Проснулась я оттого, что коняга резко сбросил скорость. Открыла глаза, а потом и рот – от изумления. Дамба знакомая. За ней мост через реку начинается. Нормальный мост. Такой же, как обычно. А вот все остальное!

Коняга обогнал фургон, который весьма бодро вез бык. Водителя (или кучера?) видно не было. Впереди фургона выступала кабинка с тонированными стеклами. Потом Артур резко ушел вправо, потому что ему навстречу во весь опор мчался облаченный в черный пластик дилижанс. Двойка вороных адски помигали красными глазами, и наш монстр сбавил скорость.

«Гаишник, наверное, – подумала я и вздохнула. – Так вот какая ты – быстро прогрессирующая шизофрения». Кстати, чуть дальше действительно стоял наш родненький гаишник в форме со светоотражающими вставками.

Чем ближе мы подъезжали к городу, тем больше становилось машин (то есть скотин). Всех видов и расцветок. Однажды даже видела верблюда. Он достаточно бодро вез сдвоенный фургон, на котором белым по красному было намалевано «Магнит». Несколько раз нам встретились любители покататься верхом. Но их было немного, гоняли они почище байкеров, а при встрече со скакуном Артура их кони ржали. На что наш резвый рысак отвечал таким же радостным ржанием.

Некоторые дома, что встречались по пути, я узнавала, но, как правило, это были старые постройки: эпохи Сталина и те, что были раньше. Вместо панельных коробок стояли здания овальной формы, а современные высотки заменились высоченными термитниками-небоскребами. Выглядели последние ошеломляюще красиво. Они были похожи на инопланетные замки, раскрашенные неоновой рекламой хорошо знакомых брендов. «Spar», «Билайн», «L’Oréal», «Макдональдс», «Магнит» – все родное и знакомое. Система дорожного регулирования тоже была такой же, как в обычном мире: разметка, светофоры, дорожные знаки. И маршрут вполне узнаваем. Освоившись, я даже оказалась в состоянии подсказать дорогу. Когда мы промчались еще по одному мосту, ведущему в верхнюю часть, я решилась на совет:

– Сейчас лучше направо. А то здесь даже по ночам бывают пробки.

– Я в курсе, – коротко отозвался Артур.

Скоро мы въехали в центр города. И я испытала культурный шок – мое любимое место для прогулок исчезло. Где милые сердцу купеческие домишки и чугунные статуи дореволюционных дяденек и тетенек? Их не было. Везде высились термитники – один выше другого. И если ночной город сам по себе освещался неплохо, то здесь все было просто залито неоновыми огнями. У некоторых зданий с рекламой кинотеатров, ресторанов, стриптиз-баров, кафешек толпились экипажи, ходили люди. Знакомых названий уже практически не встречалось. Разве что «Газпром». Но и он сам, и его «Мечты сбываются» довольно куцо выглядели на фоне сверхгигантского сооружения напротив него. На фасаде переливались всеми оттенками синего голограмма черепа и надпись «Некропром. Вечные ценности». Были и другие небоскребы. Но названия мне ничего не говорили. Запомнилось одно своей агрессивной кирпично-красной расцветкой и живым изображением гигантских черных муравьев, что карабкались по стене. «Формальдегид&Ко», со зловещим подмигиванием сообщала мне реклама. «Мы думаем о вас».

Когда мы въехали на проспект, начал накрапывать дождик. Противный такой, холодный. Я стала мерзнуть и загрустила. Куда еду, сама не знаю. Что увижу вместо родного городка? Подмигивающие черепа? Я испустила вздох облегчения, когда впереди показались знакомые дореволюционные постройки родного университетского городка, окруженного яблоневым садом. Артур остановил конягу и помог мне спешиться.

– Приехали, – сообщил он мне.

Признаться, мне стало вдруг страшно. Он уедет, а кто встретит меня в моей любимой общаге? Однокурсники-мутанты с пылающими, как у коняги, глазами?

– Хороший коник, быстрый, – засюсюкала я, касаясь шелковистой морды монстра. Он не отреагировал. – А как его зовут?

– Мерин 10А, – чуть удивленно отозвался он. – Слушай, с тобой точно все в порядке? Может, к врачу отвести?

– Я в порядке, – промямлила я.

Он уже взялся за луку седла, но я остановила:

– Я вот подумала…

– Ну? – нетерпеливо бросил он.

– Я же тебе вроде как должна…

– И? – подбодрил он меня.

– Понимаешь, я пока на мели. Но вот через пару недель мне должны деньги на карточку придти. И тогда я расплачусь с тобой. Честно.

Дождик становился все сильнее, и его волосы намокли, а по лицу бежали ручейки. По моему тоже. Я зябко охватила себя за плечи и продолжала смотреть на него. Что-то вроде паники зарождалось в моей душе.

Артур подумал и мотнул головой.

– Нет, слишком долго.

Он шагнул ко мне, запрокинул голову и поцеловал. Не по-детски так поцеловал. Поцелуй все длился и длился, а мне не хотелось, чтобы он прекращался. Хотелось, чтобы он длился всегда. Вот только дыхание кончилось.

– Вот и расплатилась, – весело заметил он и провел пальцем по моим пылающим губам.

А потом вскочил на своего монстра и умчался вдаль. А я посмотрела ему вслед, вздохнула и потопала в общагу.

Первое время я шла по тенистым аллеям городка и нервно оглядывалась по сторонам. Но никого не увидела. Дождик почти закончился, и свет редких фонарей купался в лужах. Один раз боковое зрение уловило какое-то движение в кустах. Я чуть не заорала, но потом поняла, что это кошка. Короче, страха натерпелась порядочно. Зато когда, наконец, подошла к общаге, испытала некоторое облегчение. Никогда не думала, что обычная брежневская коробка может так услаждать взор. Не знаю, каким чудом, но она сохранилась в этом шизоидном мире в своем первозданном виде – родненький серый прямоугольный параллелепипед с пятью рядами окон. Сейчас он казался мне эталоном архитектурной изысканности и сдержанной красоты.

Судя по большому количеству темных окон, было уже довольно поздно. Интересно, сколько времени? Мой старенький Nokia уже пару недель как приказал долго жить, а новый телефон пока купить себе не удосужилась. В принципе, он мне особо и не нужен. Все мои друзья жили под боком, а после того, как дядя Леня пропал, надобность созваниваться с родными отпала сама собой по причине отсутствия оных.

Я потрогала свой пузатый рюкзачок, но доставать оттуда Прелесть не стала. Все равно она разряжена. Просто на меня успокаивающе действует сам факт ее присутствия. Вот и сейчас, нащупав ее каркас, приободрилась. Да, в конце концов, не так уж и важно – насколько далеко за полночь я заявлюсь. Скандала все равно не избежать. С этими мыслями я поднялась на бетонное крыльцо и торкнулась в дверь. Она оказалась предсказуемо запертой изнутри. Я нажала на звонок, сжала кулаки и расправила грудь, собираясь с духом.

Окна вспыхнули мягко желтым, послышались шаркающиеся шаги и родной сердитый голос вопросил:

– Чего надо?

Ох, как я обрадовалась! Мое временное помешательство закончилось. Мир стремительно приобретал привычные и родные очертания. И пусть я получу нагоняй. Пусть! Главное, я дома.

– Марь Иванна, это я, Кристина Мерлина из 315, – привычной скороговоркой заныла я. – Пробка такая жуткая, Марь Иванна. Опоздала я.

– Ты по жизни, Мерлина, в пробке, – непреклонно отчеканили мне в ответ.

– Ну, Марь Иванна, – еще горше застенала я. – На улице дождик. Хо-олодно.

Лязгнул замок, и дверь открылась. Я радостно нырнула в проем теплого желтоватого света и счастливо выдохнула. Все было, как всегда: с левой стороны – стойка, маленький телевизор и стеллаж с ячейками для ключей; с правой – просторный холл с домашними цветами в кадках и казенными стульями; впереди – желанный коридор и Мария Ивановна как несокрушимая преграда на пути в теплую постельку. Она стояла, широко расставив ноги и подперев руками бока, и очень неодобрительно взирала на меня. Впрочем, это ее обычное выражение лица. Иногда она выдавала такие фортели – мама не горюй. Очень пожилая дама умела внести оживление в наше скромное житие. Но при всем при этом у нее была ахиллесова пята, о которой она даже не подозревала. А мы знали и безжалостно этим пользовались. Секрет этот бережно передавался из поколения в поколение: Мария Ивановна больше всего на свете боялась понести ответственность за чрезмерную верность долгу. Что приедут бравые парни на воронке и вопросят так строго: