– И что там нынче? – Джерри по привычке устроился подальше от всех, на подоконнике.

– Будете смеяться, но лес. – Келликейт развела руками. – Вернее, лесная поляна. С камином в дупле огромного старого дуба и ковром из плюща. Больше я ничего рассмотреть не успела – он меня выгнал. Мол, нечего смотреть, пока не закончил.

– Мало нам леса за окном, теперь ещё и дома лес будет! – фыркнул Джеримэйн, ковыряя ногтем краску на подоконнике.

– Как же бесит… – Келликейт с размаху уселась на лавку, и Розмари подставила ей под нос блюдо с пирожками.

– Лес? – Джерри оставил в покое краску, послюнявил палец и провёл им по стеклу. Соколята дружно вздрогнули от пронзительного немелодичного скрипа.

– Нет же, Фиахна! – Девушка взяла пирожок и повертела его в руках, пытаясь понять, с какой он начинкой. – Вы слышали? Он хочет, чтобы Риэган приехал!

– Ешь, он с вишней. – Розмари посмотрела на неё с сочувствием и осторожно спросила: – А ты не хочешь-то, чтобы он приезжал? А что ж всю зиму-то во дворце-то сидела? Видать, не так уж он тебе немил-то?

– Мы договорились не встречаться до Бельтайна. Там он всё равно приедет, чтобы открыть Врата. – Келликейт вздохнула. – Но я обещала дать ему ответ после Летней Битвы. Если, конечно, останусь жива. И что мне теперь делать? Не разговаривать с ним? Опять прятаться? Глупо как-то…

– Тогда беги в лес, – хрипло рассмеялся Джерри. – Ты же у нас лесная кошка.

А Розмари озадачилась:

– Погоди, что за ответ-то?

Келликейт как раз откусила от пирожка, поэтому ответила очень невнятно:

– Да он мефя замуф фофёт. Опяфь.

– А ты-то не хочешь? – Розмари участливо придвинулась ближе. – Или хочешь? Или не знаешь?

– Ифи лефом! – Келликейт запихнула в рот ещё один пирожок целиком и мотнула головой, показывая, что отвечать не будет.

– Ась?

– Думаю, она послала тебя лесом. – Джерри фыркнул. – Спасибо Фиахне – идти теперь не очень далеко!

– А как же Орсон? – Элмерик ещё не закончил говорить, но по яростному взгляду, которым одарила его Келликейт, понял, что лучше было и не начинать. – Молчу, молчу. Не моё дело.

Розмари всплеснула руками:

– Ой, да ладно грустить-то! Сегодня ж праздник-то будет! Ух и повеселимся!

Но особого веселья в её голосе, впрочем, не слышалось.

– Нет, ребята, так не пойдёт! – Джерри спрыгнул с подоконника. – У меня есть идея! Давайте сейчас каждый выговорится, чем ему насолил Фиахна. И на праздник уже пойдём с лёгкой душой и без всяких задних мыслей.

Предложение Элмерику понравилось, он даже пожалел, что ему самому ничего подобного в голову не пришло.

– А ты сам придумал или кто подсказал? – Бард с наслаждением потянулся и лёг на лавку, заложив руки за голову.

– Вообще-то, это мастер Флориан надоумил, – нехотя признался Джеримэйн. – Ещё до того, как онемел. Сказал как-то: мол, яр-р-рости в тебе – ну, то есть во мне, – изр-р-рядно. Выговор-р-ришься – пр-р-роще будет жить. Вот я и выговаривался раз за разом. Орал даже, пока не охрип. А он меня честно слушал.

– Интересно, а слушает ли кто его самого? – задумчиво произнесла Келликейт, ни к кому не обращаясь.

Джеримэйн посмотрел на неё, на остальных и прочистил горло:

– Давайте я начну? Этот Фиахна – упёртый и самодовольный болван. Тоже мне, наместник выискался! Сидел бы в своём прекрасном Аннуине – нам без него тут намного лучше было! Теперь на мельнице – если это всё ещё можно назвать мельницей – полный бардак. В Чернолесье переполох: то им баньши на мосту воет, то замок в одночасье на холме вырос… А до Летней битвы, между прочим, остался месяц с хвостиком. И к чему мы готовимся? К празднику! – Джерри стукнул ладонью по столу. – Просто очаровательно! У наставников нет времени нас учить, потому что они носятся с этим дураком Фиахной… И голос его громкий тоже раздражает.

Он замолчал, чтобы перевести дух.

– Голос-то у него красивый… – Розмари шмыгнула носом. – И сам-то он тоже. Пожалуй, самый красивый-то эльф из тех, что я видала-то. И самый противный. Обращается-то с людьми, как с вещами. Будто все-то ему должны. Мы ему тут не игрушки! Ежели хочет иметь с нами дело-то, пусть сперва научится нас уважать.

– Как же, научится он! – фыркнул Джерри, качая головой. – Лучше забудь о нём, Роз. Он тебе не пара.

Элмерик снова согласился и поспешил вставить:

– Да-да, забудь. Встретишь другого, ещё лучше.

Розмари горько усмехнулась и постучала костяшками по лавке прямо возле Элмериковой головы.

– Ой, кто бы говорил-то! А сам ещё давеча сох по своей дрянной эльфийке, как листья в засуху!

– Это всё в прошлом. – Бард приподнялся на локте и тут же скривился, потому что от долгого лежания рука затекла, да теперь ещё и в поясницу вступило. – Но ты права: нужно время.

– И что, ничегошеньки больше к ней не чувствуешь-то? Не скучаешь?

– Нет. – Он поморщился от боли.

– Значит, правду-то говорят: с глаз долой – из сердца вон.

Элмерик дёрнул её за завязку фартука.

– Когда ты успела стать такой злющей, Роз?

– И не такой станешь с вами-то… – Она несильно хлопнула его по рукам и отодвинулась. – А я вона чего скажу-то, как Келликейт: идите-ка в лес. И в мои с Фиахной дела не лезьте-то! Вы все ужо меня достали.

Она выпила добрый глоток эля прямо из кувшина и принялась обмахиваться фартуком.

– Ух! Выговорилась! Теперича и вправду полегчало-то!

– А я добавлю, что он постоянно пьёт вино командира, – пожаловался Элмерик, снова укладываясь на лавку. – Уже прилично выхлебал. И я вынужден бегать по лестнице в погреб и обратно. А покои-то у него на самом верху. А ещё мне нужно всегда находиться рядом. Стоять за левым плечом. И чтобы у меня всегда было что выпить, чем закусить, а также перо, чернила и бумага. У меня уже руки от подноса дрожат, а спина так вообще отваливается. Нет ни минуты покоя! «Элмерик, сделай то. Элмерик, сделай это…» Не понимаю, как я буду такими руками играть на арфе.

– Мда… – Кажется, Джерри ему больше не завидовал. – Ну так скажи ему, что ты не железный. И попроси командира вступиться.

– Как его попросишь, если он уехал? – Элмерик вздохнул, и в этот миг послышался звук колокольчика. – Вот, слышите? Опять зовёт! Я не могу больше!

– Пойдёшь? – Келликейт осторожно тронула его за плечо.

– А куда деваться?

Элмерик встал, надел сапоги и нехотя поплёлся к дверям.

Уже на пороге он услышал, как Келликейт злобно скрипнула зубами:

– Вот, и за это тоже не люблю королей…

На праздник всем было велено прийти босиком. Гостиная и в самом деле превратилась в волшебную поляну, словно сошедшую с ярмарочных картинок. Пол и стены увивал цепкий плющ, потолок густо заплели цветущие ветви деревьев, на которых то тут, то там сияли голубоватые болотные огоньки, похожие на маленькие звёзды. Камин, как и говорила Келликейт, находился в дупле старого дуба, в нём по-прежнему горел огонь, но древесина даже не думала воспламеняться.

Обеденный стол обернулся огромным валуном с замшелыми зеленоватыми боками. Его поверхность была испещрена высеченными узорами – преимущественно листьями и цветками папоротника. Скамьи тоже стали каменными, а кресло командира, в котором Фиахна так полюбил сидеть, превратилось в настоящий трон с ажурно вырезанным гербом на высокой спинке. По углам стола на круглых древесных спилах, украшенных фиолетовыми цветками сон-травы, горели толстые белые свечи. От одной свечи к другой тянулись золотые нити толщиной не больше паутинки. На них сияли капли росы.

В противоположном от камина конце залы бил настоящий родник, его струя стекала в круглый бассейн, выложенный гладкими белыми камнями. От стола к источнику вела дорожка из белого же песка. Повсюду витал крепкий цветочный аромат, ещё пахло предгрозовой свежестью, дождём и немного грибами. Они тут, кстати, тоже росли повсюду. Их светящимися шляпками был выложен широкий круг на полу, внутри которого росла мягкая молодая травка. Элмерик решил, что это наверняка поляна для танцев. Догадку подтверждал и огромный плоский пень, весьма напоминавший помост для музыкантов.