Пойнтер взмахнул хвостом, вывалил язык в нежной ухмылке, упал на спину и щедро подставил свой живот для почесывания и ласк.
– Ах, какое ты чудо, как же тебя зовут?
– Его зовут Черныш, – отводя ветки боярышника от лица, на тропку вышел автор «Бежина луга» и «Отцов и детей». Был он в охотничьем костюме, при своей роскошной бороде, кустистых бровях и прицельно-печальном взгляде. Однако вместо ружья он держал в руках лист белого картона и угольный карандаш.
– Доброй вечности, Иван Сергеевич, – поклонилась Ника. – А почему – Черныш? Он же рыжий, как апельсин!
– Наше восприятие цвета слишком условно, вы это постепенно поймете. И потом, мне думается, эта кличка подходит ему как никакая. А вот еще моя Мечта, познакомьтесь с нею.
Под левую руку Ники (правой она неустанно чесала живот Черныша) юрко подлезла удивительной красоты пятнистая такса, фыркнула, ткнулась внимательным носом в ладонь, вильнула хвостом и ревниво тявкнула в адрес Черныша.
– А я… смогу завести себе здесь собаку? – замирая от нежности, спросила Ника.
– Конечно! А хотите, прямо сейчас пойдем на Собачью Лужайку, вот и выберете! Там такая компания!
– Да, да! Пожалуйста!
Путь на Собачью Лужайку Ника не запомнила, потому что почти бежала за взявшим ее за руку Пастернаком. Он был по-мальчишески стремителен, да и Ника старалась не отставать.
Когда они выскочили на Лужайку, Ника поразилась тому, что при ясной погоде границы Лужайки окутаны плотным туманом. Потому что она безгранична, поняла Ника. Пастернак сказал:
– Приготовьтесь к тому, что они могут свалить вас с ног от радости.
И трижды хлопнул в ладоши.
Сначала ничего не произошло. Потом туман заколыхался, и на Лужайку, разметывая в стороны высокие стебли травы, стали выбегать собаки. Это было удивительное зрелище, лучше, чем концерт в Ла-Скала или лазерное шоу в цирке Дю Солейль: большие и маленькие, лохматые, гладкие и даже голые, рыжие, черные, палевые, пятнистые, кипенно-белые, собаки мчались, звонко взвизгивая от счастья, переполняя все вокруг любовью. Ника упала на колени и ощутила, как чудесно пахнет небесная трава:
– Милые мои, – протянула она руки к собакам: – Ко мне, ко мне!
Собаки не заставили ждать. Они принялись тыкаться дивно нежными носами в ладони, шею, лицо, облизывали руки и тянули за рукава и подол платья. Ника совсем повалилась в траву и, хохоча, исчезла в виляющей хвостами куче:
– Вот оно, глупое счастье!
Поскольку в вечности время не имело места, Ника не знала, как долго она предавалась этому безудержному счастью. Наконец успокоившись, она уселась удобнее; спину ей грел лохматый кавказский овчар, на коленях сопели мопс и кремовый чихуахуа, под локтем правой руки юлила рыжая такса, под левой – подставляла пузо шелти. На ступни навалились две пестренькие дворняжечки, по виду брат и сестра. Остальная орава расположилась поблизости и глазами, полными небесной нежности, созерцала новую жительницу Горнего Переделкино, а также Пастернака, который сидел, опираясь на мощную акита-ину и почесывая черного спаниеля.
– Нравится, Ника? – усмехнулся он.
– Я в сладостном безумии! Право, меня радует, что здесь я на целую вечность, я успею переласкать, причесать и поиграть со всеми собаками много-много раз!
– Это да. Вы так любите собак?
– Беспредельно! Жаль только, что там остались без меня два моих пса, они будут тосковать… У меня сейчас мелькнула ужасная мысль: пусть бы отец усыпил их, тогда они скорее попадут сюда, и все мы будем бесконечно счастливы! Скажите, я могу взять кого-нибудь из них к себе в… дачу?
– Конечно. Просто нареките собаку, дайте ей имя, и она будет вашей.
– А как здесь с собачьим кормом?
– Тут у всех – людей и животных – общее питание. Можно называть это амброзией, как греки, или сома, как индуисты. Оно нисходит и укрепляет, стоит лишь попросить об этом. Возможно, это благодать, ибо оно невещественно. Пироги, чаи – это просто игра в нормальную жизнь, вы же понимаете.
– Да.
– Ну, выбирайте собаку, Ника, и идем осматривать дачу.
– Ага, я сейчас.
В той жизни Ника, хоть и любила своего Жама, мечтала об огромной собаке, надежной как танковая броня. Сейчас же, увидев белого маламута, она вскипела сердцем и сказала гордому псу:
– Идем со мной, Фараон!
– По-моему, это девочка, – присмотрелся Пастернак.
– Тогда – Клеопатра. Клео, ко мне!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
