– А где твой телефон?
– Телефон?– шея Ирины вытянулась наподобие антенны, словно пытаясь уловить сигналы, потерянного аппарата, и я бы не удивилась, если бы эта голова, взвыв, как сирена, завертелась и замигала.– Кажется, я его оставила в кабинете.
И она сорвалась с места, не услышав даже, как я крикнула ей:
– Подожди, я с тобой.
Пока я одела футболку, пока спустилась по лестнице, счастливая Ирина уже сидела за обеденным столом, в одной руке держа телефон, а в другой кружку с чаем. Компанию ей составили Мила, Виктор Павлович и мальчик лет одиннадцати.
– Представляешь,– не дошла я еще до стола, как Ирина ввела меня в курс дела,– Сережа и звонил и смс прислал. А это,– показала она мальчика,– Знакомься, Саввка, внук тети Нины.
– Здравствуйте,– спрыгнул со стула мальчик и специально подошел ко мне, чтобы пожать мне руку.– Очень приятно.
Белые, лохматые волосы подростка, которые на период лета забыли о расческе, контрастировали с его коричневой, загорелой кожей. Его хитрые, как будто, смеющиеся глаза внимательно изучали округу и окружающих. И я не сомневалась, что знания, полученные в результате наблюдений, хранились в его голове, пусть и в беспорядке, но детально. Такое могло пригодиться нам в деле, и я решила, что чуть позже, обязательно поговорю с Саввкой.
– О, и Танечка проснулась,– вышла из кухни тетя Нина, одетая сегодня в старомодное платье, с пышными, словно пузыри, рукавами,– Садись, позавтракай. А ты чего к людям лезешь?– показала она кулак внуку.– Поел? Иди на улицу.
– Ну, бабушка,– заныл, как любой ребенок Саввка.– Можно я тут побуду. Там скучно-о-о-о.
– Вот, сорванец,– усмехнулась женщина, ловко накрывая на стол.– То его домой не загонишь, целыми днями по лесу шастает, а сейчас ему, поглядите ка, скучно там. Хитрюга. Узнал про Ксюшеньку и возомнил из себя великого следопыта.
Когда тетя Нина успела напечь пирогов, осталось для меня загадкой, но поедать их оказалось самым настоящим наслаждением для моих вкусовых рецепторов и желудка.
– Ребятки,– женщина присела и, по ее усталым глазам, я определила, что тетя Нина ночью не сомкнула глаз.– А что вы решили? Нужно же что-то делать. Ксюшу искать надо.
– Мы тоже так думаем, и отступать не собираемся,– не отрываясь от экрана телефона, ответила ей Ирина,– Найдем тайный ход, найдем Ксюху,– Поела?– это уже относилось ко мне.– Идем. Нечего рассиживаться.
Рассуждая про себя, стукнуть мне Ирину сейчас или потерпеть еще немного, я перешагнула порог входной двери и едва не сожгла гортань, вдохнув раскаленный воздух. Солнце палило во всю, не догадываясь, что не всем нравится такая жара. Но оно было исполнительным и дисциплинированным «служакой», которое отдавало свет и тепло, согревая землю в нужное время суток и года, так что упрекать его за это было крайне несправедливо.
Деваться было некуда, и я зашагала дальше по площадке перед домом, отметив для себя, что машин на стоянке стало на одну меньше. «Валерия с Олегом, все-таки, уехали,– сделала я из этого вывод,– Ну, да, ладно. Если, они и причастны к этому, то, в любом случае, не отвертятся».
– Куда нам?– я обернулась, уверенная, что Ирина обращается ко мне.
Но рядом с ней, дружным калганом, столпились Мила, Виктор Павлович и Саввка.
– Туда,– указала рукой Мила на тропинку, убегающую к одной из круглых башен, пристроенную слева от здания, из которого мы вышли.
Архитектура замка, сама по себе, не представляла ничего сверхординарного. Основная часть – это двухэтажное, пятиугольное строение, по углам которого полукругом выстроились башни, высотой на один этаж выше. И если у башен имелись небольшие, остроконечные крыши, то на жилом здании, как таковой, в привычном для нас виде, ее не было. Вместо нее торчали каменные, прямоугольной формы невысокие стены-щиты или колонны, построенные друг от друга на ширину человеческого тела. И у меня снова, кадром из кино, вспыхнуло воспоминание, как лучники, отбивающие атаку врага, ордой осадившего стены замка, прячутся за этими выступами и высовываются только для того, чтобы пустит из лука очередную стрелу.
– Слушайте, у меня только один вопрос,– заговорила я, с трудом передвигая ноги от жары.– А как зимой отапливается такая махина?
– Зимой тут никто не живет,– ответила Мила.– Ксюша в замке живет только в теплое время года, а зимой она живет в городе, в квартире. Хотя, отопление и имеется, но требует больших затрат. Поэтому замок заселяется только тогда, когда отступают холода.
– Да,– кивнул Виктор Павлович,– Квартира когда-то принадлежала еще прабабке Ксюши, матери Клавдии Мироновны. Там они жили большой семьей. Насколько я знаю, у Клавдии Мироновны были еще две сестры.
– Они живы?– полюбопытствовала Ирина, тяжело и громко дыша.
– Вряд ли,– немного подумал папа Ксюши.– Клавдия Мироновна была самой младшей из сестер. Скорей всего, нет.
– И что? После них никого не осталось?– стало и мне интересно.
– Увы, я и их-то никогда не видел,– развел руками Виктор Павлович.– Когда я с Машенькой познакомился, а потом мы поженились, между сестрами уже случился какой-то конфликт и они не общались. Так, что ни с одной из них я знаком не был, а уж с их потомками тем более.
– А что за конфликт?– сменила меня Ирина.
– Я же говорю, понятия не имею,– посмотрел он на нее.
– Наверное, из-за квартиры,– подняла подруга палец, словно возвещая весь мир, что совершила великое открытие.– Это ж, сколько семей разрушил «квартирный вопрос»!
– Возможно,– согласился с ней мужчина и помолчал.– Но, знаете, я, кажется, припоминаю, что Захар Петрович в свое время выплатил сестрам их доли. Потому что, как-то, я стал случайным свидетелем его фразы. Они с Клавдией Мироновной сидели на кухне и не слышали, как я вернулся. «Все!– сказал тогда Захар Петрович.– Сегодня я окончательно расплатился с твоими сестрами за квартиру. Можем жить спокойно».
– Получается, что с квартирой все справедливо и законно,– прильнула я спиной к холодной стене башни, потому что мы уже давно стояли возле нее.
– Если бы это было не так, то сейчас бы за квартиру шла бойня,– усмехнулся Виктор Павлович.
– Логично,– неосознанно подергала я мочку уха, делая так всегда, когда, просто, интерес к информации перерастал в необходимость владеть ею, во чтобы-то ни стало.– Тогда из-за чего конфликт?
Папа Ксюши снова развел руками, ничего не сказав.
– Пришли,– проговорила, молчавшая до этого времени, Мила.– Это первая башня. Что дальше?
– Как что?– ринулась к двери Ирина, схватившись за ручку,– Закрыто,– дернула она ее и повернулась к нам, стоящим позади нее.– И?
– Не может быть,– подбежала Мила.– Их никогда не закрывали. Там и брать то нечего.
Она посмотрела на нас, словно возлагая вину за это на нас.
– Я сейчас,– сорвался с места Саввка и в одно мгновение скрылся за углом.
Мне оставалось только позавидовать энергии мальчика, которому издержки погоды были нипочем и он чувствовал себя лучше, чем мы вчетвером, вместе взятые.
– Куда это он?– оттянув футболку, подула на свое тело Ирина.– Фу, какая жара.
– Подождем, узнаем,– встал рядом Виктор Павлович, пристроив и свою спину к холодным камням кладки.
– А другие пути в башни имеются?– задрав голову, посмотрела я наверх.
– Имеются,– кивнула Мила.– На втором этаже есть дверь, ведущая на крышу, где по специально-приспособленным дорожкам, у самого края крыши, и можно попасть в любую из башен.
– Зачем тогда ты потащила нас понизу?– возмутилась Ирина, не забыв воспользоваться своей любимой позой: руки в боки.
Я с интересом навострила уши, чтобы услышать, что и как ответит Ирине Мила. Но та, лишь мельком взглянув на подругу, отвернулась, сделав вид, что не услышала.
Рассматривая Милу, я не находила в ее внешности чего-то, что приковывало бы и задерживало взгляд. Про таких женщин всегда говорили: «серая мышь». Короткая стрижка, волосы которой были непонятного цвета, то ли серые, то ли светло-русые, белесые брови, которых при дальнем рассмотрении, казалось, вообще не было и мелкие, как пуговки, глазки, внимательно всматривающиеся в каждого, кто имел неосторожность оказаться вблизи нее. Однотонные, немодные и скучные по цветовой гамме, платья Милы больше напоминали мешки, по бокам которых были проделаны прорези для рук. Из обуви она предпочитала, почему-то кеды, шнурки на которых не были завязаны, а просто затолкнуты внутрь. На правой руке я заметила толстый шрам. « Последствия несчастной любви»,– невольно пришло мне на ум. И еще я заметила, что Мила никогда не улыбалась, что, по моему мнению, свидетельствовало о какой-то драме, произошедшей, в ее жизни. Хотя, я могла и ошибаться. Судя по общему образу, Мила, просто, была таким человеком который, не желая впускать в свое личное пространство кого попало, сразу же пресекала эти попытки проникновения демонстрированием равнодушия и холодности, а иногда и грубости, чтобы у этого «кого попало» не возникло, даже, и маленькой мысли предпринять это еще раз.