На межконтинентальные поезда не пускали без керали. Нет денег на неё – иди пешком, держись подальше от других, потому что кераль равно безопасность. С тех пор как это началось цены на неё начали расти в геометрической прогрессии. Людям без керали было запрещено пользоваться транспортом, запрещено появляться в людных местах. Так происходило на Маэре, на Грине, на Линделе, только с Дэнхиммел не было вестей. Ходили слухи, что именно оттуда все началось, но подтверждения или опровержения этим слухам не было.

Межконтинентальный был единственным способом выбраться из Айха. Город небоскребов, которых теперь больше, чем людей. Айх богат обилием техники, что следила за ним, а теперь разваливается. Богат чересчур широкими улицами, по которым теперь редко кто ходит. Он стал таким после этой проклятой катастрофы. Люди отдавали за кераль последние деньги, лишь бы защитить себя и своих близких. Проклятая катастрофа и этот проклятый металл будто появились вместе. Пророки Новой Церкви кричали на каждом углу, что это великий дар человечеству, призывали отказаться от керали и принять Связь.

– Примите! Не отказывайтесь! Выбрасывайте проклятый металл! Примите дар! Бог послал его вам! – кричал седовласый человек в драном бежевом пальто, то и дело закидывая серый замызганный шарф обратно за плечо. Он так активно жестикулировал, что шарф постоянно слетал. – Бог сделал это с вами!

Я остановилась.

– Люди сделали это, – заметила я хрипло, в горле запершило от холодного утреннего воздуха.

Мужчина обернулся ко мне, улыбнулся, оголив на удивление ровные и белые зубы.

– Бог создал людей, чтобы люди создали дар, – ответил он.

– Связь убила моего сына, убила мою сестру. Как можно называть это даром? Это проклятие! – я пыталась сдержать гнев, но за меня говорил алкоголь. Он еще не выветрился за ночь.

Мне хотелось нарваться на кого-то, наорать, выместить на нем раздражение. Но пророк Новой Церкви, видимо, был не намерен со мной ругаться. Сукин сын! Он, мягко улыбаясь, спустился со своего импровизированного помоста, сделанного из двух больших пластиковых контейнеров, и подошел ко мне.

– Там есть бар за углом, хотите выпить? – неожиданно заявил он. Я нахмурилась и прокашлялась, горло саднило.

– Мне туда нельзя. Я там уже бывала как-то раз…

– Ну, можно найти другой.

– Что тебе надо от меня? Ты спускаешься с этих коробок каждый раз, когда кто-то орет на тебя в ответ?

Он продолжал улыбаться. Его лицо показалось мне на удивление приятным, что даже противно. Лет ему, на мой взгляд, около пятидесяти, не больше.

– Я спускаюсь, когда вижу, что человеку плохо и ему нужна помощь.

Я хохотнула, вот ведь!

– А ты типа думаешь, что никто тут никому не пытается помочь? Сегодня ты болтаешь о мире и спокойствии, о даре, а завтра превратишься в лужу, облако пара или сгоришь в собственном огне. Или ты собираешься дать мне денег на кераль? Сколько она нынче стоит? Пятьсот, шестьсот за грамм? Или уже до тысячи доползло?

– Вам не нужна кераль, – он попытался тронуть меня за плечо, но я отстранилась.

– Где ты там выпить предлагал?

– Есть еще одно место, но туда придется ехать на метро.

– У меня нет денег на метро. Я хожу пешком. И у меня дела, некогда мне пить с тобой.

– Ну, – он пожал плечами и забрался обратно на помост. – По четвергам и пятницам я здесь, а с понедельника по среду – у верхнего парка, с северной стороны, ближе к закусочной «Синее море».

– Да мне без разницы, – бросила я через плечо, спешно удаляясь.

Бог. Какой еще бог? О каком из миллиона придуманных и привезенных из старого мира боге он говорил?

Голова была мутной, слегка кружилась, в горле саднило. Там, где я ночевала последнее время, было не очень тепло. На Маэре вообще было не слишком комфортно. Раньше терраформисты обещали нам теплое лето, но с приходом катастрофы лето так и не наступило, программы терраформации то ли забросили, то ли законсервировали. Все говорили разное, а с отключенной сетью стало совсем плохо с новостями. Поэтому я сейчас мерзла и, кажется, заболела, а вытертый пуховик с каждым днем грел всё меньше. То ли температура падала, то ли я стала совсем мерзлячкой.

В Айхе, да и на всей планете властвовали дети богачей. Президенты былых многомиллиардных компаний, можно сказать, собрались и купили всех нас с потрохами. Планета заселялась и благоустраивалась на частные деньги. А теперь, когда Связи плевать на то, сколько у тебя денег, богачи скупили всю кераль, до которой могли дотянуться. Поэтому для меня, бездомной нищенки, кераль была просто маленькой мечтой. Однажды я тоже умру, как Август, как Марго. Однажды моя Связь тоже обернется против меня и убьет.

Свернув с 1096, я вышла на 1153. Эта улица была не такой вонючей, как 1096, где гоняли грузовые беспилотники с ужасным выхлопом. 1153 была пешеходной, и я мгновенно влилась в небольшой поток спешащих куда-то, уставших людей. Редким этот поток был, потому что все сторонились друг друга, такая уж у нас появилась привычка. Если кто-то вдруг загорится, лучше держаться от него подальше, иначе заденет и тебя. Страшно было прижиматься в толпе к соседу, страшно ездить на общественном транспорте, в закрытом глухом метро. Но в метро и так пускали очень выборочно, это транспорт для чуть более зажиточных.

Мне некогда было тащиться со скоростью трусов, и я просачивалась сквозь поток. Кафе, бары, магазины, улица 1153 – улица покупок, подвалов, укромных мест на огромных подземных парковках. Раньше полиция пыталась ставить камеры, контролировать всех, а потом забросила это дело. Потому что такие камеры неплохо стоили на черном рынке, и их постоянно снимали, их разбирали на детали, вытаскивали остатки драгоценных металлов из плат, снимали линзы или просто переоборудовали для защиты собственного жилища. Люди старались заработать на всем. Улица черных рынков, грязных сделок и незаконной работы. Такие появлялись в каждом районе.

Айх был сосредоточением небоскребов и странных домов вычурной архитектуры. На новых планетах архитекторы позволяли себе многое, зачастую слишком. Но огромные стеклянные основания небоскребов, их фасады были испещрены вмятинами, сколами, трещинами, там, куда удавалось добросить камень или шарик с краской. Кое-где висели самодельные плакаты и растяжки с призывами к революции, которые еще не успели снять. Где-то лозунги были совершенно абсурдны, вроде: «Сбросьте оковы воздуха! Дышите угарным газом!» Везде попадалась подобная чушь. Сумасшествие или призыв к самоубийствам? Понятия не имею.

Улица была невероятно широка, редкая река людей среди огромных стеклянных и металлопластиковых монстров. Многие стали ходить пешком. Без керали запрещалось пользоваться даже автомобилями. Мало ли что случится, когда ты будешь им управлять, помимо себя, можешь убить еще до черта людей. Конечно, можешь превратить себя и машину в воду и просто стать лужей на скоростном шоссе, но это в лучшем случае.

Я свернула в подъезд огромного черного небоскреба. Он был полностью обесточен и, вроде как законсервирован, но вот парковка под ним была свободна и люди с радостью ею воспользовались. Я прошла через одну из десяти крутящихся, изрисованных краской дверей. Раньше тут стояли автоматические двери, но их постоянно ломали, вынимая датчики. Старые добрые механические двери проявили себя лучше. В холле лежала дешевая пластиковая зеленая плитка с рисунком под мрамор и пыталась прикинуться змеевиком. По плитке в разные стороны тянулись протоптанные толпами людей тропки. Я нырнула в боковой, единственный работающий здесь лифт и поехала вниз. Кабина бессовестно воняла, хорошо, что ехать от силы минуты две. Я попала на огромную, плохо освещенную подземную парковку. Правда, это скорее напоминало некий подземный город. Брошенные одноместные машины неплохо подходили под временное жилье. В них селились те, кто потерял свой дом либо продал его в обмен на кераль. Запах тут был не такой сильный, как в лифте. Люди старались, чтобы вентиляция и вытяжка работали бесперебойно. Тут за этим следили.