Легкий нетерпеливый вздох был ответом. И вполне понятным призывом к действию. Но сразу лапать малознакомую женщину за грудь было бы слишком даже для Андерса. Хоть он стеснительность. И не страдал.

– А целоваться-то можно, Лера?

– Нужно, Андрей, нужно. – Похоже, еще один вопрос, и девушка взорвалась бы от нетерпения.

Ее губы, если трогать пальцами, были нежными, упругими и прохладными. Если целовать – становились горячими, сухими, жадными. Такими, что одно касание – и сразу в омут с головой. Ее пальцы, сначала робкие, почти неумелые, вдруг стали смелыми, требовательными, бесстыдными. Нагло прошлись по раскрытой мужской груди, крепко обхватили шею, затем зарылись в волосы, царапая кожу головы. Не больно. Ровно с такой силой, чтобы голова работать перестала. Лера льнула к нему всем телом, терлась и прижималась, пьянила и туманила разум своим неприкрытым желанием. Андерс уже через пару секунд не мог бы сказать, в чем он там сомневался. А если бы кто-то ему напомнил, что он подумывал прекратить эту затею, рассмеялся бы ему в лицо, самым дурным и сумасшедшим смехом.

В какой-то момент Лера зашипела, словно обожглась… Чертова пряжка ремня, так и не расстегнутая, поцарапала нежную кожу. И они уже вдвоем пытались расстегнуть эту пряжку, а она никак не поддавалась. Надо же было купить такую хрень за очень дорого накануне…

Это была единственная заминка по пути от окна до кровати. Они его преодолели за пару совместных шагов, а потом упали, не особенно вникая, правильно ли падают. Рухнули правильно, но Лера оказалась сверху. Похоже, что не случайно. Андерс лишь глаза распахнул пошире, наблюдая, как его седлают, а затем начинают трогать, ласкать, гладить и целовать. С такой страстью и нежностью, словно в руки девушки достался объект давнего поклонения. Это было бы приятно и здорово, если бы не какая-то нотка отчаяния, что сквозила во вздохах Леры, пробегала искоркой во взгляде, горчила в поцелуях…

– Нет. Так дело не пойдет. – Андерса ни горечь, ни отчаяние не устраивали. Он хотел, чтобы были сладость и наслаждение. – Сначала я буду сверху.

Поменять дисклокацию – дело одной секунды. И вот уже Лера лежит, распластанная на покрывале, а Андерс завис… залюбовался, засмотрелся. И понял, что никуда не торопится, в принципе, и ей торопиться не позволит.

Вдох – поцелуй, выдох – с большой задержкой. Только затем, чтобы воздуха побольше глотнуть. Снова поцелуй, глубокий, жаркий, цепкий. Такой, что не разорвать, друг от друга не оттянуть. Руки путаются, сталкиваясь между собой, потом переплетаются, словно так и задумано. И вот уже запястья девушки задраны над головой, пришпилены к подушке. Еще минута – и эти же руки отпущены на свободу, с нетерпением зарываются в волосах мужчины, царапают кожу, затем спускаются на шею, с наслаждением оглаживают спину. Словно не замечая ласки, мужчина сам упивается гладкой женской кожей на сгибе плеча, втягивает с силой, не думая, что останутся следы. Он вообще ни о чем не думает, мозги почему-то отключились, остались только голые инстинкты. Андерсу важно лишь то, что женщина рядом с ним одуряюще пахнет, жарко дышит ему в висок, оставляет горячие следы от губ на виске, на щеках, на лбу – везде, где дотянется, где он сам подставится и позволит. А ему нравится подставляться под эти ее ненасытные поцелуи.

Но еще больше нравится трогать, сжимать, стискивать, словно проверяя на прочность, все самые сладкие части ее тела: те, что успел разглядеть под платьем, те, что из-под платья позже выглянули, и даже те, что позже придется разглядывать. Не знал, на чем остановиться, поэтому десятки раз спускался и возвращался вверх, от шеи и до самых лодыжек, лаская руками, губами, всем телом… Забыл, как надо, словно и не знал никогда, как правильно, будто никогда ничего подобного раньше не делал. Двигался, дышал, наслаждался тем, чего больше всего самому хотелось. И кайфовал от того, что Лере это нравится не меньше.

Шальные, будто подростки, впервые дорвавшиеся до греха, они узнавали тела друг друга, временами сталкиваясь лбами, иногда путаясь в конечностях. Но тихие вздохи, жаркие стоны – ее, довольные рыки, настойчивые просьбы – его, постель, превращенная в мешанину из сбитых простыней и тел, – все происходящее просто кричало о том, что оба хмельных участника греха очень увлечены и довольны. И это была только прелюдия к настоящему сексу.

Андерс думал когда-то, что занятие сексом – дело приятное и замечательное, но уже давно ничему не удивлялся. Не пресытился, никогда не отказывался от возможностей, но не считал его чем-то, ради чего стоит сдохнуть и воскреснуть обратно, и повторить это чудо несколько раз. Ошибался. Вот ровно до этой ночи он вообще ничего не понимал во взрослой жизни. Видимо, не тех женщин встречал.

С этой женщиной, которая правильной оказалась, сердце начало выпрыгивать из ребер еще задолго до полного слияния. Пульс частил за гранью всех возможных и невозможных тахикардий. А после первого глубокого толчка он вообще перестал понимать, что с организмом происходило. Главное, что это было здорово и охренительно. И не важно, что давно уже не контролировал ни дыхание, ни голос. Важно, что Лера под ним дышала так же: рвано, с почти животными стонами и всхлипами, иногда затихала надолго, словно забывая, что нужен воздух, потом на выдохе что-то горячечно шептала, что-то очень тихое и невнятное, понятное ей одной. Андерсу было достаточно только видеть, что ей все нравится, что все ее шепоты – просительные или довольные.

Долго так не могло продолжаться, просто потому, что слишком быстро зажглись, слишком ярко горели оба. А может быть, это происходило целую вечность, просто Андерсу мало показалось: всего несколько мгновений дикого наслаждения, сладкая дрожь по телу девушки, ее короткий вскрик, барабанная дробь из ударов его собственного сердца, взрыв… и темнота.

Из темноты он вынырнул очень быстро. Даже расслабиться как следует не успел. Снова захотелось. Рядом лежало горячее и очень желанное тело, с высоко поднимающейся и опускающейся грудью. Запах девушки, смешанный с ароматом ее духов, дразнил и будоражил воображение. Андерсу дико хотелось продолжения банкета. Лера дышала глубоко и не очень ровно, видимо, пыталась немного успокоиться. А его совсем не устраивало такое положение дел.

– Ты решил повторить подвиг? – хриплый шепот в ответ на его смелое объятие. Андерс не стал церемониться, подтянул ее ближе, крепко прижал к своему телу. Севший голос Леры, прерывистый, не совсем уверенный, приятно царапнул по самолюбию: значит, не только ему дышать было нечем.

– Конечно. Это была разминка только. А сейчас уже все по-настоящему будет.

– Звучит заманчиво… – он не видел, но почувствовал, как девушка улыбнулась.

Он, действительно, планировал, что теперь уже не будет спешить, растянет удовольствие, будет по капельке смаковать. Но ни черта не вышло: несколько глубоких, жарких поцелуев, смелые ласки – его, и ее – ответные, и снова все полетело в пропасть, в которой не осталось места планам и рассудку. Только дикое желание, помноженное на инстинкты. Лера царапалась и кусалась, Андерс порыкивал глухо. Иногда вспоминал, что нужно сдерживаться, чтобы синяков не наставить, но порой забывал и об этом. Не получилось медленно, вдумчиво и серьезно. Снова сорвался и полетел, понимая, что летят оба, и нисколько об этом полете не сожалел.

После второго захода он провалился в приятное забытье надолго. Это и сном назвать было нельзя: какая-то бесконечная нирвана, без звуков, цвета и ощущений. Глубокая бархатная чернота, до краев наполненная кайфом и удовлетворением. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что не зря он заметил эту блондинку, совсем не зря…

Блондинка, между тем, уже давно подавала признаки жизни, причем активные. Не трогая Андерса, поднялась, сходила в ванную комнату, плескалась там не очень долго. Он, грешным делом, сначала хотел присоединиться, но решил, что там слишком тесно, наверняка, и лучше дождаться ее на месте. Потом задремал.