— Ты о чем, Рит?
— О том, что я еще никогда в жизни не знакомила родителей с… со своим… парнем… после нескольких дней знакомства!
— Мы знакомы больше года.
— И что? Хочешь сказать, что обратил на меня внимание еще тогда? При первой встрече?!
— Да.
Он ответил так, что я прикусила язык. Вся злость исчезла в секунду. Что?!!!
— Серьезно? — спросила через пару минут.
— Ты была в голубых джинсах и черной футболке, а в ушах — серьги такие пушистые… длинные…
Кабздец! Он помнил даже такое! О, мама! Как так получилось, что столько времени я вообще не обращала на него внимание?!
— И почему ты… никак… ну… я даже не догадывалась…
— Это не важно. Главное, что сейчас ты в моих руках.
Ах вот как, значит! Зашибись! Я насупилась, понимая, что злюсь на пустом месте, но остановиться уже не могла. Да что он о себе возомнил?! Вломился в мою жизнь, устанавливая свои правила в чужом монастыре! Нормальный вообще?!
Остальную часть дороги к даче родителей мы проехали в полной тишине. Заехав во двор, и, останавливая машину, Виктор сказал:
— Успокоилась?
— Конечно! Ведь для этого достаточно щелкнуть пальцами! Разве нет?!
Он, глядя на меня, вдруг облизал губы:
— Ты красивая, когда злишься.
Поборов оцепенение, собралась с духом и вышла из машины. Димка побежал к дому.
— Идем. — Взмахнула рукой, и пошла на задний двор.
Глава 23
Реакция на Виктора была ожидаемой. Мама остановилась, протягивая руки к внуку. Папа выпрямился, вставая из ротангового кресла.
— Всем привет! — попыталась сохранить хладнокровие. — Знакомьтесь. Виктор. А это моя мама — Людмила Георгиевна. Папа — Игорь Владимирович.
— Добрый вечер. — Витя протянул руку папе и кивнул маме.
Когда первый шок отступил, мама пролепетала:
— Проходите, присаживайтесь… пожалуйста.
— Да. Хорошо. Сейчас. Я только продукты принесу. — И он, словно ни в чем не бывало, ушел.
Увидев вопросительные взгляды родителей, покачала головой:
— Мам, пап — все вопросы — потом. Я не могу… Дима! Ты куда полез?! — боковым зрением уцепив малого, крикнула в сторону. — Прекрати! Сколько раз можно просить?!
— Ну, ма!
— Ты сейчас завалишь забор!
— И что?
— Дим! Я плохо объясняю?! Слезь оттуда!
Лилька обняла шокированную маму, которая смотрела вслед за ушедшим Виктором взглядом полным недоумения и страха. Аркадий стал вынимать покупки из кульков.
— Игорь Владимирович, может, по коньячку?
— Люсь, где рюмки? Маргаритка, иди ко мне. — И он встал, обнимая меня очень крепко. — Здравствуй моя любимая. Ты похудела что ли?
— Немного, пап. — Вдохнув родной запах, застыла рядом с ним.
— Ты чего это?
— Сейчас расскажу…
Виктор вернулся с двумя огромными кульками. Поставил на стулья и повернулся к моему сыну:
— Дима!
Малой тут же слез с ограды и подошел к нам:
— Дядь Вить, пойдем купаться?
— Конечно. Только покажи дорогу. Где можно переодеться? — он повернулся ко мне.
— Идем. — Я вошла в дом и провела его в одну из комнат.
— Подожди пару минут. Я только с родителями поговорю и присоединюсь к вам…
— Оставайся. Мы ненадолго. — Он чмокнул меня в щеку и стал снимать брюки.
Вернувшись во двор, помогла сестре разобрать покупки. Димка побежал в дом и через некоторое время они вдвоем с Витей появились на пороге.
— Ма! А где надувной круг?
— Посмотри в кладовой. Справа. — Мой взгляд остановился на Михееве. Матерь Божья! На нем были тонкие спортивные серые брюки. Трапециевидный торс закрывала светло-серая майка. Он повернулся, глядя в проход, вслед за метнувшимся внутрь дома Димычем. Мышцы на торсе перекатились, распределяя нагрузку.
— Рита, дай нам полотенце, пожалуйста. — Глянул на меня. Мама закашлялась, подавившись водой из кружки. О, да. Андроид по имени Виктор пугал на инстинктивном уровне. Это я смотрела на его фигуру с отвисшей челюстью, так как все этапы привыкания прошла экстерном, но родные пребывали в тихом ах… шоке.
— Да. Сейчас. — Прошла мимо него, задержав дыхание и достав два полотенца, вручила сыну: — Держи.
— Вить, я с вами. — Вдруг ожил Аркадий. — Идите. Я догоню. — И он скрылся в доме. Лиля уставилась на меня вопросительным взглядом.
Когда они все, наконец, ушли папа спросил:
— Муся, а этот Виктор… он кто?
— Па, наливай. Тут двумя фразами не обойдешься…
Рассказав все как есть, и, выпив три стопки коньяка, да, мы не голубых кровей, и все «тяжелые» спиртные напитки пьем из рюмок, откинулась на кресле, глядя на виноградный шатер, закрывающий небо.
— О, боже! Девочка моя! — папа подхватился, и, обнимая, сказал с укором: — Ты почему молчала?!
— Папуль, прости… но я понимала, что помочь вы не сможете…
— И что?!
— Да ничего. Не кипятись, пожалуйста. Смысл было рассказывать, а потом переживать еще и из-за вас!
— Рита!
— Пап, не заставляй меня оправдываться. Ты же понимаешь, что я поступила правильно.
— Как ты могла? Ну как?! Ни словом не обмолвилась! Мы же не чужие люди! — мама не могла не вмешаться.
— Мам! Ну, перестань!
— А все из-за твоего дурного вкуса на мужчин! Что ни воздыхатель — то царь жизни, то болван — аж уши холодные!
— Мне уехать? Чтобы не раздражать?
— Я заберу у тебя внука! Не хватало еще, что бы с ним рядом ошивалась эта горилла с глазами людоеда!
— Не разгоняйся. Это мой ребенок, а не твой.
— При такой непутевой матери…
— Люся, замолчи! — папа редко повышал голос, но судя по всему, в этот раз выдержка дала трещину.
— Что?
— Людмила! Ты переходишь все границы!
— Тихо-тихо! Пожалуйста. Не надо ругаться. — Я попыталась разрядить обстановку. — Па!
— Ты успокоишься когда-нибудь или нет?! — отец поднялся, стукнув по витиеватому поручню кресла. Мама молча моргала в ответ. — И что бы я больше никогда не слышал подобное! За что ты ее жалишь, словно оса?! За то, что она не пошла в твой род?!
Тут надо объяснить мои тонкие отношения с мамой. Родив первого ребенка — Лилю, она полностью посвятила себя материнству и была довольна своей старшей дочерью на все сто. Моя сестра унаследовала и голубые глаза, и хрупкий стан и белокурые волосы рода Толмачевых (маминого, разумеется).
А потом произошла неожиданная и непланируемая вторая беременность. Этого никто не ожидал, так как слабое здоровье и диагноз «бесплодие» маяковал по роду Толмачевых постоянно, словно вымпел, который передавался с непонятной рокировкой то от матери к дочери, то от сестры к племяннице.
Родилась я. Пузатая, щекастая, волосы — черные как ночь, глаза карие, фигура — контрабас. Копия папиной мамы. Ну, а кто любит свекровь? Единицы. Моя мама под эту категорию не попадала, относясь к родне своего мужа с легким пренебрежением: «Лавочники, что тут скажешь?»
Всю жизнь я пыталась завоевать ее любовь. Бесполезно. Козырное первое место навсегда было занято старшей сестрой. Благо, у нас двоих достало ума сохранить дружбу и не ссориться по этому поводу. Но, как бы там ни было, роли любимиц были распределены еще при рождении: Лиля — мамина дочь, а я — папина.
— Игорек…
— Помолчи, прошу! Хоть раз в жизни — ты можешь поддержать и пожалеть ее?! Она пережила такое! А ты!!!
Папа сделал пару шагов к столу, налил в рюмку коньяк, выпил одним махом, и, брякнув ней о столешницу, ушел в дом.
Между нами воцарилось тяжелое молчание. Извиняться за то, какая я есть — устала, а потому удержалась от комментариев. Лиля, не говоря ни слова, налила себе вино. Увидев мамин насупленный и с тем же вопросительный взгляд, скривилась:
— Ма, успокойся. Пришла пора расслабиться. Не будет у меня детей. Я — пустышка, и пора принять реалии жизни.
