- Вставай, Глеб, пора.
- Сколько время?
- Двадцать два ноль-ноль, нужно выходить.
Сколько с того момента прошло минут или часов, не знаю. В темноте я совсем потерял чувство времени. Мне казалось, что мы идём уже очень долго, и ночь эта, призванная укрыть нас от вражеского глаза, вот-вот кончится. А мы всё идём и идём.
На передовой нас поджидала группа разведчиков, что бы провести сапёров через нейтральную полосу прямо к вражеским укреплениям. Семён обменялся с ними парой коротких фраз и, приблизившись ко мне вплотную, прошептал на ухо:
- Я не могу здесь оставаться. Мы идём дальше. Комбату ни слова.
Я в отвёт лишь кивнул. Дальше - так дальше. Меня вдруг охватил непонятный и слегка пугающий азарт. Мне уже виделось, как я самолично закапываю фугас под стенами немецкого "забора", и именно взрыв моего заряд перевесит чашу весов на нашу сторону и укрепление врага будет взято. Меня, вполне возможно, даже наградят медалью, а то и орденом... Точку в свободном полёте моей фантазии поставил Хроник.
- Ага, посмертно. Возьми себя в руки, Павел. Ничего ты не взорвёшь, никакую медаль не получишь, и вообще, вряд ли кто-то потом вспомнит, что ты здесь был.
- Да, ладно, не зуди, зануда, уже и помечтать нельзя, - мысленно проворчал я.
Вопреки ожиданиям первыми покинули окоп сапёры, а не разведчики. Оказалось, что прежде нужно снять свои мины, установленные перед нашими позициями. Карта минных полей у сапёров была, поэтому коридор они расчистили довольно быстро. А вот когда минное поле было пройдено, тогда порядок нашего продвижения изменился. Первыми пошли разведчики, сапёры за ними, я - практически последним. Замыкающим - Семен. Ни о каком "пошли", конечно, на самом деле речи не было. Всё передвижение теперь сводилось к тому, чтобы переползать от кочки к кочке, от воронки к воронке. Переползали быстро и в то же время бесшумно. Оказалось, что темнота на передовой и в километре от неё, это, как говорят в Одессе, "две большие разницы". Если там она была "хоть глаз коли", поскольку из-за низко висящих туч даже скудный лунный свет не пробивался, то на передней линии в небо периодически взмывали осветительные ракеты. И хотя толку из-за дождя от них было все таки мало, пространство вокруг нет-нет, да и окрашивалось в бледно-фиолетовое. В этот момент приходилось тыкаться носом в землю и так лежать, не шевелясь, секунд двадцать, пока горит ракета. И не дай бог, с той стороны заметят какое-то движение, тут же навешают с десяток фонарей и начнут "поливать" из пулемётов. Обо всём этом я узнал от Семёна ещё в землянке, непосредственно перед выходом. Наконец добрались до крупной воронки, вероятно, от авиабомбы. Скатились вниз и обнаружили, что дно по колено заполнено водой. Воронка оказалась достаточно большой, чтобы приютить весь наш отряд. Единственное, что напрягало, это тяжёлый смрад, скопившийся внутри. Но никто собственно пятизвёздочного отеля и не обещал, так что я своё недовольство засунул куда подальше. Раз остальные не возражают, значит всё нормально.
- Ну что, парни, - зашептал Семён, - мы с лейтенантом остаёмся здесь. Вы, - обратился он к сержантам, - со своими группами выдвигаетесь к цели. С каждой группой идёт один разведчик. Встречаемся здесь же в три ноль-ноль, то есть времени у вас на всё про всё, - он посмотрел на часы, стрелки на которых были покрыты фосфором и светились в темноте, - два часа двадцать шесть минут. Вопросы есть?
- Никак нет.
- Тогда - вперёд.
Серые призраки в полной тишине перевалились через край воронки и скрылись в темноте.
Абсолютной тишины не бывает. Видимо, первое волнение слегка улеглось и вскоре я начал различать звуки ночи. Вот где-то прострекотал ночной сверчок, вот птица "угукнула", а вот вдруг где-то в стороне от нас зашипела взмывающая вверх осветительная ракета. Я замер, представив, как ребята там впереди вжались в землю, слились с кочками и кустами, пережидая недолгие но мучительные секунды. И опять тишина, тревожная и такая хрупкая, что, кажется, пролети сейчас муха, и мир взорвётся. Ну, муха не муха, а вот комары напомнили о себе сразу же, стоило только чуть чуть успокоиться. Они конечно и раньше кружились над нами периодически присаживаясь поднять тост другой красненького за наше здоровье, однако адреналин и волнение не позволяли на них отвлекаться. Да и не замечал я их, как-то. А тут, нате вам, пожалуйста. Комаров было так много, что их нудное и непрерывное гудение воспринималось уже не иначе, как звуковой фон, свойственный данному конкретному месту.
Ш-ш-ш-у-у-х-х, - с шипением взлетела очередная ракета. Судя по громкости звука, где-то совсем рядом с нами. Я с любопытством задрал голову, но сильная пятерня Семёна тут же придавила её вниз. В последний момент я едва успел вывернуть шею, чтобы не ткнуться носом в мокрую вонючую жижу. Ракета вспыхнула прямо над нами, окрасив всё бледным мертвецким светом. Всё, в том числе и растерзанные разлагающиеся трупы - источник вони. В полуметре, таращась в небо пустыми глазницами, лежал распухший, почерневший труп красноармейца. Ног у него не было, вся нижняя часть тела - сплошное чёрное месиво из лохмотьев одежды и внутренностей. Увиденное окрасило тяжёлый дух дополнительными красками, и я едва справился с тошнотой. Спокойно смотреть на это я не мог, а поскольку Семён по-прежнему прижимал мою голову к земле, пришлось просто закрыть глаза. Спасительная темнота вновь накрыла меня. Впрочем, толку от этого было мало. Бледно сиреневое в чёрных пятнах лицо мертвеца по-прежнему стояло перед глазами. Я вдруг представил себя на его месте. Липкий, противный страх овладел мной. Господи, зачем я здесь!? Я не хочу так! Я жить хочу! Крупная дрожь пробежала по всему телу, меня буквально затрясло. Когда ракета погасла, Семен отпустил мою голову и я, наконец, смог отвернуться от ужасного зрелища. Видимо почувствовав моё состояние, Семен первым нарушил собственный запрет на разговоры:
- Да, не повезло парням, неделю назад мы в атаку пошли, так немец нас миномётами встретил. Мы залегли, а тут и авиация подоспела. Ребят как раз бомбой и накрыло.
- Они что же, так и останутся тут лежать.
- Ну почему, прорвём оборону, их и похоронят. Эх, писатель, тебе бы сюда зимой приехать, вот где страх-то был. Трупы вдоль дороги штабелями складывали. Хоронить было некогда, да и некуда: замёрзло всё. Кучи из тел в человеческий рост, как на дрожжах росли. Поначалу жутко было, конечно, а потом ничего, привыкли. Девчонки связистки за ними себе сортир устроили. Всё шутили: пойдем, мол, мертвяков проведаем, не разбежались ли. Пополнение приходило, так у куч этих как на вещевом складе отоваривались, кто шинельку получше присмотрит, кто - сапоги. В обмотках-то зимой не повоюешь. А с обмундированием в эту зиму совсем хреново было. Иные сапоги по пять хозяев за зиму меняли. Вот так вот, брат. Да-а-а. Об этом в газетах не пишут?