Танковый пулемет не умолкал. Второй снаряд перелетел овраг метров на десять.

- В два ствола садят, не вылезешь, - Николай зло плюнул под ноги.

- В вилку взяли, третий снаряд будет наш. Овраг маленький: хватит, пожалуй, и одного, а спрятаться тут негде. Были охотники, а вот глядишь, и сами в дичь превратились. - На Василия вдруг накатила апатия и чувство полного безразличия. Он вновь присел, прислонясь к дубу, достал папиросу, но закурить не успел. Третий снаряд накрыл овраг, в глазах потемнело, и наступила тишина.

Василий очнулся на третий день в медсанбате. Голова болела так, что казалось, поверни её лишний раз в сторону, и она разорвётся на куски. Лежавший на соседней койке боец из их полка пояснил, что со слов врачей, у Василия тяжёлая контузия, полежать тут придётся пару недель, не меньше. Он же и рассказал, чем тот последний бой закончился.

- Очень, видать, вы тогда немца обидели. Он-то потом снарядами весь овраг перепахал, но в открытую наступать так и не решился. Ночью комполка послал нас, значит, в овраг за вами. Сказал, мол, парни всех нас от верной смерти спасли, нужно их, значит, хотя бы похоронить по-человечески. Никто живьём-то вас найти и не чаял, после такого-то. Ну, добрались мы, значит, до оврага, а там живого места нет. Перепахан весь, и земля до сих пор горячая. Мужики-то все истерзанные по оврагу раскиданы, а ты сидишь себе, к дереву прислонясь. Землёю только по пояс присыпан. Я, значит, когда к тебе-то подошёл, гляжу, живой вроде, а ствол за спиной ну весь прямо как есть в осколках. Прикрыл тебя дубок-то, на себя все осколки принял. Вот так вот. Ну мужиков-то схоронили как положено, а тебя сюда в медсанбат определили. А на утро немец опять попёр. Мы ещё атаку отбили, а потом-то, конечно, отступить пришлось. Меня вот в руку зацепило. К тебе, значит, в соседи и определили. А ты-то после войны к дубку тому вернись, поклонись, значит, за спасение-то.

- Поклонюсь, обязательно поклонюсь.

Любовь

В кабинете первого секретаря обкома повисла напряжённая тишина. Только что на совещании председателей колхозов секретарь обкома Мозгов фактически обвинил одного из председателей в саботаже:

- В то время как все хозяйства последние силы кладут на выполнение областного плана, ты, Василий Кузьмич, как кулак недобитый урожай в закромах прячешь?

Серьёзное обвинение, особенно из уст Мозгова. Все знают о его закадычной дружбе с начальником МГБ области. Председатели смотрели на Василия Кузьмича кто с пониманием и жалостью, а кто и с нескрываемым злорадством. Многие завидовали и недолюбливали его за крутой характер, за способность делать то, что решил и говорить, что думает, не взирая ни на звания, ни на последствия.

Василий Кузьмич покатал желваки, окинул хмурым взглядом собравшихся и глухо, но твердо ответил:

- Тебе ли, товарищ Мозгов, не знать, что я на шестьдесят процентов свой план перевыполнил и поболее чем любой из здесь собравшихся зерна сдал. А что в закромах оставил, не спорю, оставил. Семенной фонд на посев и колхозникам на трудодни. Я людям слово дал, что за свой нелёгкий труд они по чести получат.

- Не государственно рассуждаешь, Василий Кузьмич, - зло блеснул стекляшками пенсне Мозгов, - местечково. Только о своих и думаешь, а кто народ кормить будет.

- А колхозники значит не народ! - Василий Кузьмич что есть силы треснул кулаком по столу,- Им что жрать не нужно? Или вы предлагаете вон как они, - он кивнул в сторону коллег, - одними палочками за трудодни людей кормить. Так у них через пару лет некому будет эти палочки ставить, разбегутся все. Люди, товарищ Мозгов, кушать сегодня должны, а не в светлом будущем.

- Ты что, товарищ Чагин, линию партии не поддерживаешь! Выше Советской власти себя ставишь? Ну так мы на тебя управу быстро сыщем.

- А ты меня не пугай! Ишь, управщик нашёлся. А кто тебе план делать будет. Они, что ли!? А вы чего кулаки в рот засунули. Вам людям в глаза смотреть не стыдно? Из вас последние соки жмут, а вы молчите!? Э-х-х-х, да что я с вами... - Он махнул в сердцах рукой.

- Пойду я, Иван Петрович, - обратился он к первому секретарю, - работать надо.

- Иди, Василий Кузьмич, иди. Совещание закончено, спасибо, товарищи.

Мозгов, разочарованный решением первого секретаря, с шумом захлопнул папку с бумагами, а председатели молча потянулись к выходу.

- Да, Василий Кузьмич, - остановил Чагина в дверях Иван Петрович, - помнишь, ты в свою школу учителя просил.

- Ну...

- Зайди в ОБЛОНО, там тебя сюрприз ждет.

Областной отдел народного образования находился в этом же здании этажом ниже. Василий Кузьмич по-свойски открыл дверь:

- Привет, Антонина, как жизнь молодая?

Начальник ОБЛОНО Довгань Антонина Петровна, полная сорокалетняя женщина в строгом костюме и блузке с ажурным воротничком, заколотым под горлом массивной брошью, улыбнулась ему открытой улыбкой и широко развела руки:

- Эх, Кузьмич, один ты мою молодость и замечаешь.

Они обнялись по-дружески, и Антонина, посмотрев ему в глаза, продолжила уже серьезно:

- Всё воюешь, Вась?

- А что слышно было?

- Ещё как. Зря ты к Мозгову цепляешься. Гнилой он человек. Не простит.

- А я не боюсь. Я эту породу знаю. Они сильны, пока их боишься. Как только они понимают, что ты сильнее, то сразу в кусты.

- Ты сильный и честный, Кузьмич. И в этом твоя слабость. А он хоть и трус, но подлостью жизнь тебе вполне сломать может.