— Свиток, Хатор… Верни свиток и расстанемся по-хорошему…

Довакин сплюнул:

— Или что?

Вигдис, едва простонав, наклонилась и вытащила из-под завала обломок меча:

— Или поздоровайся с моей новой зверушкой…

Земля под нами задрожала. То, что я считала остатками дома, зашевелилось, и утробный полный боли рык прокатился по округе. «Остатки дома» оказались последним выжившим драконом. Мать-мать-мать! Как там у нас говорят: милые браняться — только тешатся? А если эти милые — два довакина с прирученным драконом, то такие потешки могут стоить жизни всему городу. Я задергалась, вылезая из-под завала — пара бревен придавили ногу, но я лишь сильнее заелозилась под ними. Лишь бы два драконорожденных придурка не заметили, что тут есть еще третья выжившая.

Кое-как освободив ногу, поползла прочь от горящего дома, когда чьи-то руки схватили меня под мышки и волоком потащили по земле. Сквозь стоны раненых, рык дракона и свист заклинаний, услышала над ухом надсадное дыхание. Помогая себе непослушными руками и ногами, я перевернулась и обнаружила потрепанного рейнджера, который выглядел еще хуже, чем свалившаяся с неба Вигдис. Из уха текла кровь, медвежью шкуру где-то потерял, и на черном вороте стеганки вперемешку со снегом застыла кровавая каша — Бишопу рассекло шею. Я на автомате оценила глубину и место пореза — крупные сосуды не задеты, но рана паршивая. Надо шить, и чем скорее — тем лучше. От каждого усилия Бишопа, кровь из раны сочилась сильнее, пропитывая ворот стеганки.

— Ду… мал… Ты сдохла… — с присвистом прошипел рейнджер.

— Я тоже так думала…

Вырвавшись из его ослабевшей хватки, поползла дальше сама, пока мы не укрылись за стеной ближайшей избы. Всего в паре домов от нас бесновались довакины в смертельной схватке, рычал раненый дракон, а я смотрела перед собой и лихорадочно соображала, что же делать.

— Нам нужен план.

— План… — сухо усмехнулся рейнджер и сполз на землю, прислонившись к стене. — Пла…ны — не твоя сти… хия…

Он дышал мелко, с присвистом, и я с беспокойством потянулась к нему — надо обследовать, но рейнджер только отмахнулся:

— Я… в по-рядке… Только… кха-ах… сбил грудь… — Бишоп сплюнул кровь и весело оскалился, — чтобы меня убить… надо больше… чем два дракона на… го…лову…

— Ты точно в порядке? — переспросила я и, получив в ответ уничтожающий взгляд, коротко кивнула, — хорошо. Если нам повезет, тот один драконорожденный прикончит второго, а там и мы подоспеем с парализующими стрелами. Оружие при тебе?

— Как… всегда… красотка… — просипел рейнджер, часто дыша, — пять… стрел…

Вдруг грохнул взрыв, и мы с рейнджером едва успели прикрыть головы от летящих щепок. В груди заметно потеплело от предчувствия чего-то желанного, и, едва я успела сообразить что к чему, как, огибая стены дома и просачиваясь сквозь них, ко мне устремилась душа последнего погибшего дракона. Похоже, драка закончилась… О-о-о, святые нейроны… Да на лучшей наркоте не испытаешь такого подъема… Какое же приятное чувство. Как бы драконодушевным наркоманом не стать.

— Ну вот и все! С одной сучкой покончено, осталась еще одна… Эй! Выходи, или я иду искать! Довакин должен остаться только один…

Я схватилась за ножны, но они оказались пусты, а кинжал потерялся где-то среди хаоса. Шевелюра Эйнштена, и что мне делать? Я взглянула на рейнджера, хрипящего с большей частотой, и коротко выдохнула:

— Сиди здесь, я отвлеку его на себя…

— Ку. да… — Бишоп попытался схватить меня за руку, но я уже поднялась на ноги и, хромая, выбралась из-за угла дома.

Довакин шёл среди горящих обломков, пошатываясь и хлебая зелья — один флакон за другим. Лечился гад… И почему я не догадалась рассовать пузырьки по карманам? Все наши лечебные зелья остались в мешке, а тот погребён где-то под завалами. Довакин, словно прочёл мои мысли, вынул из перевязи новую бутылку с синим зельем и, вытащив зубами пробку, жадно присосался к горлышку. Полный бешенства взгляд драконорожденного прикипел ко мне, и я начала быстро соображать, пока было время: надо увести довакина от Бишопа — у меня есть шанс воскреснуть, а у рейнджера его точно не будет.

— Слушай, — прохрипела я — от гари и дыма запершило в горле, — нам нет нужды убивать друг друга. Я тебя знать — не знаю, и Вигдис твою.

— Плевать я хотел на эту суку, — медленно произнес маг. — Хотя, нет. Я даже благодарен ей, что она принесла свой свиток прямо мне в руки…

— Ну и отлично! Забирай эти бумажки и разойдемся по разным сторонам, — почти обрадовалась я.

Сейчас заговорю ему зубы, а свитки выкраду позже.

— Не разойдемся. В Скайриме слишком много довакинов, — хриплым голосом сказал маг и медленно поднял ладони, — а душа у Алдуина только одна… И она моя. Только я стану Богом.

Мне хватило долей секунды, чтобы понять, что перескакивающие между его пальцев искры разогреют меня до состояния ходячей плазмы.

— Мять тебя за алгоритмы! — я бросилась в сторону, но правая нога некстати подломилась, и я рухнула на чёрный от сажи снег. Вовремя, черт возьми! Мимо, треща сухим воздухом, пролетел исходящий искрами электрический шар. Вот уж правду говорят «блаженным и юродивых бог помогает».

— Йоль! — я сделала последнюю попытку отбиться.

Огненное дыхание опалило горло, но маг лишь взмахнул рукой и загородился ледяным щитом.

— Ты просто ничтожество, — скривился он от отвращения, снимая магический щит.

Между его пальцами снова пробежал электрический разряд, но я лишь усмехнулась ему в лицо. На миг во взгляде довакина промелькнуло удивление, но мужик быстро собрался, и в следующую секунду отпустил накопленную в ладонях силу, но… Ничего не произошло. Заклинание так и не сорвалось с руки, а драконорожденный, покачнувшись, бревном рухнул мне под ноги.

— Я же го…ворил… «только через…мой…труп», — Бишоп за его спиной опустил лук.

Рейнджер из последних сил держался на ногах, но сил оказалось не так много, и он опустился на колени. Я поднялась на четвереньки и кинула взгляд в сторону неподвижного довакина: из задницы героя торчала стрела, погрузившись на всю длину наконечника.

— Ты вовремя, — обратилась я к рейнджеру, уже зацапав себе сумку драконорожденного придурка. Чертовски тяжёлая сумка, надо сказать… Развязав тесьму, нащупала пальцами верхушки двух Древних свитков. Вот они мои родненькие! Здесь, у меня в руках… Целые и невредимые… — Бишоп, ты умница! Ты просто не представляешь, какой ты молодец!!! Бишоп? — я подняла глаза, — Биш?!

Рейнджер лежал неподвижно на снегу и мелко-мелко дышал, едва хватая воздух. Закинув сумку довакина на плечо, я попыталась встать, но нога не слушалась. Что, святые нейроны, с ней такое?! Опустив глаза, нашарила взглядом только выпирающую штанину. Вывих? Ничего не чувствую. Да и пёс с ним. Я поползла до рейнджера, загребая снег голенищами сапогов.

— Бишоп? — повернула рейнджера к себе лицом.

Даже в темноте было видно, каким неестественно бледным стало его лицо.

— Дышать можешь?

В ответ всё то же рваное присвист и мелкие, едва различимые вдохи. Проклятье! Проклятье!!!

— Нож! Где клятый нож?!

Я похлопала рейнджера по ногам, нащупала в сапоге рукоять охотничьего ножа. Не теряя времени даром, полоснула лезвием по ремням, скрепляющим броню, и развела, насколько смогла, её и стеганку в стороны. Задрала рубаху, не обращая внимания на собачий холод.

Грудь Бишопа искривилась: одна половина надулась, и рейнджера согнуло в дугу. Я припала ухом к груди.

— А…якс…

— Не шипи! Я пытаюсь прослушать дыхание!

Пальцы рейнджера сомкнулись на моём запястье в судорожной хватке:

— Мое… имя… Аякс… Запомни… меня… наст… настоящим…

Я сжала его руку и посмотрела в глаза:

— Биш. Аякс. Ты должен отпустить меня. У тебя пневмоторакс, я должна работать.

Пальцы рейнджера ослабли, и он затих. Я нервно выдохнула: ты что сдохнуть собрался?! Ну нет, так легко ты от меня не отделаешься! Слышишь, волчара?! У нас с тобой запланирована попойка, шлюхи и все что захочешь! Давай, мужик, соберись!