Глаза Эстер расширились.

– Не стоит ехидничать.

– Не надо совать всюду свой нос.

В гневе Эстер поправила на хлебе фольгу и развернулась, чтобы пойти домой. В любое другое время Руби почувствовала бы себя виноватой, но сегодня ее занимала только одна мысль. Побег.

Она села в машину, бросила кошелек на пассажирское сиденье, завела двигатель, и ненадолго оставила, чтобы прогреть автомобиль. Когда она развернулась, чтобы выехать, то посмотрела в зеркало заднего вида и увидела, что дверь дома Зэйна открывается. Он вышел на крыльцо, когда она вырулила на улицу, но она не уделила ему больше ни взгляда, ни мысли. Ей нужно убираться отсюда, а она подозревала, что если дать ему шанс, то он попытается остановить ее.

Руби не знала, куда ехать, но автомагистраль между штатами будет хорошим началом. Двадцать минут до шоссе, а оттуда можно поехать в Бирмингем  или Хантсвилл  или еще куда-нибудь. Возможно, стоит продолжать поездку, пока глаза не начнут слипаться от усталости, и тогда ее ждет мотель или катастрофа, и, тогда возможно, она не сможет видеть сны.

Не прошло и пяти минут, как Руби подъехала к перекрестку четырех дорог. Она посмотрела налево, и ничего не увидела. Посмотрела направо, и там, на приборной панели, где секунду назад не было, сидела нефритовая кошка. Казалось, что она улыбается.

Руби закричала, инстинктивно надавив на педаль газа, и промчалась через пустой перекресток. Она чувствовала, что теряет самоконтроль, от и до. И не увидела телефонный столб, пока не стало слишком поздно.

Амелия улыбнулась, потягиваясь на прекрасных простынях постели своего возлюбленного. Она не знала, что существуют такие удовольствия, но, пока Генри не потребовал ее душу и тело, у нее в жизни было не много удовольствий. Сирота с одиннадцатилетнего возраста, горничная леди, которая прислуживала другим, и выполняла требования других, она никогда не думала, что познает такие милости.

– Ты невероятно красива, – сказал Генри. Он тоже был обнажен. Ей нравилось его тело. Твердое, сильное, и так отличающееся от ее собственного. Она не могла удержаться и не коснуться его.

Он сказал, что скоро они поженятся, но у него было семейное дело, которым нужно заняться в первую очередь. Его отец – богатый торговец – не одобрил бы бывшую служанку в качестве его жены. Генри спланировал целый спектакль. Когда все будет сказано и сделано, его семья будет думать, что Амелия – прекрасная леди, только недавно прибывшая в колонии из Франции.

– Думаю, ему понравится видеть тебя счастливой, – сказал Генри.

– Кому? – улыбаясь, спросила Амелия, проводя ладонями вдоль его прекрасной груди. – Твоему отцу?

– IL Gatto Nero, – сказал Генри, хватая ее запястье и завязывая его лентой из отличного красного шелка. Она не протестовала, даже когда он связывал ее запястья и привязывал их к столбику кровати. Иногда его сексуальные вкусы были немного странными, но он никогда не причинял ей боли, и всегда наблюдал, как она получает собственное удовольствие прежде, чем он. Амелии не нравилось связывание, но если Генри будет счастлив, это невысокая цена.

– Черная кошка? Я не знала, что у тебя есть кошка.

Генри взял ее сосок в рот и посасывал его, и Амелия забыла о кошках и спектаклях. Ничто кроме этого не имело значения. Она закрыла глаза и смаковала ощущения. Она хотела дотронуться до Генри, обнять его, но не могла. Ее возлюбленный не торопился, целуя, посасывая и возбуждая... а потом он отстранился.

Амелия открыла глаза – Генри стоял около кровати. Он все еще улыбался с большой теплотой, и она не забеспокоилась.

– Все хорошо?

– Да, – сказал Генри. Ты счастлива, любимая?

– Исступленно. Вернись в кровать. – Она хотела сделать соответствующий жест, но не смогла.

– Это хорошо. – Генри залез под матрац и достал маленькую нефритовую статуэтку. Кошка – увидела она сразу. – IL Gatto Nero получает большее удовольствие от души, наполненной удовольствием так же, как и страхом. Такая душа намного вкуснее, а он ждал такого вкуса очень долго.

– О чем ты говоришь? – Амелия натянула свои путы. Ей не понравилось выражение, скользнувшее по лицу возлюбленного.

– Никто не будет скучать по тебе, – мягко сказал он. – Ты действительно удивлена? Разве ты не слышала, как IL Gatto Nero говорил с тобой недавно?

Мягкое мурлыканье, отзывающееся эхом мяуканье, отдаленный рев большой кошки в лесах, окружающих дом на отшибе, где Генри держал ее... она слышала все это, но думала, что звуки исходили от обычных животных, бродящих вокруг ее недавно вытребованного дома. 

Генри начал петь, и от головы нефритовой кошки поднялся черный дым. Амелия еще сильнее натянула свои путы, но это не помогло. Она в ловушке. В ловушке у человека, которого любила... человека, который, она была уверена, любил ее. Тьма разрослась, и она повернула голову набок и пристально посмотрела на Руби.

Никому не доверяй.

Руби резко открыла глаза. Ее крик оказался коротким и слабым, но его хватило, чтобы привлечь внимание медсестры по соседству. Руби огляделась, узнавая это место. Она была здесь прежде, с тетей Милдред. В Минвилле была небольшая, но хорошо укомплектованная клиника, действующая и как маленькая скорая помощь, и она лежала на одной из коек.

– Что случилось? – спросила Руби, и уже произнося вопрос, вспомнила проклятую кошку, телефонный столб, и сон.

– Кое-кто хочет вас видеть, – сказала медсестра.

Руби испытала прилив страха. Так или иначе, Зэйн нашел ее. Он здесь, наверняка собирается обольстить ее, привязать к кровати и предложить ее душу куску камня. Поэтому он возбуждал ее прошлой ночью? Делал ее вкуснее для демона? Она потрясла головой и немедленно об этом пожалела. Движение причиняло дикую боль.

Занавески раздвинулись, и вошла Мэрилл. Несмотря на откроенное беспокойство, она выглядела веселой, с ее длинным светлым конским хвостиком и личиком в форме сердца.

– О мой Бог, я так волновалась за вас, – сказала девочка. – Из полиции позвонили в магазин, разыскивая вашу семью, и я тут же приехала.

– Кто управляет магазином? – спросила Руби.

Мэрилл скривила губы.

– Магазин закрыт и останется закрытым, пока я не уверюсь, что вы в порядке. Я думала, вы болеете. Почему вы сели за руль? О чем думали?

Это был риторический вопрос, и хорошо, потому что ответа у Руби не было.

– Отвези меня в Нэшвилл , – сказала Руби, осторожно усаживаясь. Она уже не была уверена, что Бирмингем или Хантсвилл достаточно далеки от Минвилля.

– Вы спятили, – сказала Мэрилл, протягивая ей руку. – Я отвезу вас домой.

– Я не хочу домой!

Мэрилл не спрашивала, почему, и это тоже хорошо, ведь в правду она не поверит.

– Ну, мое жилище невелико, и там беспорядок. Я никого не ждала, поэтому туда мы отправиться не можем. Я отвезу вас домой, и останусь с вами, пока вы не почувствуете себя лучше.

– Магазин...

– «Кондитерская Руби» будет закрыта, пока вы не поправитесь. Если есть кто-то еще, кто сможет посидеть с вами, то я пойду в магазин, а если нет, тогда постоянным клиентам придется несколько дней обходиться своим собственным печеньем и пирогами.

Было время, когда Руби готова могла ползти на руках и коленях, чтобы открыть свой магазин, но сейчас магазинчик казался таким незначительным. Она не хотела оставаться одна. И не могла позвать Зэйна. А больше никого и не было.

Зэйн следил за домом Руби все утро и весь день, ожидая ее возвращения. В четвертом часу на дорогу вырулил странный автомобиль. Блондинка, которую он видел в магазине Руби, вышла со стороны водителя. Руби, которую трудно было узнать из-за белой повязки на голове, осторожно вылезла с пассажирского сиденья.

Он хотел помчаться туда, спросить, что произошло, но этим утром она ясно дала понять, что не хочет видеть его рядом. Он не был уверен, почему, но подозревал, что это имеет некоторое отношение к ее новому кошмару. Совершенно ясно, что она больше не доверяла ему. Она заснула в его руках и проснулась уже опасаясь его.