Дверь распахнулась.

Эрик заморгал, удивленный тем, что он все же заснул, провалился в глубокий, почти обморочный сон без сновидений. Вошли стражники, вооруженные до зубов на случай попытки сопротивления, а за ними - тот странный человек, Робер де Лонгвиль, - Эй, собаки! - заорал он, и его голос, похожий на грохот булыжников, хлестнул заключенных словно удар кнута. - Те, кого я назову, выходите и умрите как мужчины! - Он ухмыльнулся и выкрикнул шесть имен, последним из них было имя Ловчилы Тома. Он отпрянул назад, будто хотел спрятаться среди тех, кого должны были повесить во вторую очередь. - Томас Рид! Марш сюда! - скомандовал де Лонгвиль.

Но Ловчила Том притаился за Бигго. Де Лонгвиль кивнул - и двое стражников с обнаженными мечами двинулись вперед. Заключенные расступились, последовала коротая схватка, и стражники выволокли Тома из камеры. Он плакал, умолял о пощаде и вопил всю дорогу до виселицы.

Оставшиеся в камере молчали. Крики Ловчилы затихли, пока обреченных вели по коридорам, затем опять стали громче. Все как один уставились в окно. Осужденных строем вывели во двор - кроме Тома, которого приходилось тащить. Он выл от ужаса, словно пес. Стражники не могли избить его до потери сознания, а по-иному заставить его замолчать было невозможно. Стражники, впрочем, сохраняли невозмутимость: судя по всему, они давно привыкли к таким сценам; ничего, вероятно, думали они, скоро он замолчит навсегда.

Со странной смесью отвращения и умиления Эрик смотрел сквозь решетку, как пять человек медленно поднялись по шести деревянным ступенькам, ведущим на эшафот. Каким-то дальним закоулком своего сознания он понимал, что скоро сам повторит этот путь, но не мог заставить себя поверить в реальность происходящего. Все это происходило не с ним, а с кем-то другим.

Осужденные встали на высокие ящики под петлями, а Тома втащили на то место, где ему предстояло умереть. Он лягался, плевался, норовил ударить стражников, но те держали его крепко. Еще один стражник вскочил на ящик рядом с ним и быстро накинул ему на шею петлю.

Эрик ждал, что сейчас что-нибудь объявят или еще раз зачитают приговор, но Робер де Лонгвиль просто встал перед осужденными, спиной к тем, кто еще оставался в камере, и по двору разнесся его голос:

- Вздернуть их!

Стражники выбили ящики из-под ног осужденных; один из них осел в обмороке, услышав команду де Лонгвиля, и по его ящику пришлось ударить дважды. Вой Ловчилы Тома резко оборвался.

Зрелище, развернувшееся перед глазами Эрика, заставило сжаться его желудок: трое повешенных сразу обмякли - верный признак, что веревки сломали им шеи, - но двое умирали мучительно долго, медленно задыхаясь в петлях. Одним из них был Ловчила Том. Он извивался в петле и дергался, ударил стражника пяткой, и Бигго сказал:

- Должны были бы догадаться связать ему ноги. Нельзя лишать человека достоинства.

Ру стоял рядом с Эриком, и по его щекам катились слезы ужаса.

- Достоинства? - переспросил он.

- А что еще остается сейчас человеку, парень? Человек приходит в мир голым и таким же уходит. Одежда на теле ничего не значит. Он наг в душе. Но храбрость и достоинство чего-нибудь да стоят, я думаю. Может быть, для кого-то эти слова - пустой звук, но однажды, как знать, один из этих стражников вдруг скажет своей жене: "Помню, как-то раз вешали мы одного здоровяка; он знал, как умирать".

Эрик не отрывал глаз от Ловчилы. Том дергался и брыкался, потом по его телу прошла судорога, и он повис неподвижно. Казалось, прошла вечность, прежде чем Робер де Лонгвиль махнул рукой и скомандовал:

- Снять их!

Солдаты обрезали веревки и снесли трупы вниз; другие солдаты тем временем торопливо прикрепили новые петли.

Внезапно Эрик осознал, что сейчас они придут за ним; у него подогнулись колени. Чтобы устоять на ногах, он оперся о стену. Я в последний раз касаюсь рукой камня, мелькнуло у него в голове. Робер де Лонгвиль выстроил стражников и повел их назад. Отряд пропал из поля зрения заключенных, но шаги его были слышны. Они приближались - сначала по двору, потом по коридору, - и Эрик то страстно желал, чтобы все поскорее кончилось, то мечтал, чтобы стражники никогда бы не приходили. Он изо всех сил вдавил ладонь в шершавую стену, словно надеясь, что ощущение надежного камня может отсрочить смерть.

Отворилась дверь, ведущая в коридор, потом - в камеру, и де Лонгвиль начал выкликать имена. Ру вызвали четвертым, Эрика - пятым, а Шо Пи, единственный, кто не был приговорен к повешению, оказался шестым.

Ру встал в строй; лицо его было бледным от ужаса.

- Подождите, нельзя ли.., это не...

Один из стражников крепкой рукой взял его за плечо.

- Стой спокойно, парень. Вот хороший мальчик.

Ру застыл неподвижно. Глаза у него были круглые, по лицу катились слезы, губы шевелились в неслышной молитве.

Эрик оглянулся, чувствуя в животе болезненное онемение, как при отравлении, и испугался, что наложит в штаны, очутившись на виселице. У него перехватило дыхание, он буквально силой заставил себя дышать. Эрик был весь в поту, ему казалось, что одежда промокла насквозь. Он скоро умрет.

- Я не хотел... - бормотал Ру, взывая о помощи к людям, которые были не властны его спасти.

Сержант отдал команду. Заключенных вывели из камеры, и Эрик удивился, что еще в состоянии идти: у него дрожали колени, а ступни были словно налиты свинцом. Ру всего била крупная дрожь; Эрик хотел коснуться плеча друга, но кандалы не дали ему это сделать.

Осужденных провели по длинному коридору, потом по другому, ведущему к лестнице. Они поднялись по ступенькам, завернули за угол и вышли наружу. Солнце еще не поднялось над стенами, но чистое небо над головой обещало чудесный день. Сердце Эрика едва не разорвалось, когда он подумал, что уже не увидит этого дня.

Ру плакал открыто; его рыдания прерывались лишь единственным словом "пожалуйста", которое он без конца повторял. Во дворе уже стояла телега для перевозки трупов. Эрик посмотрел на мертвецов - и оцепенел. Он уже встречался со смертью, но такого еще не видел. Искаженные, посиневшие лица, глаза, вылезшие из орбит, неестественно вывернутые шеи... По трупам уже ползали мухи, и никто не удосужился их отогнать.