Жизнь обитателей верхнего города белая снаружи, а если ковырнуть и надавить, полезет муть.
- Я ушла не от него, а к тебе, - отвечаю спокойно.
Мне не нравится слушать его думы о мути; беседа о Хальданаре должна быть милее.
- Есть разница?
- Конечно. Я бы ушла от него, если бы он разочаровал меня, если бы разлюбила, если бы мне стало плохо с ним. А это не так.
Грудь Эйрика единично вздрагивает слабой усмешкой.
- То есть ты привела бы его сюда, если бы он пошел?
- Конечно, - отвечаю честно и просто.
У людей не принято иметь нескольких мужей или нескольких жен. Я считаю это ограничение надуманным и досадным.
Эйрик взволнованно посмеивается, отвернув лицо. Мысль о трио вместо пары кажется ему дикой, но не отвратительной. Жаль, Хальданар далеко не так гибок. Вскоре после того, как я сорвала свадьбу Эйрика, он нанялся на судно и ушел в море. И с тех пор я не видела его даже издали.
========== 8. ==========
Эйрик прохаживается по дому одного из советников городничего. Тот дает прием на двести гостей; залы, лестницы, балконы, сад наводнены дорого одетыми людьми с пропастью между словами и мыслями. Я сижу на плече симпатичной мартышкой, у меня на шее – пышный розовый бант. Жители верхнего Пларда любят вешать банты на животных.
Советник пригласил ясновидца по той же причине, по которой люди приходят к нам в комнатку по соседству с цирюльней – от отчаяния. Кто-то похитил его маленького внука, и он полагает, что преступник может оказаться среди гостей. Эйрик гуляет среди публики, потягивая белое вино из хрустальной чаши, а я смотрю окружающим в нутро. Я вижу взяточников, воров, лжецов, вижу убийцу – грузную даму, размозжившую череп стражнику. Но пока не нахожу похитителя ребенка.
Публика не рада ясновидцу. Многие из этих людей знают, кто он, но никто не говорит о нем вслух. Не признаются друг другу. У многих есть грязь за душой, которую им не хочется раскапывать. Многие благодарны ясновидцу за помощь, многие ненавидят и боятся его. Эйрик – не сущность, но и он способен понимать и чувствовать отношение к себе. На этом приеме ему неспокойно. Он ловит косые взгляды, и опасается оставаться с кем-либо один на один. Ему кажется, что кто-то может навредить ему прямо здесь, в этом доме в этот вечер. Например, мать его несостоявшейся жены, бесящаяся от того, что ему известно о позоре ее дочери. Или писарь, который подделывал документы, и был раскрыт посредством ясновидца. Писаря не лишили должности, но репутацию ему уже не отмыть.
Я все еще хочу жить среди этих людей, но уже заметно меньше. Я знала, что, несмотря на сытость, образование и манеры, они далеко не так красивы внутри, как снаружи, но – как всегда – одно дело знать со стороны, с высоты Межмирья, и другое – находиться с ними в одной плоскости. Мое восприятие людей меняется день ото дня, потому что день ото дня я все сильнее ощущаю себя одной из них. Даже притом, что я – мартышка с бантом на шее.
- Ой, какая хорошенькая обезьянка! – восклицает молодая женщина, припорхнувшая к Эйрику на террасе, освещенной стеклянными фонариками. – А как ее зовут?!
На тонкой шее женщины - тяжелое золотое ожерелье, в гладкой темноволосой прическе – живые красные розы. Она – артистка, привыкшая разговаривать темпераментно и громко. У нее очень высокий голос, в местах ударений переходящий в визг.
- Изильгина Виалгималь Фердемона Четвертая, - с интонациями герольда представляет меня Эйрик.
Я встаю на его плече и чуть кланяюсь, прижав лапку к груди. Дама счастливо хлопает в ладоши. Она в восторге от моего имени и моих манер.
- Ой, а у меня был когда-то ручной попугай! – сообщает она с резким вращательным движением вокруг себя и красивой волной подола. – Он умел говорить лишь одно слово – «извольте». Его научил наш дворецкий.
Она повторяет вращательное движение в обратную сторону. Юбка вновь делает красивую волну.
- При вас попугаю стоило произносить другое слово, - любезно отвечает Эйрик. – «Обворожительно!»
Он любит женщин. Разных возрастов, комплекций, характеров, умов, воспитаний, достатков, профессий, лиц и голосов. Ему легко закрыть глаза на ветреность, простить коварство, смириться с вздорным нравом. Он готов терпеть капризы, поддаваться манипулированию, верить лести. В его обществе женщины становятся хуже, чем они есть сами по себе - он портит их вседозволенностью. Но если какая-то дама рядом с ним и при его участии счастлива, то и он счастлив. Сейчас с этой артисткой он успокаивается и вдохновляется, и я пока тоже спокойна. У нее донельзя противный голос, но она на редкость добродетельный человек. И точно не замешана в похищении.
Она вынимает цветок из своих волос, и протягивает мне. Я беру розу с легким благодарным поклоном, вставляю в бант на своей шее, и зубасто улыбаюсь. Даму кружит в новом вихре восхищения.
- Изильгина, ты умнее моего мужа! – сообщает она, чуть сбавив громкость и пронзительность. – Только тсс!
Они с Эйриком беседуют с удовольствием и взаимностью, а я пропускаю через себя окружающий шум. Подобно человеку, перебирающему ягоды, я цепляюсь вниманием за то, что с гнильцой. Все эти шквалы чувств, мыслей, воспоминаний, знаний, создают вокруг такую захламленность, что даже опытной сущности нужно некоторое усилие для того, чтобы вычленить конкретную маленькую единицу сведений.
Толстый одышливый мужчина с вежливым холодным извинением уводит артистку – свою жену. В нише за каскадом цветов он с задавленным гневом отчитывает ее за беседу с ясновидцем. Он – банкир, один из богатейших людей города. Библиотека в его неприлично роскошном доме по стоимости равна всему остальному неприлично роскошному дому. До тревожной икоты он боится пожара, и постепенно распродает библиотеку, переводя ненадежные книги в вечное золото. От постоянных страхов за свои капиталы у него плохой сон, чрезмерный аппетит, подергивающееся веко, проблемный желудок и больное сердце. Даже просто разговаривая, он тяжело дышит. Его спальня расположена на первом этаже, поскольку лестница слишком обременительна для него. По своему саду он гуляет на маленькой тележке, которую возят слуги. Он очень жаден и боязлив, и, по причине боязливости, довольно порядочен для человека своего круга и ремесла. Он ничего не знает о похищении мальчика.
Эйрик гуляет по дому, с кем-то переговариваясь, кому-то улыбаясь, кому-то даже целуя ручку. Конечно, он не умеет держаться так же изящно, как здешние вершки общества, но и не выглядит гориллой среди незабудок. Он стремительно учится, впитывает, приспосабливается. Мимикрирует. В деревне он старался быть понятным деревенским, в нижних районах подстраивался под простых горожан, а здесь подстраивается под горожан элитных. В жизни он немало занимался ерундой и не раз садился в лужу, но все-таки он талантлив – в этом ему не отказать.
Эйрик танцует с немолодой дамой. Он не знает танец, но быстро схватывает азы. Я сижу на спинке кресла под приятной картиной, изображающей рассвет и море. Мне нравится, как богатые плардовцы оформляют свои жилища. Главное в здешних домах – простор и лаконичность. Большие помещения не поделены на маленькие, не загромождены мебелью и не перегружены декором. Все здесь светлое, ровное, сквозное. В Зодвинге, например, ценят ковры, портьеры, гобелены, звериные чучела. Здесь же - гладкий мрамор, стекло и кожаная обивка диванов. В Пларде любят свет, и не любят пыль.
Я сижу на спинке кресла, теребя лапкой надоедливый бант, и пропускаю через себя окружающий шум. Несколько членов Городского Совета обступают низкий стол, и элегантно беседуют на серьезные темы. Городской Совет – это арена тихой, задрапированной войны. Один советник «прикормлен» одним дельцом и действует в его интересах. У другого советника «дружба» с другим дельцом. У третьего – с третьим. Дельцы конкурируют друг с другом, их ручные чиновники враждуют между собой за своих угощальцев. Эти солидные мужчины, держащиеся с достоинством и чуть надменно, использующие высокий слог и тонкую жестикуляцию, ни волоском не выбивающиеся за тесные границы этикета, готовы вредить друг другу любым существующим способом, если это принесет им выгоду. Шпионаж, донесения, клевета, угрозы, шантаж, похищение маленьких внуков – почему нет? Они – бойцовые псы, грызущиеся друг с другом, и каждый новый укус должен быть глубже предыдущего. Эйрик разучивает движения танца с веселой милой дамой, а край его глаза все время тянется к советникам-псам. Он чувствует себя все хуже и хуже, и меня в который раз, как молнией, поражает пониманием, пришедшим с непростительной задержкой. На какую же опасную тропу я поставила Эйрика! В какую зубастую свору я заманила его блеском легкодоступных монет! Я - сущность вина - хоть с бантом на шее, хоть без. Я самонадеянна, беспечна и недальновидна, как нетрезвый человек; мои представления упрощены и сглажены; истины я вижу сквозь розовую фату. Я использовала свои способности безответственно, будто была ведома помутившимся разумом, страстным порывом и желанием обладать. Да, я хотела обладать Эйриком, и купила его, дав в качестве платы возможности и перспективы. Но сейчас, в этот вечер в этом доме, он не рад моим дарам. Он пока еще ни в чем не винит меня, но сей этап уже по нашу сторону горизонта.
