– Здравствуй, Дмитриевна. Ну, ты расскажи про Митю с Ириной.

– Ой, господи, да чего же рассказывать. Чай, не свадьба, не праздник какой.

– Говорят, дюже хорошо было.

– Святой боже, – Дмитриевна перекрестилась, – всё смешалось: что свадьба, что поминки.

– Да ты присядь, расскажи.

Дмитриевна, не суетясь, села, поставила рядом бадик, расправила складки на юбке.

– Горе, бабы, большое. На всех нас хватит, – начала она свой рассказ. – Татьяна до сих пор сама не своя. Говорит, всё как в тумане. А Даша, как смерть, прости, господи. Зашла – я и молитву забыла, какую читала…

– Да ты кряду сказывай, – перебила нетерпеливая Авдотья.

– Пришли за мной Ритус с Мишкой. Мол, так и так. Вечером прийти надо почитать псалтирь. Ну, я Антонине-то сама уж говорила. Пришли мы, значит, к шести часам. Татьяна сидит промеж двух гробов, плачет. Мы читать начали. Все собралися. Ребята, значит, Алёнка, внучата, сват зашёл, Станислав Карлович, Стив. Потом Дашка с командующим приехали. Они когда подъехали, зашёл Ритус и попросил всех выйти, чтоб Дашка попрощалась. Её командующий под руки заводил-то. Мы в трехстеннике посидели, чаю попили. Потом гляжу, Наташа, жена Ритуса, со шприцем прошла. Видать, укол делать. А потом нас позвали опять читать. Мы зашли, а Даши нет. Видно, увели в спальню. Послужили. Пришли соседи, кому надо. До девяти служили…

– А чего ж, Дашка совсем не стояла?

– Да стояла потом. И сам стоял.

– А кто ж женщины это такие?

– Да, вот чёрненькая, такая красивая?

– Это Наташа, жена Ритуса, а светленькая – Лена – жена Стива. Да Георг – то ли друг, то ли родственник ихний. Я толком не поняла. Девки-то всё и приготовили. Видно, путные. Всё как-то тихо, чинно. Я, прям, диву далась. И мужики все, лбы какие, стояли – не шелохнулись.

– С вами поминать-то садились?

– Садились только Ритус да сам командующий. Ритус-то он так посидел. Пить не стал совсем. Нам разливал. Сказал, что ему нельзя. А командующий-то выпивал, и выпивал хорошо.… Наутро послужили, вынесли гробики. В церковь занесли, отслужили панихиду. На кладбище отвезли, да и закопали соколиков. Понравился мне Ритус. Мужик стоумовой, хотя самый младший из братьев.

– Не то военный?

– Да, ну, брось. Волосатый какой. У военных враз обреют.

– Не знаю, бабоньки, не интересовалась, но понравился он мне сильно. Всё знает, всё умеет, но как-то ненавязчиво.

– В церкви-то я видала их. Молодцы, конечно, мужики. Командующий, видно, Дашку всё уговаривал. Отвёл к окну и чего-то ей говорил-говорил. А когда панихида кончилась, кивнул ребятишкам своим, они Дашу за руки взяли с обеих сторон, так и шли, пока он гроб помогал выносить.

– Путных их сразу видать. Вон Копыловы бабку хоронили. Прям, все на иномарках подъехали к церкви. Гроб дорогущий с откидной крышкой до половины. В церковь табором, да чего-то всё говорят, кричат. Мож, кто и своё, а слышимость-то сильная. Шум-гам – балаган да и только.

– Да, командующий – попутёвей. Иномарки у его дома стояли. А на кладбище подъехали две машины попроще. Когда вышли мы из церкви, Ритус помин обносил, а к нему Семён подошёл. Я слышу, Ритус говорит, мол, подгоните к кладбищу две машины потихоньку. И всё. И за столом как-то посерьёзней. К иным придёшь служить, а там почитай, чуть ли не свадьба: «Ой, кума, как давно не видались». – «Ой, Игнатьевна, а как твоя корова?»

– Ну, и помин хороший был?

– Да он сейчас уж редко у кого плохой бывает. В магазинах всё есть.

– Ребята теперь с Татьяной жить будут?

– Не знаю.

– Да им чего? Осталось два месяца доучиться. В ПТУ пойдут. Одна Алёнка. Небось, и Даша присмотрит за сестрой.

– Конечно.

Ещё долго сидели кумушки, перетирали косточки, как это водится на деревне. Уж очень нравится наблюдать со стороны, как другому человеку может быть плохо и как он с этой болью справляется.

Вот Даша справлялась плохо. То ли много успокаивающего ей ввели, то ли, действительно, простудилась, но вечером после поминок её бил озноб. Юли попробовал лоб:

– Так дело не пойдёт – звоню Стиву.

– Пройдёт. Я сейчас согреюсь и усну.

Согреться она не смогла. Пришлось среди ночи ехать в гарнизон.

А ещё через три дня бабу Таню вызвали в школу. Старушка не знала, зачем. Решила, что ребята чего-то набедили: Даши нет, в больнице лежит, и самого тоже нет. Пришла.

– Проходите, Татьяна Леонидовна, – пригласила её Ольга Васильевна, директор школы, к себе в кабинет. – Присаживайтесь. Познакомьтесь. Это Ситникова Тамара Сергеевна из отдела по социальной защите сирот. Она вам сейчас всё объяснит.

– Здравствуйте, бабушка, – Тамара Сергеевна поправила зачем-то очки, открыла папку. – Так… Дмитрий Николаевич Телешов приходился вам сыном?

– Да, – растерянно ответила баба Таня.

– Он состоял в браке с Толстой Ириной Владиславовной?

– Состоял…

– У них от совместного брака родилась дочь Дарья?

– Дашенька…

– В 198. году ваш сын Дмитрий Николаевич и ваша сноха Ирина Владиславовна усыновили ещё двух мальчиков и одну девочку…

– Правильно.… Это дети младшего моего, Серёженьки. Он-то сам погиб, а жена родила, да, видать, чего-то не так, врачи не доглядели. Она померла, и ребёночек вслед за ней…

– Я знаю, – перебила Тамара Сергеевна, повысив голос. – Девочка Елена после того, как прибыла в новую семью, перестала разговаривать. Так?

– Так, милая, так. Вить ей…

– Ей пришлось пойти в школу на год позже других детей из-за этого недостатка.

– Да какой же это недостаток? Она ведь не глупая. Всё понимала, рисовала хорошо, читала, только про себя.

– Хорошо. Это уже не важно. Комитет по опеке решил направить Телешовых Михаила Сергеевича, Николая Сергеевича в Н-кий интернат, Елену Сергеевну Телешову в распредприёмник в связи с гибелью опекунов.

– Оля, старая я стала. Чего это она тут говорит-то? – спросила баба Таня.

– Тёть Тань, детей хотят в интернат отдать, – ответила Ольга Васильевна, вздохнув.

– Ой, батюшки святы. Ты, милая, либо тронулась? Куда ж это я их отдам, пока жива…

– Вот именно, пока живы. Бабушка, вам сколько лет уже? Семьдесят – восемьдесят? Именно. Вы не сегодня-завтра на кладбище, а дети?..

– Да чего ж ты меня хоронишь раньше времени? Я, может, до ста лет доживу.

– Вот и замечательно, вот и живите. А детей будет государство воспитывать. Их один раз взяли в семью – несчастье случилось. Другой раз.… А там депрессия… А там суицид. Вы знаете, сколько детей и подростков совершают самоубийств в год?

– Господи помилуй, да с чего они над собой что-то делать будут? Слава богу, учатся все хорошо, умные, работящие, на эти, как их, олимпиады, ездят, места занимают. Миша хочет в радиотехнический институт поступать.

– Ну, институт не институт. Во всяком случае, кусок хлеба себе заработает, если не дурак.

– Да ты подожди. Может, какую бумагу надо написать?.. Чтоб на опеку-то? Так я напишу.

– Бабушка. Какая вы непонятливая. Вы – старая. Если что случится – кто виноват? Отдел по социальной защите детей? К тому же, чего вы так переживаете? Ведь, не в Америку мы отправляем ваших внуков. Мальчики будут…

– А Даша может опекунство оформить? – снова перебила баба Таня.

– Вы имеете в виду вашу старшую внучку?

– Ну, да, её. Она замужем, работает. Детишки есть.

– Сколько?

– Чего сколько? – не поняла старушка.

– Детей у вашей внучки сколько? – Тамара Сергеевна с нетерпением начала стучать пальцами по столу.

– Трое: два мальчика и дочка.

– Многодетная семья, значит, – Тамара Сергеевна покачала головой. – Она бы ещё троих родила.

– Так она сразу тройнят.

– Молодец, ничего не скажешь…Что ж она с вами не пришла?

– Да в больнице она. Захворала после похорон. В ту же ночь муж и отвёз.

– Часто болеет? – поинтересовалась Тамара Сергеевна скорее просто так.

– Да, как сказать. Слабенькая она, а делов-то много… – спохватившись, баба Таня заспешила. – Да вы не сумневайтесь. Даша соберёт документы, какие надо.