Кучер вез меня по незнакомым новым бульварам. Еще бы, ведь я шесть лет не была в Париже! Я заметила, что мы едем не в тот район, и попыталась донести это до возницы – приходилось надрывать голос, чтобы он услышал меня сквозь уличный шум. Извозчик пропустил мои вопли мимо ушей. Надвинув шляпу на глаза, он лавировал между скопищами экипажей и пешеходами.

Остановились мы перед белым зданием на улице Сент-Оноре в Первом округе – модном месте, которое я помнила по своим прогулкам с Розиной. Я вышла из экипажа, кучер подал мне чемодан, и ландо уехало, а я осталась разглядывать лепнину фасада и кованые балконные решетки, свежеокрашенные блестящей черной краской, необлезающей и без следов пробивающейся наружу ржавчины. Кучер явно совершил ошибку. Он оставил меня одну, будто выброшенную на берег после кораблекрушения.

Из дома торопливо вышла женщина в простом черном платье. Мышиного цвета волосы были пойманы в сеточку на затылке, что подчеркивало ее домашний вид. Она напомнила мне матушку Софи, я даже вздрогнула от неожиданного сходства, хотя незнакомка была заметно ниже ростом, имела живые карие глаза и обладала энергичной деловитостью предприимчивого воробья.

Я подумала, что женщина похожа на маленькую птичку. Une petite dame, как позже говорила она сама с улыбкой, обнажавшей желтоватые от чая зубы.

– Ты, наверное, Сара! Я ждала тебя. Я мадам Герар. Живу над квартирой твоей матери. Пойдем, дитя. Ты, вероятно, устала, пока ехала. У меня есть лимонад и свежие круассаны. Ты голодна? Наверняка. Неужели добрые сестры из Граншана не дали тебе никакой еды на дорогу? Как странно. Монахиням следует быть более предусмотрительными. О чем они думали, отправляя девочку в Париж и не дав ей хотя бы кусочка сыра?

Мадам Герар не ждала моих ответов. Продолжая болтать, она загнала меня в дом. В подъезде и вдоль всей лестницы к стенам были приделаны изящные газовые фонари; на четвертом этаже моя спутница указала на дверь со словами «Квартира твоей maman» а сама поднялась на шестой, где толчком открыла менее впечатляющую дверь и провозгласила:

– Вуаля!

Я вступила в уютную, но слишком заставленную мебелью квартиру в мансарде, полную растений в горшках и…

– Кошка! – воскликнула я.

– Ах да. Моя дорогая Фруфру, – любовно проворковала мадам Герар, а бело-серое создание меж тем зашипело на меня и метнулось под диван. – Она старая и, боюсь, сварливая. Как я. Но со временем привыкнет к тебе.

Она – я имею в виду мадам Герар – вовсе не казалась мне старой. Пока я, стянув пелерину, искала свободное место, куда бы ее положить, – все поверхности вокруг были завалены книгами и газетами или заставлены безделушками, – хозяйка пошла на кухню и немного погодя вернулась с подносом.

– Садись, пожалуйста. Твоя мать сказала мне, что ты болела. Расскажи об этом.

Присев на диван, где было меньше всего обтрепанных подушек, я снова услышала шипение Фруфру. Мадам Герар поставила поднос на стол и налила лимонад. Дождавшись, когда я сделаю первый глоток и откушу круассан, женщина села в продавленное кресло, которое, очевидно, являлось ее излюбленным местом. К моему удовольствию, Фруфру покинула укрытие и запрыгнула на колени хозяйки.

– Итак, – продолжила мадам Герар, – ты болела?

– Да, несколько лет назад. – Я сильно проголодалась и готова была съесть еще четыре круассана. – Не будет ли это слишком нахально, если я…

– Давай, – подбодрила меня хозяйка. – Бери все, что нравится. Я принесла их для тебя. Сама не смогла бы столько съесть. А то вдовий траур на мне разойдется по швам! – Она весело рассмеялась, отчего я стала меньше робеть. Кто эта женщина? – Я не то, что ты, – добавила она. – Худенькая, как обмылок. О молодость! Такой ускользающий дар. Посмотри на меня. Теперь я вдова. Потеряла мужа шесть лет назад. Когда-то я была такой же стройной, как ты, хотя и не такой красивой.

Я тайком поглядывала на нее, уминая круассаны. Мадам Герар не казалась мне старой. Заметных морщин на ее лице не было, разве что у глаз при улыбке, а улыбалась она часто. Седых волос не видно, на руках небольшое раздражение, но не пигментные пятна, как бывает у стариков. Нет, она вовсе не старая, но тем не менее вдова. Наверное, поэтому одета в черное.

– Добавим плоти на эти щечки, – пообещала мадам Герар, когда я смахивала крошки с подбородка. – Ты у меня быстро станешь пухлой и розовой, раз уж я взялась присматривать за тобой.

Очевидно, моя мать наняла ее.

– Вы будете моей гувернанткой? – спросила я, вообразив, что, раз в квартире валяется столько книг, именно этим мадам Герар и зарабатывает себе на жизнь: обучает дочерей куртизанок.

– Я? Гувернанткой? – Она опять рассмеялась. – О нет, ma chérie. Твоя мать уже наняла довольно солидную воспитательницу. Некую мадемуазель Брабанде. – Мадам Герар наклонилась ко мне, едва не уронив с коленей Фруфру. – Она говорит, что когда-то занималась с одной из великих княжон Романовых. Очень образованная дама. Но, боюсь, не слишком счастливая. Явилась в этот мир не по своей вине. По крайней мере, я пришла к такому выводу. Она будет отвечать за образование твоих сестер и, полагаю, за твое тоже. Я всего лишь соседка сверху, которой доверяет мадемуазель Бернар. Я не возражаю. Мне нравится, когда есть какое-то дело. У нас с моим бедным Анри детей не было, а я очень люблю ребятишек. – Она замолчала и с поистине детской непосредственностью добавила: – Надеюсь, ты согласишься и мы станем друзьями.

Мне тоже этого хотелось. Мадам Герар была мне симпатична. Я получала удовольствие от ее легкой болтовни, богато приправленной сплетнями. Связанная с возвращением домой тревога постепенно исчезала. Не могло случиться никаких больших бед, если мадам Герар наверху.

– Ты можешь приходить ко мне в любое время. Считай мой дом своим. – Она замолчала; я услышала в ее голосе невольный трепет, когда она продолжила: – Твоя мать очень располагает к себе, но она… не всегда располагает собой. Не чувствуй себя одинокой, пока я здесь.

Я опустила глаза. Очевидно, в моих отношениях с Жюли все осталось по-прежнему. Она даже не задержалась дома, чтобы встретить меня. Вероятно, ушла куда-то с Розиной и своими новыми поклонниками.

Хотя все же кое-что изменилось.

Я вернулась в Париж и обзавелась новой подругой.

Прошло несколько недель. Все это время я спала в свободной комнате в квартире мадам Г. и пыталась завоевать расположение неприступной Фруфру. Наконец прибыли Жюли и Розина, нагруженные багажом, вместе с Региной и Жанной. Первая ревела, вторая была бледна от усталости. Я не преминула отметить, что моя мать взяла их с собой туда, куда ездила. Обида сгустилась у меня в сердце, несмотря на то что Регина бросилась ко мне с радостным криком:

– Ma sœur![5] – Когда Розина попыталась оттащить ее, малышка плюнула на нее и крикнула: – Putain! Не тронь меня!

– Quelle horreur![6] – пробормотала мадам Г. – Такие слова, а ей ведь еще нет и четырех.

Вынув булавки и сняв с головы шляпку, Жюли вздохнула:

– Она повторяет все как попугай, но не понимает ничего из того, что говорит.

Взгляд, искоса брошенный мадам Герар в мою сторону, сообщал: она считает, моя младшая сестра прекрасно все понимает.

– Заходи ко мне попозже, – шепнула соседка и ушла наверх, оставив меня в элегантном салоне новой квартиры моей матери.

Липкие от сладкого пальцы Регины прилипли к моим. Розина с извиняющейся улыбкой сказала:

– Мы должны были вернуться домой на прошлой неделе, но поезда задержались. Какая-то забастовка. Ты проводила время с мадам Герар?

«Нет, – едва не выпалила я, – вилась, как призрак, вокруг вашей запертой квартиры».

Жюли отдавала распоряжения горничной, что делать со сваленным в прихожей багажом. На меня она даже не взглянула.

– Приготовь горячую ванну, – скомандовала мать. – Девочек нужно вымыть перед сном. – Потом повернулась к Регине, которая сердито смотрела на нее. – Иди за сестрой. С Сарой будешь возиться позже.