— Да, благодарю. Куда-то собираетесь?

— Подал рапорт об отставке, — пожал сухонькими плечами ученый, — хочу отдохнуть, нервы подлечить…

— Понимаю… — Кречет стоял на пороге и молча рассматривал картину на стене.

— Вы что-то хотели, товарищ генерал-лейтенант?

— Полковник. Генерал-полковник, — тоном Джеймса Бонда поправил его Кречет, — за успешное выполнение боевой задачи, я получил новое звание.

— Что ж… Поздравляю, — Натан Семенович чему-то улыбнулся и протянул кружку «биг босс» Кречету, — на память.

— Хм… Спасибо.

Кречет взял кружку, повертел ее в руках, продолжая торчать в дверях, чем уже начал нервировать Склифосовского.

— Я пойду? — Натан Семенович накинул пальто и демонстративно поднял саквояж.

— Скажите… — наконец нашелся Кречет, — а можно ли как-то проследить судьбу Анны Абрамовны?

Доктор Склифосовский уставился на носки своих ботинок:

— Что же тут прослеживать… Ее тело вместе с телами ненайденных подключенных лежат в морге. Там они пробудут до вскрытия и подробного изучения…

— Я не об этом…

— Я знаю… — Натан Семенович устало вздохнул, — правда в том, Максим Борисович, что я не знаю, где она и жива ли… Как и те несчастные, которых вам не удалось вернуть. Программу, как вы знаете, поставили на паузу, Колю уволили благодаря вашей бывшей куриной внешности, а я устал и хочу на пенсию. Так что если у вас всё, то я…

— Николай восстановлен по моей личной просьбе, — перебил его генерал-полковник, — программу перевели на новый уровень секретности с еще более масштабными задачами, а я лично прошу вас вернуться в команду, — Кречет протянул кружку «Биг Босс» обратно. — Я не тороплю вас, Натан Семенович, но если кто-то и сможет найти Анну Абрамовну и понять смысл всего происходящего, то только мы и только с вашей помощью… Подумайте над этим.

Доктор Склифосовский лишь молча кивнул. В конце концов, подумать-то можно, так?

Три месяца спустя…

Портал дрогнул мембраной, и на мостик в Буйной фляге вышел высокий изможденный мужчина с торчащими во все стороны свалявшимися волосами с проседью и желтыми «волчьими» глазами. Рядом брел волк. Неслышно ступая по мостику, ведущему через весь бассейн, они подошли к стойке, согнали со стула какую-то пьянчужку, мужчина уселся, бросив на стол связку задушенных куропаток.

— Чего изволите? — молодая сочная кухарка сверкнула зубами и глубоким вырезом, из которого едва не выпрыгивали сиськи.

— Мяса и хлеба, — мужчина бросил на стойку пару монеток. Девица тут же сгребла деньги и крикнула куда-то в сторону заказ.

Мужчина устало потер шею, хмуро огляделся: мда-а… Изменилась Фляга… Куча народу, жирные купцы, торговцы по углам, мостик опять же этот… На стенах драконьи головы привинчены, шкуры везде. Ох и богато Фляга живет, богато…

— Бишоп!

— Векел…

— Сколько лет, сколько зим!

— И года не прошло.

— Верно, а кажется, что в прошлой жизни было… — Трактирщик вышел к стойке и, поприветствовав старого знакомца, довольный кивнул на молодую помощницу, принявшую заказ, — видал, какие крали теперь у меня работают? Купцы сотни золотых оставляют — перед девкой моей трясут кошельками, что индюки бородой.

Бишоп окинул ничего не выражающим взглядом:

— Откуда здесь столько людей? Деньги, смотрю, рекой текут…

— Твоя правда. С тех пор как Пит и ее довакины понаоткрывали свои порталы, моя таверна оказалась в центре Скайрима. То поле под Вайтраном барды прозвали «Перекрестком пяти воинств» — хлебом не корми, только дай придумать очередное придурошное название. Короче… Порталы на этом Перекрестке никто ведь не закрыл, кроме того, в котором исчезли все довакины, а народ теперь эти порталами пользуется для своих нужд. А в Рифтен есть только один, и ведет прямо во Флягу… Сам понимаешь, теперь все дела здесь обстряпываются.

— Понимаю… — рейнджер положил руки на стойку и хрустнул костяшками.

Векел взглянул на него, пожевал губу, и вдруг тяжело вздохнул:

— Слушай, раз зашел… Глотку промочить не хочешь? Пойдем-ка в укромный угол, перекинемся парой словечек.

Векел закинул полотенце на плечо, обошел стойку и дал знак следовать за ним. Бишоп нехотя поднялся со стула.

Они обогнули столы, вышли из Фляги в катакомбы и свернули в узкий проход, ведущий в новое подземелье. Всего несколько минут ходьбы, и Бишоп услышал тихое потрескивание горящих дров, а скоро увидел и сам очаг, расположенный в центре небольшой клетушки. Квадратный стол, две лавки и стеллаж, забитым всякой всячиной. Векел указал на стул, а сам выудил откуда-то из карманов необъятного фартука пару бутылок меда.

Бишоп молча сгреб бутылку; вытащив зубами пробку, сделал несколько жадных глотков.

— Давненько о тебе не слышал, — Векел устроился напротив и откинулся на стуле. Он внимательно разглядывал рейнджера, наконец опустил глаза и поковырял пальцем пробку. — Как живешь, где обитаешь? Говорят, что после драконьей заварушки ты сломался…

Бишоп вскинул бровь:

— Вот как? Я в порядке. И кто же это чешет языком, как брехливая баба?

Векел лишь развел руками:

— Не злись. Многие сломались… Мы потеряли Векс и Могильщика, Рун — калека. Делвин завязал и уплыл к брату на Солтсхейм, Брин теперь один заведует гильдией…

— Рад за него, — криво усмехнулся рейнджер.

— Погоди, — Векел вдруг о чем-то вспомнил и выудил из-за пазухи пожелтевший конверт, — у меня ж для тебя письмо от Пит. Просила передать после заварушки, но от тебя ни слуху ни духу, а у меня дел было по самую развилку…

Бишоп тупо уставился на желтый конверт. Горло сдавило тисками, и он шумно прокашлялся.

— От Пит? — просипел он.

— Да и не только это… — Векел почесал в затылке. — Она много чего успела провернуть перед тем, как исчезнуть. Связалась со знакомым кузнецом из Ривервуда, что занимается зеркалами, и переписала на тебя свою долю. Пока никто не знал, где ты, золото с зеркал было велено присылать в гильдию. Только не думай ничего такого: все ее — то есть твои — деньги в сохранности. Мы своих даже после смерти не бросаем…

— Понятно, — хмыкнул рейнджер, вспомнив, как дова по-пьяни пытала кузнеца. Алвора, кажется?

— …Противопохмельное ее, опять же… — продолжал Векел. — Бриньольф теперь у нас с Мавен партнеры. Он на ее медоварне наладил производство этого антипохмелина и доходы с него знатные идут. Пит была с Бриньольфом в доле — ее ж рецепт — и оставила эту долю тебе…

— Угу, — ничего не выражающим тоном ответил Бишоп.

— И еще одно…

Векел поднялся со стула. Отошел в дальний угол комнаты и, нажав на потайную панель, сдвинул шкаф. Бишоп успел заметить лишь темное пустое пространство в стене, а в следующее мгновение шкаф вернулся на место, а на стол с глухим звоном упал увесистый кошель.

— Золото с ее пьянок, выигрыши, доля за время, которое Пит была в гильдии… Тоже твое.

Бишоп молча смотрел на кошель, не ощущая ничего. Ни радости от обладания кучей золота, ни привычной подозрительности или раздражения. Ни-че-го. Как и все последние три месяца…

После того, как Хермеус Мора исчез, Бишоп обрел, наконец, свободу и метка на груди затянулась. Он мог идти куда хотел, мог делать, что хотел. Апокриф лишь иногда являлся ему в кошмарах, но когда рейнджер просыпался, рядом всегда был Карнвир и никаких щупалец. Бишоп был свободен. Абсолютно свободен. Разве не этого он добивался всю жизнь? Этого. Впервые ни боги, ни демоны, ни герои, ни бабы — никто от него ничего не требовали. Так почему на душе так погано?

Рейнджер покосился на лежащее перед ним письмо. Осторожно одним пальцем придвинул к себе, прислушиваясь к ощущениям. Всю жизнь боялся привязанностей, считая их слабостями, а чувства — помехой, но теперь… Когда получил абсолютную свободу, когда не осталось ничего, он больше всего на свете хотел почувствовать снова. Хоть что-то…

Этим Бишоп и занимался все последние три месяца: испытывал себя разными способами, пытался разбудить хоть к чему-то интерес. Он перебрал едва ли не каждую шлюху в Солитьюде; спускался наемником в подземелья к фалмерам и отстреливал их, как зайцев, не чувствуя ни азарта, ни страха, ни малейшего волнения.