— Как всегда рассеянная, — усмехнулся я. — Это точно ты. Сначала обсуждаешь вопросы Вселенского масштаба, а потом залипаешь на котика у обочины.

— Извини, — ухмыльнулась Маша. — Так где этот ангел?

— Это я.

— Ты?! — энергично вскочила Маша, распахнув крылья, и бросилась ко мне голышом.

Я удивиться не успел. Она схватила меня за плечи, и воодушевленно заглянула мне в глаза, заговорив без умолку:

— Мы так долго тебя искали! По всей Антерре! Целых пять лет! Да я в таких местах побывала, что тебе лучше не знать! А ты…. Стоп, — Маша нахмурилась, отстранилась, и я увидел ее тело во всей красе. Сердце мое заколотилось быстрее.

— Прикройся, ради бога, — я смущенно отвернулся.

— Ой, — Маша чуть не подпрыгнула, прикрывшись крыльями. — Извини. Эмоции. А вообще, я не верю, что это ты. У тебя же есть крылья.

— Их не было, а среди ангелов такое невозможно, — я пожал плечами. — Крыльев я лишился при печальных обстоятельствах, прятался среди людей, в деревне, пока они не поняли, что я — ангел. И пока не перебили мою приемную семью ровно тогда, когда мне исполнилось десять.

— Что? — ужаснулась Маша, прикрыв рот ладонью.

— А ты думаешь, с какого хрена я ношусь по Антерре пять лет? Меня гоняют. То ангелы, то люди. Это слишком круто для десятилетнего мальчика. Сейчас, по местным меркам, мне пятнадцать, но никто не хочет жалеть ребенка, если у него крылья. Так с чего я должен кого-то жалеть? Если вдруг речь пойдет о спасении человечества — даже не начинай. Пусть дохнут. Я хочу вернуться домой, к дочери. Мне неизвестно, жива ли она, поборола ли болезнь, и получится ли ее увидеть. На ваши распри и интрижки я даже минуты времени тратить не собираюсь.

— Я понимаю тебя, Андрей, — посочувствовала Маша. — Но я бы не смогла остаться в стороне и позволить людям страдать. Ты не видишь, что ангелы вытворяют с подконтрольным населением….

— И видеть не хочу, — отмахнулся я. — Люди не лучше ангелов. Иначе, зачем селяне вырезали семью, что меня укрывала? Я там месяц прожил, и местный колорит оценил в цвете и объеме, когда он озверел.

— Прости, — Маша виновато опустила глаза. — Я тоже хочу домой, к семье, но ведь здесь живут люди. И им делают больно. Если…. Если на них тебе плевать, то может, ты согласишься помочь, если мы вернем тебя домой? А еще заплатим. Много. Ты же любишь деньги.

— Почему тогда сама не вернулась?

— Потому что я не могу бросить тех, кто живет здесь. От меня тоже многое зависит. Если я тебя найду, если приведу к лидеру «Серых перьев», то смогу исправить ситуацию.

Вдруг, неподалеку, послышалось громкое и леденящее душу паучье шипение. Настолько пронзительное, что у меня мурашки по спине пробежались, а Маша оцепенела, покосившись на окно. Это точно не мелкие паучки. Такой звук могло издавать лишь одно существо.

Но, что самое страшное, бежать от него бесполезно. Оно было быстрее любой твари в лесу. И оно пришло по наши души.

— Ты-ы, — протяжно прошипел я, и с укором взглянул на Машу. — Где ты взяла кору Древа греха? Только не говори, что из гнезда стащила.

— Из гнезда, — призналась Маша, выдержала паузу, и закончила виновато. — Стащила.

— Вау! В Антерре твой характер заиграл новыми красками, — я ухмыльнулся, и поджал губы. — Видела пауков размером с танк?

— Н-нет.

— Теперь увидишь. И хорошенько его запомни, — я прищурился. — На том свете предкам под пиво рассказывать будем.

— А вдруг он просто, ну, гуляет? — Маша вскинула брови. — Или несет бабушке пирожки по стеклянной долине….

— Чего? — прищурился я, и заметил, что глаза Маши покраснели, а зрачки стали по пять рублей царских. — Господи….

— Да светится имя твое, да прибудет царствие твое, — Маша сложила ладони, и закрыла глаза, а затем приоткрыла один, и спросила: — Мы же молиться будем?

Какой же я дурак. Вот о чем я забыл! Вот о чем забыл! И это стало роковой ошибкой!

Местные грибы — наркотик, действующий как марихуана. Мой организм изначально был невосприимчив к ним, и я их ел без последствий, а вот люди и ангелы любили закидываться ими под вечер. И платили за них хорошо, ведь из-за грешников Костяного леса добыче грибы поддавались трудно. В моих мыслях факт иммунитета к наркотику сильно укоренился, и я так отвык от гостей, что забыл про все.

Маша ходила по хижине будто пьяная, что-то неразборчиво бормотала, с восхищением вскидывала руки рядом с барабанами, приговаривая: «О, великое творенье человека, как красив и бережен, блажен…. Нежен…. Лик! Блин! — Маша пошатнулась, и растерянно взглянула на меня. — Дрон, помоги стих написать! Про почкование андроидов!»

Голиаф зарычал, и подобрался ближе к дому, вызвав у меня чувство сведения ягодиц. Грохнулась же Маша на мою голову! А ведь жил себе спокойно, и горя не знал, но нет! Судьба распорядилась обеспечить мне приключений на одно место!

— Валим отсюда! — я схватил Машу за руку, даже одевать не стал. — Нельзя принимать бой здесь! Иначе всей моей работе конец! И нам тоже!

Но вытащить ее не получилось. Стоило шагнуть к выходу, и Маша повалилась плашмя, глухо ударившись об доски. Я тащил ее по полу, а она бормотала сонно: «Андрюш, ну еще пять минуточек!». Так же она бормотала, когда я будил ее в нашей комнате, и она не хотела вставать. Нашла время вспомнить.

Всё. Она переела грибов. Мертвый груз. Тащить ее надо на себе.

Закинув Машу на плечи, я услышал треск деревьев, и топот Голиафа. Черт. Машу бросил на кровать, услышал, что она мечтала стать актрисой, и с головой накрыл ее покрывалом. Зачарованным и огнеупорным покрывалом — сгореть заживо в нем было трудно. Еще одна идея, обернувшаяся чьим-то состоянием, но не моим. Алкоголиков в Антерре стало умирать меньше из-за поджога во сне. Домик сгорел, а алкаш лежал укутанный в огнеупорную шкуру, иногда почти без повреждений, если хорошо прикрылся. Еще я предлагал сделать огнеупорными дома, но местный капитализм от нашего далеко не ушел. Торговцы отказывались. Говорили, шкура быстро испортится, а дом — нет.

Выдохнув, я шагнул за порог, закрыл дверь, и мне сразу же перехватило дыхание. Голиаф схватил меня за шею здоровенной ладонью, и поднес к своей восьмиглазой морде почти в упор. Он был крупными, размером с три лошади, и выглядел ужасно.

Крепкий человеческий торс серого цвета, водруженный на мохнатую паучью задницу с восемью лапами. Рожа хуже, чем у Ганнибала Лектера, клыкастая пасть, и череп человеческий.

— Андарий! — улыбнулся Голиаф, и выдохнул из пасти такой едкий смрад, что меня чуть не вырвало.

— Андрей, — скривился я. — Мужик, тебе бы к дантисту сходить.

— Молчать! — рявкнул Голиаф, и с силой прижал меня к стенке. Глотку сдавил с такой силой, что у меня зашумело в голове, и мозги едва не полезли из ушей. — Слышал, у тебя тут беженец, — Голиаф принюхался, пошевелив плоскими ноздрями, — и беженец взял кое-что мое. Кору с моего корня. Не врут ли духи леса? Кто у тебя там?

— Никого, — резво отозвался я, энергично покачав головой.

— Я здесь! — задорно отозвалась Маша из дома.

Всё. Хана. Цепи голиафа были тяжелые и серые. Тип грешника — живодер. Людей при жизни они не убивали, но грех равнодушия к страданиям животных делал их грешниками более сильными, чем мелкие воришки. Живодеры при жизни издевались над животными, чтобы получить удовольствие, а не ради еды или пропитания семьи.

То есть, если человек охотился, чтобы зажарить животное и съесть — местная «астральная администрация» не считала его грешником, и он не обращался злым духом.

Голиаф — не самый страшный враг в Антерре, и его мог одолеть средненький музыкант или танцор от 2-ого разряда и выше. 0-ой и 1-ый разряды бессильны, и да — я на уровне первого. За счет наличия слуха и знаний я бы и шестому разряду мог дать фору, но нынешнее тело физически не могло воздействовать с таким уровнем айцура. Я был слишком мал.

— Давай сделаем так, — сказал Голиаф, и поставил меня на землю, отряхнув пыль с моего плеча. — Я не буду убивать тебя, и разносить твой дом. Ты нравишься мне, — Голиаф улыбнулся и развел руками. — Ты часто собираешь грибы, и спасаешь моих недалеких подопечных, — к лапе Голиафа подполз мелкий паук, и усердно обнюхивал землю, как пылесос. Голиаф с раздражением пнул его, и паук с забавным визгом улетел в лес, с треском сломав несколько веток. В ужасе разлетелись птицы, рванув в разные стороны. — Спасаешь от смерти. А мне они нужны. Знаешь, как тяжело самому собирать айцур с Древа греха? Мне вот не хочется заниматься этим лично, а если мои любимчики передохнут от грибов, то мне это не на руку. Понимаешь?