Он вовсе не хандрил.
Нарцисса Малфой проплыла мимо, и Драко тут же виновато поправил кисти подушки, прежде чем она успела увидеть. Но они уже были безнадежно искромсаны.
Ладно, он немного хандрил.
Совсем чуть-чуть.
Ну или знаете, он даже не хандрил, а пребывал в скверном унынии.
Вообще говоря, он был не из тех, кто поддается меланхолии. Однако его жена обладала беспрецедентной способностью выявлять самые постыдные стороны его личности.
Причина его меланхоличного настроения заключалась в следующем: они с Гермионой Грейнджер были женаты один год, одиннадцать месяцев и тридцать дней.
В то время как другие волшебники возрастом поменьше пребывали в состоянии ужаса, пытаясь на годовщину отношений оригинально преподнести очередное произведение из плюшевой ткани, дилемма Драко была более серьезной и тревожной по своей природе.
Их брак был чем-то вроде несчастного случая, включающего в себя старую библиотеку, Опаловоглазого антипода, изоляцию в другом измерении и очень настойчивых оживших книжек… Все это лишний раз напоминало о том, что их случайный союз близился к своему концу уже завтра. В этом-то и заключалась его проблема.
В течение последних шести месяцев Драко пытался затронуть эту тему различными деликатными методами. Он знал, что Гермиона не особенно любит большие свадьбы, поэтому небрежно вбрасывал в сторонних разговорах упоминания о каких-нибудь маленьких, удаленных от люда местах, а иногда невзначай расписывал различные схемы побега.
Он предложил поехать в Австралию и тайно жениться, а ее родители, до сих пор, к слову, пребывающие под Обливиэйтом, могли выступить в качестве свидетелей. Он упомянул все библиотеки, которые им еще предстояло посетить, как волшебные, так и маггловские. И все библиотеки, которые ей больше всего нравились, и в которых они уже попробовали. Он даже заговорил о том, чтобы пойти в Ватиканскую библиотеку [1] и заставить кардинала [2] поженить их.
Все предложения его жена отвергала с фырканьем так, будто он каждый раз отпускал неуместные шуточки. Его идеи, казалось, совсем не привлекали ее внимания. В последнее время она становилась заметно раздражительной, как только он поднимал эту тему.
Последний рывок был предпринят на прошлой неделе, когда, полностью отказавшись от библиотек, он упомянул, по крайней мере, о совместном путешествии. Плавание по Средиземному морю на парусной лодке (интересно, брезент паруса сойдет за плюшевую ткань?). Она вздохнула, закатила глаза, заговорила о своем загруженном графике, а затем и вовсе напомнила ему, что в эти выходные он должен быть в Александрии для очередной переустановки защиты на всех книгах его предков.
На этих словах его сердце ушло в пятки, а потом и в землю под ногами. Оно падало все быстрее и ниже, достигнув внутреннего ядра земли, где до сих пор продолжало гореть до тла.
Точно.
Ему нужно в Александрию для переустановки оберегов.
После того разговора он оставил эту тему и провел последнюю неделю, безостановочно переживая последние два года своего брака и пытаясь точно определить, с какого момента все пошло не так.
Дело было не в сексе. Он был все таким же фантастическим, на его взгляд. Да и Гермиона не жаловалась. Обычно она была совершенно раскована в том, чтобы сообщить ему, чего именно она хочет, в те редкие случаи, когда он просто еще не успевал довести ее до состояния животного возбуждения. После этого она обычно становилась очень милой и ласковой, как котенок, и любила засыпать, свернувшись вокруг него так крепко, что иногда он задавался вопросом, не была ли Гермиона Грейнджер на самом деле успешным симбиозом человека и морской звезды.
Итак, дело было не в сексе.
Он не думал, что дело в его болтливости. Хотя она, как никто другой, была способна спровоцировать его на длинные нервные монологи. Когда-то он перечислял ей рассадку пяти сотен гостей на свадьбе Тео и Пэнси Нотт. Теперь же Драко почти перестал трепаться при виде нее. Но иногда, когда он беспокоился, что мог обидеть ее, снова заводил свою тревожную шарманку. В последнее время это стало происходить гораздо чаще.
Он не думал, что сделал что-то, чтобы расстроить ее, но, возможно, так оно и было. Драко продолжал вспоминать все моменты их взаимодействий, даже самые непримечательные, пока не стал подвергать сомнению вообще весь их брак.
И вот теперь он сидел в гостиной Мэнора, в сотый раз перебирая кисточки подушки и ожидая, пока портключ активируется и перенесет его в Египет. Где он будет проводить выходные, переустанавливая обереги на книгах, в то время как его жена останется в Англии и их союз распадется сам собой.
Он думал, что…
Ну, он думал, что Гермиона хотя бы попрощается.
Утром она просто чмокнула его в щеку и пожелала всего хорошего, прежде чем суетливо направиться к камину. Она пребывала в этой суете из-за работы в течение последних нескольких недель.
Теперь, когда она ушла, он пожалел, что не спросил ее прямо, хочет ли она остаться за ним замужем. Он никогда не задавал ей этого вопроса, потому что боялся, что ее «нет» развалит его на части, которые он ни за что потом не соберет воедино, и все пойдет прахом.
Разваливаться на части — это то, что Гермиона Грейнджер, обладая уникальной способностью, умудрялась запускать в нем наряду с хандрой и бессвязной болтовней.
Он думал, что если бы ему удалось придумать какую-нибудь поездку, которая могла бы зажечь интерес в ее глазах, то он мог бы использовать это как момент, когда он будет умолять ее остаться с ним.
Но даже этого ему не удалось.
Возможно, два года — лучшее, на что он мог надеяться.
В конце концов, он был бывшим Пожирателем Смерти, который просто помешался на ней и… по словам каждого его друга, знакомого и даже по мнению его собственного отца, Драко был «совершенно потерян для общества». Все, что у него было, — это феноменальная память и полная и абсолютная готовность трахнуть Гермиону где угодно и каким угодно способом.
Конечно, ведь он взял и влюбился в ведьму, которую абсолютно не впечатляет его безупречная родословная, масштабные владения и огромное хранилище в Гринготтсе.
А она была…
Ну, она была Гермионой Грейнджер. Героиней войны. Ярчайшей ведьмой своего возраста (или любого другого возраста, если уж на то пошло). Бесподобная. А кроме всего прочего, бессовестная шалунья в постели и вообще просто великолепная, превосходная, божественная…
О Мерлин, он был действительно потерян для всех, кроме нее. Он никогда не сможет переболеть эту любовь. Она, наконец, пала в его объятия… ну, или в другое измерение (если кто-то вдруг хочет конкретики)… но каким-то образом он все испортил, и теперь был в одном шаге от того, чтобы потерять ее навсегда, при этом не имея ни малейшего представления, что с этим делать.
Драко все еще не понимал, как ему удалось завоевать ее в первый раз, поэтому он был в недоумении, как он сможет сделать это снова.
Все, что ему теперь оставалось, — это жизнь, полная горьких сожалений и алкоголизма.
Его портключ издал пикающий звук, сообщая об активации. Еще раз взглянув на камин с угасающей надеждой, он взял свою сумку и направился в Александрию.
Как только он приземлился, ему захотелось поджечь все вокруг. Библиотека так и кишела воспоминаниями, которые теперь отдавались горечью в душе.
Он собрался с духом и посмотрел на Игнатиуса Пигглсворта и стоявшую рядом с ним грузную женщину.
— Мистер Малфой, рад снова Вас видеть, — приветствовал его Игнатиус. — Мы надеемся, что на этот раз процесс переустановки оберегов пройдет без каких-либо неприятностей.
Драко молча кивнул.
— Это Эльвира Смиткинс, она сегодня будет Вам помогать.
Драко едва заметно кивнул ей в знак приветствия. Она была почти такого же роста, как он, с маленькими округлыми чертами лица, водянистыми голубыми глазами, строгим пучком волос и очень щедрыми… формами.
— Сюда, мистер Малфой, — направила его Эльвира хриплым голосом, поворачиваясь на каблуках и ведя его по коридору в первую комнату. Она слегка покачивала перед ним своими полными бедрами, что Драко находил крайне неуместным.