Люди обернулись и двинулись в мою сторону, заметили меня, но лишь коротко кивнули. Несомненно, они привыкли к праздным зевакам при демонтажных операциях. Один, поменьше ростом, что-то говорил. Голос, суровый и уверенный, выдавал хозяина. Он взглянул вверх, его острое лицо обрисовалось на фоне серого неба, на губах была едва заметная улыбка — и годы схлынули... отодвинулись.

Ближний кран медленно развернулся над космопортом, и стали видны огромные белые буквы: «ПОДРЯДЧИКИ ЧАРЛСВОРТА».

Я часто думал о том, что кроется за неистовыми усилиями, которые приводят к успеху, казалось бы, наименее перспективных кандидатов. Чарлсворт, похоже, добился многого.

Я едва не шагнул к нему, чтобы заговорить, вспомнить старое, но передумал и пошел к зданию терминала.

Почему-то я чувствовал, что теперь у нас с ним осталось совсем мало общего.

Все это затеяла бабуля.

Может, потому что лето выдалось самым что ни на есть жарким на памяти старожилов, но только как-то днем она сбросила с себя все до последней нитки, старательно обвела красной краской глаза, нарумянила щеки, подбородок и шею, размалевала густо-черным тело, если не считать подмышек и внутренней стороны запястий, которые выкрасила белым, нацепила новый антигравитационный пояс, замахала руками и плавно вспорхнула на ближайшее дерево, оказавшееся дубом. Там нашла себе подходящий насест и удобно устроилась. И только тогда соизволила уведомить нас, что отныне является не кем иным, как рыжегрудой Птицей-Носорогом из самой Индии. Больше она ничего не сказала — по той веской причине, что носороги не относятся к разряду говорящих птиц.

— Спускайся вниз, бабуля, — позвала мать, — не то простудишься насмерть.

Вместо ответа бабуля вытянула шею и вперилась в горизонт.

— Она спятила, — постановил отец. — Просто спятила. Я всегда говорил, что она сумасшедшая. Сейчас же позвоню в психушку.

— Попробуй только!

Дело в том, что мама всегда принимала близко к сердцу очередные причуды бабули.

— Она скоро слетит оттуда, тем более что вечер уже на носу. Замерзнет и явится.

— Хотел бы я знать, зачем старой дуре в ее-то возрасте понадобилось антигравитационное устройство, — проворчал отец.

Департамент водоснабжения ограничил подачу воды, а синоптики предсказывали наводнения. Министерство энергетики предупреждало об истощении запасов. Департамент покоя объявил, что к ноябрю население должно сократиться на одну целую восемь десятых процента, иначе он ни за что не отвечает; труба пневмопочты буквально плевалась кучами бланков, заявок, налоговых форм и последних предупреждений. Опрятная Мышка сломалась, и в доме невыносимо воняло…

А теперь еще и это.

Неловко и унизительно. Бабуля на дереве — голая и в краске. Она упорно торчала там весь вечер, а ведь скоро должна заявиться моя подружка Пандора, и уж, разумеется, она не удержится от вопросов.

Глядя на бабулю, скорчившуюся, неуклюже балансирующую на толстой ветке, иногда хватающуюся за ствол, чтобы не упасть, и снова взмахивающую руками, дабы поддержать птичий имидж, каждый из нас ощущал тоскливо-сосущее чувство: уж больно одинокой она казалась. И выглядела неким ужасным мутантом, поскольку сходство с рыжегрудым носорогом было минимальным.

— Уговори ее спуститься, дедуля, — попросил отец.

— Проголодается и живо примчится, — отмахнулся тот.

Но он ошибся. Чуть позже бабуля грациозно взмыла в воздух, затем приземлилась на пустом участке, где росло древнее согнутое дерево, и принялась поедать нестерилизованные яблоки, да так, что сок потек по подбородку. Совершенно нелепое зрелище!

— Она отравится! — ахнула мать.

— Значит, она наконец сделала выбор, — заключил отец.

Он имел в виду брошюру «Ваш выбор», которую бабуля и дедуля ежемесячно получали из Департамента покоя. К брошюре прилагалась шестистраничная форма, на которой престарелые граждане должны были описывать все хорошее, что есть в их жизни, заодно с некоторыми мелкими неприятностями. В конце помещались два квадратика. В них представитель старшего поколения должен был отметить галочкой, что предпочитает: жизнь или покой. Если он выбирал второе или забывал заполнить форму, предполагалось, что ему пора на покой, и за ним присылали фургон.

Ну а пока живописный силуэт на бледной голубизне вечернего неба кружил над крышами, испуская резкие крики. Бабуля летела с распростертыми руками, сомкнув ноги, и всем пришлось невольно признать, что зрелище действительно красивое… вернее, было таким, пока за ней не увязалась стая скворцов.

Бедняга сбилась с пути, камнем полетела к земле, но опомнилась, выровнялась и бросилась к нам, перегнав скворцов. Однако вниз она не спустилась, а вместо этого поспешно плюхнулась на знакомый насест. Там она принялась охорашиваться и чистить перышки, перед тем как устроиться на ночь. Семейный Охранник, щелкавший насекомых крохотным лазером, на мгновение направил на нее свое оружие, но дальнейших действий не последовало.

К тому времени, когда пришла Пандора, мы уже сидели в доме. Девушка вбежала в комнату, нервно озираясь и жалуясь, что заметила на дереве огромного мутанта, который ее обкаркал.

— Это всего лишь рыжегрудая птица-носорог, — поспешно пояснила мать.

— Редкий гость в наших местах, — добавил отец.

— Ну почему она не захотела стать воробышком? — плакала мать.

— Или хотя бы кем-то менее заметным!

Сегодня у нее выдался тяжелый день. Маленький робот Опрятная Мышка все еще куксился за стеной, и матери пришлось самой убирать дом. Аляповато раскрашенная бабуля сверкала, словно факел, в лучах восходящего солнца.

Полный кошмар. И нет никакой возможности скрыть позор семьи. Под деревом собралась небольшая толпа, пытаясь хлебными крошками заманить бабулю вниз. Похоже, проведенная на ветке ночь ничуть на нее не подействовала; мало того, у нее остались силы приветствовать утро пронзительными воплями.

Дедуля схватился за антигравитационный пояс.

— Постараюсь стащить ее вниз. Дело зашло слишком далеко.

— Поосторожнее, — предупредил я. — Она тебя укусит.

— Не мели вздор, — буркнул дедуля, но все же зашел в мастерскую, откуда позже возник в чем мать родила и свежевыкрашенным. Мать в ужасе ахнула, заподозрив, что и дедуля вовлечен в заговор с целью окончательно дискредитировать семью.

— Не волнуйся, — успокоил я. — Он прав. Бабуля с большей вероятностью прислушается к себе подобному.

— Да что здесь творится? — возопила мать. — Неужели в этом доме не осталось ни одного нормального человека?

Дедуля грациозно взмыл вверх, завис над деревом и устроился рядом с бабулей. Несколько минут они о чем-то тихо беседовали. Он говорил, а она слушала, внимательно склонив голову набок. Потом издала тихое кулдыканье и припала к нему.

— Похоже, я тут задержусь, — крикнул нам дедуля. — На это уйдет больше времени, чем я ожидал.

— О, Господи, — вырвалось у матери.

— С меня хватит! — рявкнул отец. — Немедленно звоню в психушку!

Доктор Пратт, высокий представительный мужчина, с единого взгляда понял ситуацию.

— Скажите, а ваша матушка и раньше проявляла подобные симптомы? Я хочу сказать, она когда-нибудь воображала себя птицей?

— Не более, чем кто другой, — ответил отец. — Хотя бывали случаи, когда…

— Бабуля всегда была сама кротость, — поспешно вмешалась мать, принимаясь всхлипывать. — Тихая, покладистая, милая. И если кто из соседей попробует возразить, я немедленно напомню им о законах против клеветников! Нет, наверное, она просто хочет нас наказать.

Всегда твердила, что мы выкрасили дом в какие-то идиотские цвета. Говорила, что в таком виде он смотрится, как надутый павлин.

— Похотливый павлин, — поправил отец. — Похотливый. Это были ее точные слова.

— Павлин, вот как?! — задумчиво протянул доктор Пратт, явно воодушевленный упоминанием еще об одной птице. — Значит, вы считаете, что она решила отомстить. Она убеждена, что вы выставили на посмешище дом, в котором она живет, и теперь собирается сделать посмешищем вас.