тетрадь, спрятал ее в сейф и встал из-за стола.

– Что за допрос? – поинтересовался Сергей.

– Сейчас увидишь. Правда, мы уже назначили переводчика, но ничего страшного. Как говорят, кашу маслом не испортишь. Допрашивать будем немецкого летчика, сбитого над нашей территорией. Сейчас, чтобы ты знал, принята директива об обязательной и немедленной отправке в Москву, к нам в Разведуправление, пленных офицеров, унтер-офицеров и летчиков вермахта.

Селезнев вместе с Баталиным вышли из подъезда во двор, завернули за угол здания и оказались перед маленькой одноэтажной постройкой. Полковник открыл скрипучую дверь, шагнул в комнату. Сидевший за столом младший лейтенант поднялся.

– Летчик здесь? – спросил Селезнев и, не ожидая ответа, приказал: – Заводи. Начнем.

Полковник сел справа у стены, Сергею предложил расположиться напротив.

Караульный с винтовкой на плече ввел в комнату пленного. Перед ними стоял среднего роста, рыжий капитан люфтваффе. На макушке волосы его были ярко-рыжими, а к вискам постепенно светлели, словно выгорели на солнце. Брови светлые, соломенные, едва видимые на бледном лице.

Баталин впервые лицом к лицу видел врага. На летчике был мундир с открытым воротом, сорочка без галстука, погоны с двумя звездочками, на грязновато-желтых петлицах по три птички, ниже – дубовые листья. Пилот, как показалось Сергею, был несколько помят и обескуражен, но держался уверенно.

Переводчик начал задавать вопросы. Спрашивал как-то неуверенно, тихим голосом, все время поглядывая то на полковника Селезнева, то на Баталина.

Из ответов летчика стало ясно, что зовут его Питер Ланге. Это не первый его налет на Москву. Командир сбитого Ю-88 вел себя умело и хитро. Он убеждал переводчика, что в тайны командования не посвящен, знал только маршрут своей боевой машины, район бомбежки, да и то до него не дотянул, был сбит зенитной артиллерией, выбросился с парашютом. Экипаж его самолета, судя по всему, погиб.