- Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, - перед командиром стоял молодой солдат в пыльной мятой гимнастёрке. Редкая юношеская щетина на щеках, тёмные круги под глазами, а вот взгляд ясный, задорный с какой-то шальной искрой.
- В чем дело?
- Я, товарищ лейтенант, местный. Вон там за лесом наше село. Эти луга я как свои пять пальцев знаю. Тут кругом болота, и танки только вон там по Большому лугу пройти смогут. А посреди луга есть овраг. Вон там, видите, крона дуба торчит. Танки там не пройдут и будут его справа и слева огибать. Вот я и подумал, если там, в овраге, я с бронебойкой спрячусь, то когда танки овраг пройдут, можно их сзади ударить.
- А пехота?
- А это уж ваша забота. Сможете отсечь её до того, как танки к оврагу подойдут, я свое дело сделаю. Не получится, значит не судьба. Лягу там, в овраге, под родным дубом.
- Тебя как зовут, боец?
- Чагин Василий.
- Вот что, Василий. План твой хорош. Только один не пойдёшь. Возьмёшь с собой второго номера и пулемётный расчёт.
Василий споро работал лопаткой, вгрызаясь в родную землю. Рядом, в десяти метрах, его второй номер Коля Сазонов отрывал вторую позицию. Пулеметчики тоже разделились и рыли окопы с разных сторон оврага. Работали быстро, опасаясь не успеть, ведь немцы шли буквально по пятам и могли появиться в любую минуту. Рельеф овражка позволял не тратить силы и время на переходы и сосредоточиться на обустройстве стрелковых позиций. Окапывались всерьез, основательно. Понимали, что в самое пекло сунулись, и от того, насколько качественно сейчас поработают, настолько долго и проживут.
Отрыв ячейку в полный рост, Василий утрамбовал глиняное дно так, чтобы получилось две ступени. Стоя на нижней, можно было стоять в окопе в полный рост и не опасаться, что немцы тебя заметят, а высота верхней ступени позволяла удобно стрелять из противотанковой винтовки. Поверх окопчика он насыпал бруствер, который должен был скрывать его во время стрельбы, его края обложил срезанным на дне овражка дёрном. Сорвал несколько пучков полыни и воткнул их перед собой, так чтобы они не мешали стрельбе и в тоже время скрывали его от глаз фашистов. На внутренней стенке окопа под правой рукой отрыл небольшую нишу, выстлал её листом лопуха, на который выложил пяток больших маслянистых бронебойных патронов. Потом во время боя искать их по карманам будет некогда, а второй номер, который должен бы их подавать, наверняка будет занят пехотой. Всё, организация стрелковой позиции по всем правилам военной науки окончена. Василий спрыгнул на дно овражка и выкопал пару ступенек в его стенке. С тяжёлой винтовкой много не напрыгаешь, и такая мелочь как ступенька здорово поможет при смене позиции.
Николай свою работу тоже почти закончил. Он уже полгода был его напарником, знал и умел всё, что положено второму номеру. Позицию он оборудовал так, как будто это Василий сам для себя её делал. Даже нишу для патронов предусмотрел. Тем не менее, Василий поднялся в окоп, установил ружьё, примерился, подсыпал немного землицы под ноги, подгоняя под свой рост, притоптал её как следует.
- Порядок, Коля, давай ещё по одной, ты там, я здесь.
К трем часам пополудни позиция была полностью готова.
Василий спустился на дно овражка и наполнил фляги, свою и Николая, ключевой водой.
- Мужики, - крикнул он пулемётчикам, - тут ключ есть, запаситесь водой, а то, когда бой начнётся, не до того будет.
- Успели и слава Богу, - подумал Василий и опустился на землю, прислонившись спиной к дубу. Над дубом, над лугом, над Землёй нависла пронзительная звенящая тишина. Такая тишина, что казалось, сорвись сейчас с дуба листок, и всем людям на Земле будет слышно, как он, шурша и кружась, падает вниз. Над лугом висел густой терпкий аромат разнотравья, пьянящий и влекущий назад в далёкое мирное детство.
- Господи, хорошо-то как, - подумал Василий, - вот так бы сидел тут под деревом, смотрел на синее небо, думал о доме, о родных, а не об этой чёртовой войне и об этих проклятых немцах с их Гитлером. А родные-то вон они, в двух часах ходьбы: отец, мать, Аннушка, любимая. А если бегом, то и того меньше. Господи, сколько же мы не виделись! Впрочем, сейчас есть задачка и поважнее, чем жену и родителей повидать. Не пустить гадов, остановить их тут, на дальнем лугу, или умереть. И не потому, что приказ или интересы армии, а потому, что Аннушка там за лугом, и мать, и отец, и дом родной...
Тишина дрогнула и рассыпалась на мириады мелких осколков. Где-то за лесом родился низкий утробный гул моторов и лязг железа.
- Танки!- Василий вскочил на ноги. - Ветер с той стороны - значит до них километр, не больше. Вылезут из леса минут через пять. Всё, братцы, кончай перекур. На позиции.
Над деревьями поднималось серое облако пыли. Гул разрастался и ширился, наползал неотвратимо и грозно, словно к людям подбиралось могучее мифическое чудище, безжалостное и равнодушное. Вскоре на окраину леса выполз первый танк.
- Один, два, три, четыре, - Василий оглянулся на считающего танки Ивана, кажется, так звали помощника пулемётчика. Молодой парень стоял, вытянувшись в полный рост, не сводя глаз от выползающей из леса колонны. Он воевал всего месяц и не мог скрыть подступившего перед боем волнения и страха. Василию это чувство было знакомо. Его испытывали все. Это не был панический страх, заставлявший труса бросать оружие и бежать в тыл без оглядки. Этот страх был недолгим, но успевал родить в душе холод и чувство одиночества. Мир вокруг съёживался в такой маленький объём, что казалось - есть только ты и твой враг. Причём враг не вообще, а конкретный. Вон тот солдат, вон тот танк, вон тот самолет. У каждого свой. Василий знал, что как только начнётся бой, этот страх уйдёт, уступив место холодной злости и расчёту. Бой превратится в опасную, но привычную работу.
Старший пулеметчик, пожилой сержант с иссеченным морщинами лицом и густыми пожелтевшими от курева усами, смотрел, не отрываясь, на колонну и торопливо докуривал папиросу, жадно затягиваясь и пряча огонёк в кулак.
- Не высовывайся, дура, - проворчал он, не оборачиваясь, засекут раньше времени и всё, хана.
Иван послушно присел, но победить любопытство не смог и снова выглянул из окопа.
