Выбора у нее не было. Не получится пожать руку за добрый поступок и скрыться в закате, как любят делать люди. За доброту Бруна заплатит покорностью, какая бы ненависть ее не одолела. Но спас я ее не по этой причине. Просто спас.

Статуя Маши меня изрядно потрясла. Я смотрел на нее некоторое время, отвесив от удивления челюсть. Это был не подросток, а вполне созревшая девушка, и выглядела она года на двадцать три, не меньше. То есть, теоретически, на территории Антерры когда-то присутствовала ее взрослая версия. Как такое возможно?

— Сколько святилищу лет? — поинтересовался я, не отрывая взгляда от статуи.

— Заклинатели Древа умалчивают, — призналась Бруна. — Но он был тут до появления ангелов. Никто не знает, почему вы рядом с Алланделом, и почему здесь Зверь.

— Любопытно, — ответил я. Что еще сказать? А сказать нечего. Информации как всегда никакой. Только мох на стенах, сыпавшихся от времени. Просто мне в голову камнем рухнул факт, что Маша когда-то была здесь до схода ангелов с Небес.

Ладно, вопросы и выяснения потом. Надо как-то выбраться. Был вариант пробиться сквозь потолок, благо опыт в бурении камня собственным телом присутствовал, да только непонятно, что творилось сверху и где я окажусь. Страшно было зацепить своих. Осмотрелся. К счастью, мой плащ вынесло из соседнего помещения вместе с пылью, а может, кто знает, он сам успел оттуда выползти.

Я накинул его на плечи, и меня облачило легкой броней, которая, кстати, вполне могла уберечь меня, если придется бурить камни туловищем. Но, к счастью, этого делать не пришлось.

— Господин, — позвала Бруна. — Тут есть выход, — она стояла рядом с с небольшой аркой.

Мы поднялись наверх по шумной каменной лестнице, и от выхода подуло ветром, пропахшим гарью и пеплом. Слышались звуки битвы — разборки ангелов с грешниками были в самом разгаре. Я аккуратно приоткрыл дверь и присмотрелся. Мы оказались у площадки, на которой дрались берсерки, а дверь, как я понял, находилась в фундаменте статуи Алландела.

— Сейчас иди к Уильяму и Барвэллу. Человеку, который разорвал цепи.

— Что? — изумилась Бруна. — Вы с ним? Ваши крылья…. — она догадалась, кто я, и стиснула кулаки от безысходности. В суматохе и темноте ей не удалось присмотреться. — Т…. Вы…. — осеклась она, и стиснула зубы. — Лучше бы я умерла!

— Дура ты, — буркнул я. — Цени жизнь, пока она есть. Рано или поздно я ее заберу.

— Я знаю, зачем вы здесь, — процедила Бруна, едва сдерживая слезы. — Вы хотите убить мою мать. Хотите убить Изабэль. Но прошу…. — она рухнула на колени, и сжала в ладонях ткань платья. — Не надо. Она все, что у меня осталось. Вы забрали у меня любовь, но хотя бы маму не забирайте!

Мама? Бруна — дочь архангела? Обалдеть.

— Она жестокая, — Бруна оправдывала Изабэль. — Жестокая, но это Алландел заставил ее быть такой. Знаете, какой доброй она была на Небе? Знаете, как любила смертных и заботилась о них? Прошу…. — Бруна всхлипнула. — Не нужно ее убивать. У меня больше ничего нет!

Я не знал, что ответить. С одной стороны, Таламриэля же удалось перевоспитать. Может, с Изабэль получится сделать так же? Но я сомневался. Судя по характеру, она была только рада тому, кем стала.

— Если она стала человеком, — глядя на Бруну, я говорил равнодушно, — то могу сказать, что ты не знаешь людей. Твоя мать упивается новой ролью. Могуществом. Свободой. Когда был я — была Смерть, и была ответственность за нарушение правил. И мне пора восстановить порядок. Либо твоя мать, либо мир.

"Кого ты выберешь? Меня спасешь, или Лизку?", — в мыслях прозвучал голос Саши Гревцева.

— Я хочу, чтобы уцелели все! — от этого крика у меня в животе похолодело. Бруна напомнила мне меня самого. Заплаканное девичье лицо вызывало жалость в глубине моего сердца, но в облике Мортуса мне трудно было кого-то жалеть. — Я устала выбирать! Одобрение матери, или собственное счастье, любовь или ненависть! — она обратила на меня заплаканные грустные глаза, ее лицо изображало отчаяние. — Почему все не могут быть счастливы?! Когда это закончится?! Думаете, мне нравится, что меня мешают с грязью?! Да я притворяюсь, лишь бы мать могла быть довольна, но она стала другой, и радость ей теперь доставляют мои страдания, а не счастье, потому я вынуждена…. — она сжала кулаки так сильно, что кровь из ладони потекла. — Моя природа из-за Проклятия Греха стала другой! Я не хочу выбирать! Пожалуйста, найдите способ не убивать ее! Вы же смогли спасти Таламриэля. Вы не знаете, какими ангелы были до Алландела! Вы только видите, какими они стали! Мы тоже заслуживаем прощения!

— Ты не понимаешь, девочка, — не хотелось говорить ей правду, но так будет лучше. — Время прощения прошло. Настало время искупления.

"Пошел к черту! Это мое тело, и мне решать, что будет!" — возразил внутренний голос. В момент превращения мы с Мортусом менялись ролями. Нечто слабое и доброе запиралось внутри, а сильное вырывалось наружу. "У нас нет времени развозить сопли, — равнодушно ответил я. — Тебе дороже Маша, или эта девчонка? Не позволяй эмоциям затмевать логику. Эффективнее всего будет убрать Изабэль, а не играть в воспитателя"

"Надо попытаться спасти всех! Хотя бы попытаться! Если не получится — делай что хочешь!" — настаивал голос.

"Ладно, — вздохнул я. — Ты должен понять, что доброта не всегда хороша, а злоба не всегда плоха. Не будет лучшего момента, чтобы показать тебе это. На нас лежит огромный груз, и пока ты будешь мешать нежностями — нам не справиться".

"Что ты задумал?" — с подозрением спросил голос.

"Я просто сделаю, что должно. Всё произойдет само собой. Из-за Маши ты стал размазней, и решил довериться людям. Пора понять ошибочность выбора, и пора снова стать сильным, научившись использовать окружение в своих интересах, а не потакать ему".

Голос что-то возражал, пререкался, но я его игнорировал. Дверь удалось выломать без труда. Я щелкнул по ней кончиком пальца, и ее разнесло в щепки как пушечным ядром.

К небесам я устремился со скоростью вдвое выше скорости звука, и потому летел в полной тишине. Лишь спустя мгновение шум крыльев, рассекавших воздух, догнал меня, когда я завис в воздухе. Битва у стен храма завязалась страшная. Сотня ангелов успешно сдерживала наступление нескольких тысяч грешников. В рядах грешников взрывались огненные шары, свистели ветряные лезвия, и разливались лавовые лужи. Происходил мощный обмен заклинаниями.

Преимущество было на моей стороне. В гуще сражения я увидел Авалона. Он бросился на берсерка, и перегрыз ему глотку. "Хороший мальчик" — подумал я. Полагаю, именно он привел сюда грешников, отследив меня по запаху.

Изабэль нашлась быстро. Она бросилась на отряд грешников. Понеслась сквозь вражеские ряды и размахивала мечом, с легкостью рассекая плоть остротой звенящего металла. Под лезвие попадали все: пауки, ящеры, и человекоподобные грешники. Руки и головы летели во все стороны. Кровь из обрубков брызгала на Изабэль фонтанами, и она растянула губы в безумной улыбке.

Ее экстаз продлился недолго. Я рухнул на землю метрах в десяти от нее, оставив неглубокий кратер, и грешников разбросало по сторонам, но они не пострадали.

— Явился, — Изабэль улыбнулась, и положила меч на плечо. — Надо признать, ты меня провел.

— Твои дни сочтены, Изабэль, — я вынес приговор мертвенным тоном. Голос мой звучал из потустороннего мира, искаженно и страшно. Я, охваченный языками фиолетового пламени, встал с колена, будто восставая из преисподней. — Сдайся, или прими искупление.

— Ты? — с усмешкой Изабэль указала на меня мечом, и хмуро продолжила презрительным тоном. — Изгнанный, покалеченный, и не полноценный, будешь требовать от меня искупления? Проснись. Ты, твоя власть, и страх, что ты вызывал у каждого живого существа в прошлом. От тебя осталась только тень.