Войшелк был несказанно рад. Теперь он чуть ли не великий князь. Шутка ли. Вилейка глазам своим не поверит, когда заявятся к ней сваты. Но это позже. А пока надо о дружине подумать. Слава Богу, хватает на Руси добрых молодцев, готовых послужить мечом князю, да только абы кого брать не гоже. Дружина, как семья. Для начала Миндовг отрядил сыну трёх умудрённых гридней. С ними и отправился княжич набирать дружину. Отбирали сильных, смелых и толковых. Испытания устраивали. Набрали три дюжины. Для начала хватит. С новой дружиной возвращался Войшелк в Новогрудок, когда встретил Елисея.

Ещё не так давно княжичи плечом к плечу бились с врагами. Почти одного возраста, они были и внешне чем-то похожи. А теперь друг перед другом стояли монах и воин.

– И давно это на тебя нашло? – одновременно с жалостью и сожалением спросил сын Миндовга.

– А как Бога истинного узрел.

– И как же ты его узрел?

– Вот как тебя. Только не во плоти, а в сиянии.

– И что же это за Бог?

– Христос.

– С чего ты взял?

– А с нимба над головой. Сиял, как солнце.

– И Христос велел тебе идти в попы?

– Не велел, а сказал, что я стану монахом.

Дружина с интересом вслушивалась в разговор. Некоторые, кивая на Елисея, крутили пальцем у виска, некоторые ухмылялись, но большинство сочувственно качали головами. А неугомонный Войшелк не унимался с расспросами:

– А что Христос ещё сказал?

– Что ты тоже станешь монахом.

– Я?!

– Именно.

Дружина разразилась раскатами смеха. Сам Войшелк хохотал до слёз:

– Скорее солнце взойдет на западе и Неман потечёт вспять, чем я нацеплю на себя рясу.

Елисей, опершись на посох, спокойно взирал на веселящуюся дружину.

– И когда, по-твоему, я приму сан? – всё ещё улыбаясь, полюбопытствовал юный князь.

– До конца лета.

– А давай заклад, – вдруг предложил Войшелк. – Ежели я стану монахом, то исполню любую твою волю. А ежели нет, то быть тебе в моей дружине.

– Не буду я спорить.

– Робеешь?

– Нет.

– Тогда почему отказываешься?

– Потому что сказано: «не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или чёрным».

Задумались дружинники над услышанным, а Войшелк миролюбиво махнул рукой:

– Ладно, время покажет. Ждать недолго осталось. Лучше скажи, куда путь держишь?

– В Новогрудок.

– И я туда же. Ты зачем?

– Проповедовать.

– А я княжить. Давай, подвезу. Увидят тебя рядом с князем и охотнее примут Христа. Кто с властью, тот и прав.

– Не надобно, – поклонился Елисей, – истинная вера не в страхе, а в любви. Да и в монастырь мне надо.

– Ну что ж, неволить не буду, – не стал настаивать юный князь. – Встретимся в Новогрудке.

Войшелк обнял на прощание Елисея, получил от него благословение и умчался с дружиной, словно ветер.

Приняв из рук Миндовга княжеский посох, Войшелк столкнулся с недовольством местной знати. И не удивительно. Статус Новогрудка как стольного города после перехода власти от отца к сыну стал не так очевиден. Вроде бы другого стольного града и не было, и Войшелка величали великим князем, но посадил на стол его Миндовг. Получалось, что Новогрудок – всего лишь одно из княжеств. Вече приняло Войшелка, так как открыто никто не решался выступать против Миндовга после побед над татарами. Однако втайне бояре говаривали, что великий князь зелен и неопытен, что не по Сеньке шапка. Не мало было сторонников и Даниила Галицкого, грезившего о присоединении Новогрудка к своим владениям. Зрели заговоры. Войшелк жестоко расправлялся с противниками, а во время казни с ухмылкой вопрошал:

– Теперь ты убедился, что я могу править?

Юный князь железной рукой навел порядок и усмирил недовольных. Хотя люд и не роптал. Какая разница, кто правит. Лишь бы сумел защитить земли от ворогов. Многие прекрасно понимали, что для того и дали Войшелку Новогрудок. Он же использовал все возможности, чтобы утвердить и показать свою власть, и даже возродил древний обычай, согласно которому невесты накануне свадьбы должны были являться князю. Ему принадлежало право первой ночи. Девицы испуганной стайкой шли на княжий двор, распевая песню-заклинание:

Солнышко, ярче свети,

Княжие очи затми,

Скрой поскорей красоту –

Князь не возьмет ни одну.

Ох, и добрый у нас князь –

Не ударит лицом в грязь.

Войшелк не собирался бросаться на невест. Ему было важна их покорность. Он любезно пригласил девиц за стол, украшенный рыбой, мёдом, свежиной и заморскими винами.

– Ну что, невестушки, всем люб жених?

Девушки захихикали, но дружно ответили:

– Люб, люб.

Лишь одна, самая бойкая на язык, добавила:

– Люб не люб, а рожать надо.

– Что правда, то правда, – улыбнулся Войшелк. – Вы осчастливлены свыше даром являть миру новую жизнь и грешно не исполнить Божью волю.

Юный князь сам удивился, что способен на такие речи. Видно, прекрасные невесты вскружили ему голову, и он продолжал извлекать из себя возвышенные слова:

– Жизнь рождается в любви. А ежели не люб? Как рожать? Кто родится?

Невесты отмалчивались. Они были слишком молоды, чтобы задавать себе такие вопросы. Многие из них ещё в глаза своего жениха не видели и выходили замуж по воле родителей. Какая уж тут любовь. Лишь самая бойкая осмелилась ответить:

– Под одеялом особо не разглядишь. Там любой будет любым.

Невесты вместе с Войшелком непроизвольно рассмеялись. Юный князь понял, что сейчас не имеет никакого смысла наставлять девиц, и стал просто потчевать их вином и весёлыми историями. Вдруг он заметил, что одна из невест сидит грустная, не ест, не пьет и прячет лицо.

– О чем, красавица, кручинишься? – обратился к ней Войшелк.

Девушка не ответила и ещё ниже опустила голову.

– Аль беда какая стряслась? – продолжал вопрошать великий князь.

Та по-прежнему хранила молчание и даже отвернулась.

– Неужто жених не люб?

– Не люб! – вдруг почти выкрикнула грустная невеста и, резко оборотилась к князю. Он вздрогнул. На него в упор смотрела Вилейка.

Войшелк не забыл о ней и собирался в ближайшее время отыскать. Не успел. Княжьи заботы помешали. А теперь поздно. Или нет? Может, ещё можно всё исправить?

Спешно отпустив невест с богатыми дарами, великий князь велел Вилейке остаться. Не смея перечить Войшелку при подругах, она, как только они ушли, посмеиваясь и лукаво подмигивая, с горечью вымолвила:

– Зря ты, великий князь, меня выбрал: я уже испорчена.

– А я не для забав тебя оставил.

– А для чего?

– В жены взять.

– У меня есть жених.

– По доброй воле?

– По доброй воле я с тобой сошлась, а жених по отцовской воле.

Войшелк облегчённо вытер пот со лба бархатным рукавом:

– Тогда дело поправимо.

– Ты думаешь? – недоверчиво взглянула на него Вилейка.

– А кто посмеет противиться княжьей воле? – горделиво вздернул голову Войшелк.

– Я, – едва слышно выдавила девушка.

– Ты? – вытаращил глаза великий князь. – Я тебе не люб?

– Люб, да только не могу я супротив отцовской воли.

Войшелк самоуверенно рассмеялся:

– Мне это предоставь.

– Не ведаешь ты моего отца. Он слова не нарушит никогда.

– Я утром свататься приду и головой клянусь, что станешь ты моей невестой.

Вилейка с трудом сдержала навернувшиеся на глазах слёзы:

– Ох, чует моё сердце, что сватовство не кончится доб-ром.

Она с мольбой обратилась к Войшелку:

– Ты только не гневи отца.

Тот нежно погладил девушку по распущенным волосам:

– Поверь мне: будет всё, как в сказке.

– Дай-то Бог, – всхлипнула Вилейка.

Великий князь взял её за руку: