Подсушив волосы полотенцем и накинув на плечи халат, Элари прошла в свою комнату. Повязку она сменила на новую, наложив побольше заживляющей мази, и туже завязала бинт – ходить стало легче, и разум, который не отвлекался на жгущую боль в ступне, работал куда лучше.

Девушка уселась за компьютер, подтянув ноги к себе и пережевывая захваченный с кухни ванильный круассан. Ее поприветствовала знакомая надпись «Добро пожаловать, Элари», а следом изображение туманного леса. Она улыбнулась – хоть что-то в этом мире оставалось стабильным.

Элари провела за компьютером всю ночь, кликая мышкой по сайтам, статьям и фотографиям, иногда сгибаясь и что-то записывая в извлеченном из ящика небольшом блокноте, сохраняя, обрезая скриншоты и печатая их на стоящем сбоку от стола принтере, скрепляя распечатки зажимами, скотчем и складывая в стопку или внутрь блокнота. Даже толком не зная, что конкретно надеется найти, Элари выискивала и по крупинке собирала информацию, пока не прозвучал сигнал будильника.

Она выключила компьютер. На улице давно рассвело.

И этот рассвет напомнил девушка, что алкоголь плюс долгие танцы, плюс бессонная ночь, плюс стресс – это опухшие глаза и полопавшиеся капилляры, мешки под нижними веками, пересохший язык и головная боль. Что ж, здравствуй, Элари Браун, меня зовут Похмелье, и я, пожалуй, сопровожу тебя на занятия к Роджеру Силману. Ты не против?

«Против», – подумала Элари, попутно осознавая, что, кажется, впервые опаздывает на пары. Она отыскала в шкафу новый комплект белья, черную рубашку и голубые джинсы. Кое-как нацепив все это и покачиваясь от слабости в теле, она подхватила рюкзак и вышла из дома навстречу пропахшему дождем влажному герширдскому воздуху.

^***

Телефонный будильник настойчиво пищал прямо возле уха. Бенедикт с трудом разлепил глаза, взял гаджет в руку и смахнул уведомление влево, после чего перевернулся на другой бок, в сторону от слепящего солнца, скрестил руки на груди и закрыл глаза.

«Проспишь же», – сказал ему глас рассудка. Бенедикт застонал и перевернулся на спину, раскинув руки в стороны.

– Гадство, – сказал парень, глядя в потолок.

Юноша встал с кровати, чувствуя во всем своем теле ноющую, но приятную боль, исключая царапины, оставшиеся на спине. Те напоминали о себе неприятным жжением при каждом соприкосновении с футболкой.

Бен почесал укрытый щетиной подбородок и посмотрел на часы – без четверти восемь. Голова ужасно болела, во рту чувствовался привкус чего-то кислого и вязкого, а в квартире стоял легкий запах серы. Двигаясь вразвалочку, парень зашел на кухню, открыл маленький бар и достал оттуда откупоренную бутылку вина, после чего зубами выдернул пробку и сделал жадный глоток прямо из горла.

– Злоупотребляешь, – донеслось до Бенедикта из прихожей. Юноша переполошился и дернул рукой, отчего вино разлилось на его футболку, измазав белый крест в алый цвет. В глубине коридора на невысоком стуле сидел Черный Человек, который за всю недлинную Бенедиктову жизнь периодически являлся к нему.

– Иисус сделал вино из воды… – начал было он.

– Но вино не сделает из тебя Иисуса, – ответил Черный Человек, снимая котелок с головы и укладывая его на колени.

– Ничего не знаю, – ответил Бен, вытирая кухонной тряпкой свою любимую футболку, и, когда ничего не вышло, он раздраженно кинул ее в раковину.

– Замочи в растворе лимонной кислоты, – посоветовал мужчина в котелке, и Бен всем своим естеством ощутил, как тот ухмыляется. За все время он никогда не выходил из тени и никогда не показывал свое лицо, но каким-то образом юноша всегда понимал, какая эмоция сейчас на нем застывала. И чаще всего эта эмоция была положительной.

– Угу, – ответил Бенедикт, пережевывая наспех сделанный бутерброд. – Вечером непременно сделаю.

Черный Человек дернул плечами.

– Как скажешь. Через шесть часов можешь ее выбрасывать.

Бен прекратил жевать.

– Ну и где я, по-твоему, ее сейчас должен взять? – возмутился он, разводя руки в стороны и разбрасывая хлебные крошки по полу.

Что-то с отчетливым стеклянным звуком бухнулось об пол и, скользя по линолеуму, доехало до ног Бена. Юноша наклонился и поднял банку с лимонной кислотой.

– Как самочувствие? – учтиво поинтересовался Черный Человек. Бенедикт промолчал. Тогда мужчина помахал рукой и пощелкал пальцами. – Я к кому обращаюсь, э?

Юноша ухмыльнулся, закидывая футболку в раковину, наливая воду и заправляя туда несколько ложек кислоты.

– Ты меня игнорировать удумал?

Бенедикт молчал. Он скинул с себя грязные джинсы и несвежее белье, после чего нагой подошел к шкафу и достал новое.

– Срамота, – комментировал голос.

Юноша надел исподнее, натянул черные брюки, носки, после чего сходил в ванную и почистил зубы. Вернувшись назад, парень выбрал черную рубашку с белой колораткой, застегнулся и заправил ее, накинув поверх черный пиджак.

Маркус повернулся к своему гостю.

– Так лучше? – спросил он.

– Определенно, – осведомился гость. – Но грехи свои ты все равно не упрячешь за своим вторым именем и одеждой.

– А, – Маркус отмахнулся от него, как от назойливой мухи. – Священники по всему миру воруют, провозят тачки без пошлины через границы и наживаются на бедных. Что мне будет за мои проступки? Адский котел с такими же сошками, как я, где мы будем бултыхаться в кипящем вареве и тереть друг другу спинки, громко повизгивая при каждом новом ударе вилами от рогатых?

– Нет, – ответил Черный Человек и выдержал паузу. – С тебя просто снимут шкуру.

– Всего-то? – спросил Маркус.

– Это ты сейчас так говоришь, – сказала фигура с котелком. Маркус уже стоял в двери и ничего не ответил на замечание своего давнего друга.

– Так ты что-то конкретное хотел? – спросил его диакон, завязывая шнурки на кожаных туфлях, чувствуя, как теряет равновесие из-за недосыпа и перепоя. Ангел-хранитель молчал, покручивая в темном углу коридора свою шляпу на руке. Маркус тем временем налил виски во флягу и сунул во внутренний карман пиджака. Прошествовав по всему дому обутым, он встал в дверях и оглядел ужаснейший бардак, который воцарился в его скромных покоях.

Маркус развернулся и уже выходил в двери, когда гость сказал:

– Кстати, а как тебе ночное происшествие?

Диакон остановился. На мгновение он вернулся во тьму, в которой летел головой вниз в бездонный колодец, и душу его тогда полнил ужас до самых потаенных глубин.

Он резко развернулся на пятках, да так, что чуть не упал.

– Так это был, – сказал Маркус в пустую квартиру, в которой не было никого, кроме него самого, – не сон… – закончил он, сбив все слова в одно, без эмоций и с леденящим разум осознанием.

^***

Лизи Голд проснулась, когда солнце вскарабкалось достаточно высоко: настенные часы показывали пятнадцать минут одиннадцатого. Она сонно потянулась и протерла глаза, окончательно размазав вчерашнюю тушь, сделавшую из девушки панду.

Эл Джи сбросила с себя одеяло и, нагая, направилась в душ, как вдруг ее взгляд зацепился за аккуратно сложенные вещи, лежавшие на правом углу кровати. Девушка улыбнулась. Ее не удивил и не расстроил тот факт, что она проснулась одна. Точнее, Лизи слегка разочаровалась в Бенедикте, который слинял, пока она спала, но о содеянном нисколько не жалела.

Лизи вымылась под прохладным душем и избавилась от макияжа. Завернув полотенце на голове, девушка вышла из ванной и вернулась в свою спальню. Тело наполняла приятная истома, и сама она чувствовала себя куда легче, чем вчера. Понимая, что уже не успевает на занятия, Лизи взяла фен и принялась неспешно сушить влажные волосы. В желудке заурчало.

Проходя мимо тумбы, Элизабет бросила взгляд на упавшую фотографию в рамке, где они с Эдди, обнимаясь, стоят посреди парка. Девушка взяла ее в руки и принялась рассматривать, как рассматривала сотни раз до этого, умываясь слезами. Она ощутила легкий укол где-то внутри груди, но не было того неописуемого и отягощающего чувства горести. Она улыбнулась и поставила фотографию на стол, после чего, накинув тоненький халат, отправилась завтракать.