- С надеждой на крылья, живущий на грани. Поющий с надрывом у самого края. Пусть немного наивно, без чёткого плана, но с надеждой на крылья...
День у Саши задался с самого утра. Контрольную по математике отменили, учитель заболел. По дороге на тренировку пожаром успел полюбоваться, заброшенная общага горела. Ещё и в основной состав команды сегодня отбор прошёл, о чём даже во сне не мечтал.
В секцию футбола его насильно записал Александр Александрович, сразу после похорон жены, чтобы Саша меньше болтался один после школы, хотя сопротивлялся тот недолго и вскоре сам втянулся в игру. В те тяжёлые для обоих времена отец много чем принуждал заниматься Сашу. Поддерживать в доме порядок, круглый год ходить на рыбалку, по вечерам в гараже вместе с ним ремонтировать чужие машины, зарабатывая на лучшую жизнь. Он заставлял его делать всё, что угодно, лишь бы у того не оставалось времени на тяжкие раздумья. Загружая сына по полной программе, отец помогал и себе, и ему выбраться из зловонного болота хандры.
И не ошибся... Увлечения отца стали Саше в радость, домашние дела уже не обременяли, а о смерти матери он уже почти не вспоминал. Конечно, Саша ещё порою тосковал по ней, но не так сильно и часто, как прежде. Общее горе сблизило его с отцом, как никогда раньше.
Саша приготовил бутерброд на скорую руку, захлопнул холодильник, поднёс ко рту, но откусить не успел.
- Иди ко мне, Саша! - послышался из зала усталый голос отца. - Потом поешь, у меня к тебе серьёзный разговор.
"Почему он дома, а не на работе? И что за разговор, притом серьёзный? Я вроде сегодня ничего не косячил".
Недоумевая, он сглотнул слюну, положил свой полдник на кухонный стол, поплёлся по коридору и вскоре вошёл в комнату, где на диване сидел Александр Александрович, уставившись в тёмный экран молчаливого телевизора.
- Привет, пап! - сказал Саша и поприветствовал отца улыбкой счастливца.
- Тебя ничего не смущает? - отстранено спросил Александр Александрович, переводя взгляд на сына. - Привет!
От его тона у Саши по спине мурашки пробежали, будто он сейчас не с отцом дома разговаривал, а у следователя на допросе, к которому он случайно угодил около года назад за поджог мусорного бака.
- Смущает. Почему ты так рано дома? Что-то случилось?
- Это я хочу у тебя узнать, что случилось? Может, сам всё расскажешь? Нравится мне, когда люди говорят только правду.
Саша с детства не любил загадки, на которые не знал ответа. Он заметно погрустнел, пожал плечами, но ничего не ответил.
- Ладно, упростим задачу. Почему меня сегодня вызвали посреди рабочего дня к директору школы?
Больше вопросов у Саши не осталось, ведь он прекрасно знал, о чём сейчас пойдёт речь - о страшном преступлении, как сказали учителя, которое он совершил осознанно, не думая в тот момент о последствиях.
- Наверное, из-за пожара?
- Молодец, всё правильно, из-за пожара. Версию директора я уже сегодня старательно выслушал, в час уложились. Теперь хотелось бы услышать твою.
- Я сжёг классный журнал, - потупив голову в пол, забормотал Саша. Эта с-с... Светлана Альбертовна мне двойку поставила. Притом, несправедливо. Я был готов, но она не поверила и не стала слушать. Она почему-то меня ненавидит, в отличие от остальных детей в классе, хотя я ей ничего плохого не делал и не говорил.
- Ты ошибаешься, она всех любит одинаково. Но я не об этом. Мне про тебя другое рассказали, что ты чуть учительскую не сжёг, причём вместе со школой.
- Я этого не делал. Так случайно получилось. Я же не знал, что огонь в мусорном ведре разгорится и на письменный стол перекинется. Не виноват я... - оправдывался Саша, переводя взгляд из стороны в сторону, лишь бы не смотреть отцу в глаза.
Саша говорил почти правду - сперва он не собирался поджигать учительскую, хотел просто отомстить и восстановить справедливость, но глядя на языки пламени, пожирающие листы журнала, не смог совладать с желаниями - всему виной было тайное пристрастие.
Пожар, устроенный им в лесу, стал отправной точкой его нового увлечения в жизни - созерцания огня, которое со временем переросло в непреодолимую тягу к поджогам, но ещё не успело переродиться в болезненную страсть, граничащую со смыслом всей жизни. Масштабы разрушений от его хобби пока оставались невелики в силу соизмеримости с юным возрастом пиромана. В расход шли лишь мусорные баки, урны, кучи опавших листьев, тополиный пух или прошлогодняя трава. Но в тот день что-то пошло не так. Сашу словно переклинило...
- А вот директор так не считает. Знаешь, чем тебе грозит эта злостная выходка?
- На второй год оставят? - слезливо откликнулся Саша, начиная понимать, что ничего хорошего для себя он сейчас не услышит.
- Нет! Тебя исключат из школы, - гаркнул Александр Александрович.
- Пап, ну я ж-же не хотел. Не специально ж-же. Как ж-же так-то... - заныл Саша, у которого нижняя губа завибрировала, словно сотовый в беззвучном режиме.
Он не боялся того, что отец выпорет его ремнём, хотя в последнее время до рукоприкладства вообще не доходило. Ведь Александр Александрович закодировался на следующий день после похорон, и с тех пор больше к рюмке не тянулся, а в трезвом уме он садистские методы воспитания не практиковал. Теперь он упрашивал, убеждал, пугал, заставлял, ограничивал, но пальцем никогда не трогал. Конечно, у него не очень складно получалось воспитывать Сашу одному, слишком большой период жизни прошёл почти без общения с сыном, но это в любом случае было гораздо лучше, чем раньше - когда сыну его внимания вообще не перепадало.
Саша испугался другого - он подумал, что отец его никогда не простит за этот проступок и больше не будет с ним общаться, ведь он предал его доверие. Это страшило Сашу даже сильнее, чем собственная смерть.
Отец заметил, как посерело лицо сына и дал слабину:
