– А чего их бояться? К нам они равнодушны, считают нас слабыми. Вы, живые, позволь заметить, тоже живёте бок о бок с людьми злыми: теми, кто обижает, бьёт, использует свою власть во зло. Надсмотрщики в тюрьме вон тоже совсем рядом ходят с убийцами и преступниками. И ничего. Всем места хватает. В моём мире тоже такой «винегрет». Сосуществуем…

– То есть, если я правильно поняла, у меня теперь всё плохо? – вывод напросился сам собой. – Я, дурья башка, решила пробраться в эпицентр вас всех, в этот дурацкий туман, чем сама лично, пусть и по незнанию, поставила на себе «чёрную метку», и буду находиться «под прицелом» и ныне, и присно, и вовеки веков? Так?

– Погоди, не кипятись. Теперь у тебя есть я, и я буду тебя защищать. До тех пор, пока ты будешь выполнять моё задание. Ты же поможешь мне?

Голос Дарины звучал вкрадчиво. А меня обуяло негодование.

– ??? Это похоже на «без меня меня женили». А может, я несогласная?

– В общем, у тебя два пути.

Призрак девочки перестал колыхаться в воздухе и неподвижно застыл перед моим лицом:

– Или ты мне помогаешь, или отказываешься. Но отказываешься и от моего покровительства в том числе. Чёрные о тебе знают, ты ещё «свеженькая», энергии в тебе пока много, и они с удовольствием набросятся на тебя, как на скатерть-самобранку! В итоге ты всё равно обратишься за помощью к Белым. Я, разумеется, откликнусь. Помогу на МОИХ условиях: я помогаю тебе – ты помогаешь мне. Минус этого варианта – мы теряем время, а ты – ещё и энергию.

В этом был резон. Я похлопала глазами, чувствуя себя загнанной в угол. Ох, как мне не нравится это состояние! Безобразие какое-то! И как вообще ребёнок её возраста, пусть даже и в виде привидения, способен на такие хитроумные манёвры? Школа у них там что-ли, в загробном мире, с математическим уклоном?

Однако пусть расскажет всё до конца. Тогда я смогу разобраться что к чему.

– Шах и мат. Хорошо. Молодец. Аплодисменты. Занавес. Что тебе нужно и в чём заключается моя помощь?

Наверное, Тень победно улыбнулась. Хотя видеть этого я никак не могла, но почувствовала совершенно точно.

– Слушай.

Призрак поёрзал на лавочке, будто усаживаясь поудобнее. А я превратилась в слух.

– Я была девочкой. Моим миром были мама и папа. Я очень любила их. Папа был воплощением «сильной» любви, способной защитить от всего: от грозы, злых мальчишек, от ночных кошмаров. Мама – воплощение любви «доброй», которая наполняла мою жизнь смыслом. Мы вместе гуляли к старой часовенке у пруда, кормили уток, когда было тепло. Вдвоём рисовали и вышивали. Она учила меня делать куклы из всего, что было под рукой. Мы вместе готовили ужины и ждали, когда вернётся с работы папа и наша семья будет в сборе. Вечерами мы смотрели в окно на тёмную улицу, на яркие звёзды, на луну, которая то крýгом, то острым серпом светила на небе. Она рассказывала мне сказки и гладила по голове, пока я не засыпала.

Но пришла война. Которую начал наш Хозяин, но не мы. И почему-то мой папа, совершенно того не желая, должен был бросить нас. Он покинул мой мир. Проломил в нём брешь и вероломно ушёл, оставив после себя дыру в моём сердце. Оно болело и ныло. Но мне говорили, что так надо. Кому надо? Зачем надо?! Я так и не смогла этого понять. «Надо» было им, а ушёл он из МОЕГО мира!

Я услышала горький вздох. Тень смолкла. Может, собиралась с мыслями?

– Потом ушла мама. Но, в отличие от папы, она всегда по вечерам возвращалась. И целый день, пока её не было, я ждала. Ждать – это не значит ничего не делать. Ждать – это ежесекундно до боли думать о ней, физически желая ощутить её тепло рядом. Я умоляла её не бросать меня. Но она уходила. И так изо дня в день. Слишком много дней! Моих слёз от тоски она не видела. Потому что её не было рядом. Вторую дыру в моём мире сделала мама. И от сердца не осталось почти ничего.

Голос её дрогнул. Ей было тяжело говорить, но она продолжила.

– Она сшила для меня куклу. И всю свою любовь я отдала ей. Когда мамы не было дома, я прижимала куклу к сердцу, придумывая, что это не кукла, а моя мама. Я говорила с ней, как с мамой. Но она не отвечала мне. И не обнимала, как мама.

А однажды я проснулась мёртвой. Но не смогла попасть в мир всех душ, чтобы снова родиться. Обида на всё человечество клокотала во мне и не пускала в Эфир. За что так обошлись со мной? Почему не дали жить счастливо, с моими мамой и папой? Ведь это всё, чего я желала!

Голос девочки сорвался от бурлящих эмоций.

Потом она тихо добавила:

– Мне не нужны были чужие государства или чьё-то богатство. Я просто хотела жить со своими родителями обычной жизнью. Тяжёлым камнем обида придавила мою душу, и я осталась в междупространстве. А ещё со мной там оказалась кукла. Это к ней привязалась моя душа прочными нитями любви, которая предназначалась маме. И до сих пор моя душа прикреплена к кукле.

Девочка снова вздохнула. Неужели привидения дышат? Или это привычка – так выражать свои страдания?

– Чтобы попасть в Эфир и получить возможность снова родиться, нужно избавиться от двух вещей – обиды и куклы.

От обиды меня избавило целое столетие раздумий. Я поняла, что воевать – это нормально. Люди любят воевать, а еще – убивать друг друга. Такими нас создала Природа. Мы жестоки, и даём этой жестокости волю, придумываем разные предлоги, чтобы убить, отобрать, поработить и обидеть. Так устроен человек.

Я набрала в рот воздуха, чтобы возразить на такое категоричное заверение, но Дарина не дала мне этой возможности.

– С этим ничего нельзя поделать. И я, и моя семья, просто попали под раздачу. Оказались не в то время не в том месте. Так тоже бывает. Никакого естественного отбора в таких ситуациях нет. Кто попал – тому не повезло. Вот и вся арифметика. Я поняла, что бороться с ситуацией бесполезно. Она сильнее меня. Она сильнее нас всех. Есть как есть. Правил бытия не изменить. Ведь всё равно, не смотря ни на что, можно быть счастливым! Любить и дарить любовь!

Внезапно её личико оказалось перед моим взором. Огромные глаза лучились добротой и счастьем. Откуда это взялось в её взгляде сейчас? Ведь грустила только что!

– И знаешь, я простила! Простила всё человечество! И я готова жить новую жизнь, как бы она ни сложилась! В ней я буду наслаждаться каждой минутой, тратя её только на светлое чувство – любовь.  Теперь я готова!

И снова вздох. На этот раз радостный. Потом тон её голоса стал более рассудительным.

– Но кукла меня держит здесь. И пока будет она – буду и я. В междупространстве.  Ты должна найти её и уничтожить. И когда куклы не станет – я вернусь в Эфир.

Теперь наступила моя очередь говорить.

– Окей, – я пожала плечами, – уничтожить – так уничтожить. Невелика работёнка. Говори, где кукла, я пошла уничтожать.

Молчание разлилось в воздухе. А потом последовал ответ, который я совсем не хотела услышать:

– Я не знаю, где она.

– Слушай, а может, ты вспомнишь, где видела её в последний раз? Может, она осталась у тебя дома? Так и лежит себе в тумбочке, например. Где, кстати, был твой дом?

Своё утро нового дня я начала с этих вопросов Дарине. Я не видела её, точнее, эту белую тень, в которую она превратилась. И расчёсывая длинные волосы, глядела в зеркало, думая, что она меня точно слышит. И да, не ошиблась.

– Полетели на Малу Страну? – вдруг что-то сказало у меня в голове, – я покажу тебе свой дом. Хотя, собственно, что это я? Ты же пока не умеешь летать… Потому что ты ещё живая. Да… Незадача… Что же делать тогда?

– Мы можем туда ПОЙТИ.

– Ты пойдёшь, а я – полечу. Знаешь, где там монастырский сад?

Недоумённо посмотрев в зеркало, я мысленно стала перебирать сады Малой Страны: «Сад Кампа, если, конечно, можно назвать садом этот сквер. Как и в саду, там зелено. Трава и деревья. Но в садах, как правило, растут деревья фруктовые. А НЕ фруктовые – составляющая ПАРКА. Поэтому Кампа – это парк, скорее всего, а не сад. Но слово "сад" было сказано девочкой-призраком, и, вполне вероятно, она могла отождествить эти два понятия зелёных зон».