Хотя конь этого не заслужил.

Александра Лейн. Он в сотый раз за последние сто минут мысленно произнес это имя – медленно, словно пробуя его на вкус – и с шумом выдохнул.

Александра Лейн. Больше похоже на адрес, чем на имя потрясающей женщины.

Сложно было ожидать, что изгиб бедра или длинные стройные ноги под грудой юбок произведут такое впечатление на столь опытного мужчину, как он, к тому же при поиске переломов костей и ран.

И все же.

Его пальцы непроизвольно вздрагивали всякий раз, когда он вспоминал, как держал ее за руку. Он помнил, какая у нее тонкая талия. На ней не было корсета. Между его ладонями и женской плотью был только мягкий твид.

Александра Лейн. Странное сочетание опыта и невинности. Она беседовала с погонщиками верблюдов и получила докторскую степень в Сорбонне. Но достаточно было одного его прикосновения, чтобы у леди едва не началась истерика.

Она не леди, поправил себя Пирс. Доктор.

Эта чертовка вступила в поединок с его новым жеребцом и победила. Вполне возможно, она спасла несколько жизней, но едва не погибла сама. В мгновение ока она бросилась в бой, позабыв об опасности.

Бесстрашная.

Но она отдернула руку, которую он держал, словно обжегшись. И старалась на него не смотреть. Он испугал ее.

Справедливости ради следует отметить, что он пугал всех, знакомых и незнакомых, во всяком случае, пока они не привыкали к его новой, мягко говоря, не самой приятной внешности. Тем не менее в его общении с доктором Лейн присутствовала новая незнакомая нотка, засевшая в его голове, как навязчивый мотив, который, не успев закончиться, начинается снова, и от него совершенно невозможно избавиться.

Да, он, безусловно, испугал ее. Но…

Она отпрянула от него, это факт. И всячески избегала его прикосновений. Его взгляда. Но говорила с ним уверенно и без страха. И даже втянула его в разговор.

Пирс сказал Александре Лейн больше слов, чем кому-либо другому за последний год.

За те минуты, которые они провели вмести, он не почувствовал в ней отвращения к его уродству. Страх – да, но не отвращение.

На самом деле, ему даже показалось, что в ее глазах цвета выдержанного виски мелькнуло восхищение. Чисто женское восхищение его красивой внешностью, которое преследовало его всю жизнь до инцидента.

Но в этом не было никакого смысла.

Опыт Пирса показал, что люди часто испытывают омерзение к тому, чего боятся, и наоборот. Но если она не испытала к нему ничего подобного, то почему испугалась?

Или он ошибся и увидел восхищение там, где его не было? Возможно, его физическая реакция на нее лишила его обычной наблюдательности и воспламенила воображение? Неужели он все придумал?

Очень уж хотелось ему встретить очаровательную женщину, которая ответила бы искренностью на его желание.

Потому что уже прошли века… Или ему так показалось.

Он взглянул на башни Редмейн-касла с откровенной неприязнью и раздраженно отбросил в сторону мокрое полотенце.

Пройдут еще века, прежде чем он получит желаемое. А скорее всего, этого не будет никогда.

Он медленно расстегнул мокрую рубашку. Господи, какая же она холодная! Мокрая и холодная, как серый камень и не знающее жалости море.

Это место. Этот проклятый замок всегда был таким – холодным, пустым, неуютным. С того самого момента, как викинг по имени Магнус Редмейн высадился здесь и объявил Торклиф и все окружающие земли своими, здесь ничего не изменилось. Пожалуй, ничто не могло сделать это место гостеприимным.

Пирс обвел глазами свои обширные владения. Земли, принадлежавшие его семье, тянулись по склону холма вниз до коварных красных утесов. Там, в деревушке Мейнмаут-Моор, когда-то жили рыбаки. Теперь там все было перестроено, появились красивые ухоженные коттеджи, и место стало приобретать известность как морской курорт.

«Интересно, где сейчас доктор Лейн», – лениво подумал Пирс. Должно быть, отдыхает в уютном каменном бунгало в компании с не менее эрудированным, чем она, мужчиной. Кажется, она называла его по имени. Сесил?

Повезло парню.

Возможно, они оба склонились над старыми картами и оживленно беседуют о местах раскопок и проклятых гробницах.

Сесил. Он сплюнул. Что за имя? Наверное, у него тонкие аккуратные усики. И непременно очки. Хорошо бы у него еще был горб от вечного сидения над текстами, изнеженные слабые руки и – Пирс погладил свою бородку – безвольный подбородок. По крайней мере, Пирс надеялся, что у этого человека слабые руки или безвольный подбородок, а лучше всего – то и другое вместе.

Пирс представил их в одном из маленьких домиков у пристани, склонившихся над старым письменным столом. Они работали, используя… он не знал, что именно – увеличительные стекла, картографические инструменты, или что-нибудь в этом роде. Но вот Сесил совершил глупую ошибку. Александра подняла голову и рассмеялась. Ее глаза вспыхнули весельем, улыбка осветила красивое лицо. Потом они будут ужинать. И выпьют хереса или бренди.

Губы Пирса скривились, сделав заметнее шрам – болезненное напоминание о том, что такие женщины, как Александра Лейн, предпочитают академических слабаков вроде Сесила бездушным охотникам, как он. И, разумеется, такая женщина выберет уютный небольшой домик, а не проклятую каменную громаду – Редмейн-касл, где обитают чудовища.

Почему именно сейчас, в бурю, он стал размышлять о другой судьбе? Быть может, он рожден для иного?

Неожиданно видение коттеджа у пристани неуловимо изменилось. Теперь за столом сидел не старина Сесил.

Вот в дверь вошла доктор Лейн. Она поприветствовала Пирса нежным поцелуем и принялась оживленно рассказывать о сбежавшем жеребце. Прежде чем разложить карты и увеличительные стекла, он зажжет свечи и тщательно осмотрит ее в поисках синяков и ссадин. Он снимет с нее испачканную одежду и усадит в ванну, чтобы прогнать холод из ее тела. Потом он уложит ее на шаткую медную кровать, которая безбожно скрипит, и покажет, как рад ее возвращению домой.

Он накормит ее и станет слушать ее восторженный рассказ о чертовом Борнео… или откуда там она вернулась.

Возможно, в такой жизни он найдет смысл и удовлетворение, и, изучая кости мертвых, сам станет по-настоящему живым. Почему нет? А Сесил пусть остается здесь, в Редмейн-касле, и присматривает за чудовищами.

Ослепительная молния осветила небо, в котором отразился бушующий океан. И созданная им идиллическая картина жизни, которой у него никогда не будет, поблекла и исчезла.

Интересно, когда у него появилась склонность к отвратительной сентиментальности?

Пирс слишком долго всматривался во мрак бури и совсем замерз. Он видел, как окна коттеджей в Мейнмаут-Моор темнели. Их обитатели ложились спать.

Лучше бы ему больше не встречаться с Александрой Лейн. Странные желания, которые она в нем пробудила, сбивали с толку и угнетали. Ему слишком многое предстоит сделать. Да и о зверях следует подумать. И в замке, и за его пределами.

Пусть лучше она живет затворницей в своем коттедже у моря. А когда у него будет время, он навестит ее.

Александра еще раз обеими руками поворошила волосы и решила, что они уже высохли.

Она оглядела комнату Сесилии, оформленную в золотистых и зеленоватых тонах, и задумалась об истории, которой буквально дышали эти стены. Франческа будет рада стать ее частью… Или ей все равно. Графиня – будущая герцогиня – больше заинтересуется размером конюшен, чем состоянием старинных гобеленов.

Пусть Редмейн-касл – очень старый замок, но он не холодный и находится в отличном состоянии. Здесь повсюду камины, есть даже очень большие. В них при необходимости можно сжечь еретика. Или двух.

Прижав ладони к горящим щекам, Александра подумала, что на ней слишком много лишней одежды. Жарко.

Ее внимание привлекли древние ставни, висевшие на железных петлях. Они надежно защищают помещения от непогоды. Или защищали, до того как теперешний умный герцог вставил новые прочные окна в старые оконные коробки.