— Вода запала, отлив. Вот нас и отпихнуло от берега. Грести придется. Только вот ветер.

Ветер был, в самом деле, встречный. Отстранив Петьку, доктор поплевал на руки и уселся на весла. Он греб изо всей силы. Но в открытом море трудно заметить направление и скорость собственного движения. Петька бросал в воду бумажки, но волнение и ветер не давали возможности сделать правильное заключение.

Только спустя полчаса охотники убедились, что лодка стоит на месте. Для Петьки это известие не явилось новостью. Он флегматично улегся на дно лодки и закурил. Прилива ждать было долго, и доктор не хотел сдаваться. С удвоенной силой он налег на весла… Но тут случилось то, чего больше всего следует опасаться на море: сломалось весло. Швырнув обломок в воду, доктор улегся рядом с Петькой и крепко выругался. Тот снял шапку, развихрил по ветру свои индейские волосы и захохотал.

— Чему, зверюга, обрадовался?

— Хы-хы! В море унесет, а воды у нас нету… Скоро темно станет, ночи темные теперь, холодно! А может, и морянка придет, — тогда каюк!

— Говори толком, какая «морянка»?

— Ну, буря, что ли, или шторм по-вашему. Здесь морянкой зовут. — Петька вдруг стал серьезен. — Придется нам к заграничным пароходам податься. По ветру и с одним веслом можно. Мимо ведь понесет.

И парень, взяв весло, сел на корму и принялся подгребать, направляя лодку носом прочь от берега. Доктор сидел и зяб. Ночь быстро приближалась. Горизонт потемнел. Только на западе светились полоски низких облаков. На пароходах зажглись огни.

Но они нисколько не приближались. Внезапно Петька перестал грести и прислушался. Вскоре и сам доктор стал различать далекий рокот, напоминавший рев водопада.

— Самолеты, что ли? — нахмурился Петька.

Минуту спустя из-за низкого облака показался большой авиаотряд. Восемнадцать рычащих птиц правильным, гусиным строем прошли над островком, сделали круг и удалились куда-то на север. Доктор успел заметить, что все машины однотипны: это были многомоторные военные гидропланы. Несколько минут прошло в молчании. Петька бросил весло.

— Это не наши. Круги на крыльях. И откуда они летят? — Петька подозрительно смотрел вслед самолетам. — Неспроста это, Иван Петрович, неспроста…

— Ты что же думаешь?

— Англичанка опять гадит. Мы неделю почти в городе не бывали, ничего не знаем. Может, война…

Доктор ничего не мог возразить. Появление военных самолетов в этих местах было, действительно, делом необыкновенным.

Однако положение охотников-рыболовов заставляло их подумать лишь о том, как бы самим выбраться из беды.

Петька снова взялся за свое весло.

Прошел час.

Совсем стемнело, и править приходилось по пароходным огням. Но сколько времени займет преодоление этих десяти километров при такой черепашьей скорости!

Ветер все время усиливался, лодка несколько раз черпала бортом. И все же, хотя и постепенно, огни приближались.

Возрастала надежда. Однако весь день был чреват непрерывной цепью неудач и неожиданностей. Иван Петрович первым заметил, что с пароходами происходит что-то неладное. Вместо того, чтобы оставаться ровной, неподвижной линией огней, этот иллюминованный фронт стал разрываться на части, шевелиться… Некоторые мерцающие острова совсем исчезли из виду, другие погасли. Какие-то огоньки плыли в разные стороны. Петька долго наблюдал это явление, пожимая плечами.

— Пароходы уходят. Все до одного. Держи курс левее: на остров.

Доктор ни о чем не расспрашивал. Да и что мог знать Петька?

Все же одновременный уход всего торгового иностранного флота и появление эскадрильи военных самолетов — все это показалось доктору весьма подозрительным. Петька, пожалуй, прав. Война?

Возможно…

Надежда выбраться на остров была невелика, и, так как волнение не на шутку усиливалось, положение горе-путешественников стало совсем серьезным. Пароходные огни тем временем скрылись с горизонта. При всем своем кажущемся равнодушии, Петька был недоволен.

— Бычков ловить! Тоже, черт дернул… Поедем да поедем!

К счастью, на острове виднелся огонек. На него-то доктор и решил держать курс. Оба сильно озябли и были голодны.

У них сохранились остатки копченой рыбы, но они не смели к ней притронуться, опасаясь мучений жажды. У них не было ни капли воды.

Мрак сгущался. Облачное небо не бросало ни единого отблеска на поверхность моря. А свежий ветер был до такой степени «свеж», что волны кипели. Скоро он достиг силы шторма.

Лодку все скорее несло прочь от берега.

Открылась течь. Доктор отливал воду шапкой, а Петька сапогом, в его шапке для этого было слишком много дыр. Спустя некоторое время это приходилось делать почти непрерывно: каждая волна захлестывала лодку своей пенистой верхушкой.

Так, непрерывно работая и сменяясь у весла, они двигались вместе с волнами около двух часов. Доктор боялся признаться себе, что огонек на Кий-острове нисколько к ним не приблизился.

Огонек этот, упорно и как бы поддразнивая, все отходил куда-то вбок и даже становился как будто бледнее.

Иван Петрович окинул взглядом окружающий мрак и ощутил знакомое ему чувство пустоты в груди. Это всегда случалось с ним в минуты серьезной опасности.

Огонек на острове погас… Теперь их окружал гремящий волнами беспросветный мрак. Петька перестал грести и бросил весло на дно лодки.

— Плыви, мой челн, по воле волн, — с холодным смехом сказал он. — Придется нам с тобой, Иван Петрович, всю ноченьку воду откачивать сапогами и шапками. Авось, до утра не зальет. Ночь не больно долгая. Протерпим.

— А утром, думаешь, лучше будет? Теперь шторм дня на три развеяло.

Петька молчал. Его молчание было скверным признаком.

Доктор излил на него свое раздражение.

— А ты что же, теперь «носом» не можешь определить направление? В лес шли — «не нать компаса, я так», а теперь как бы он пригодился! Надейся на тебя…

Петька относился к несчастью стоически и, видимо, старался скрыть свою усталость. Оба они молча делали свое дело. Шляпа доктора и Петькин сапог стали их орудиями спасения.

Ночь казалась бесконечной. Доктор уже начинал сомневаться, кончится ли она вообще когда-нибудь, как понемногу стало светать.

День не принес ничего утешительного. На всем пространстве, какое мог только охватить глаз, беспорядочно танцевали желтые волны. Ветер срывал их верхушки, и мелкая водяная пыль летела низким туманом.

Лодка, как бешеная, опускалась и поднималась, вычерпывать воду становилось все труднее. Иван Петрович почувствовал упадок сил и полную апатию. Оглянулся… Открытое море. Нигде не видать земли. Взглянул на Петьку. Лицо его было темно, парень отворачивался от доктора.

«Экая глупость, — думал Иван Петрович, закоченелыми руками выливая за борт полную шляпу воды. — Экая мерзость! Ну, Петька — дикарь, а я-то почему ни о чем не подумал, садясь в эту скорлупу? Дурацкое мальчишество!»

— Лодка!

Доктор выпрямился. Сначала он ничего не мог разобрать, потом различил в указанном Петькой направлении белое пятнышко. В правильные промежутки времени оно то показывалось, то исчезало в волнах. Белая лодка виднелась со стороны открытого моря и, судя по направлению ветра, шла к берегу.

Не говоря ни слова, Петька взялся за весло и принялся сильно грести, направляя лодку навстречу белому пятнышку. Расстояние сокращалось медленно. Спустя час уже выяснилось, что лодка идет им навстречу. Довольно ясно обрисовались две темные фигуры, сидевшие рядом. Доктор привязал к веслу носовой платок и принялся размахивать им по воздуху. Петька устроил такой же флаг из своего ружья.

На белой лодке тоже замаячил какой-то сигнал.

— Заметили! — Петька снова схватил весло.

Лодки сблизились. Белая оказалась довольно большим морским ботом, какие называются спасательными шлюпками и висят на рострах морских пароходов. В ней сидели два матроса в бушлатах. Иван Петрович различил и надпись: «Фагеральс, Берген».

Матросы перестали грести. Некоторое время прошло во взаимном разглядывании. Доктор предполагал, что норвежцы должны понимать по-немецки или по-английски, но, как это ни странно, никак не мог придумать, с чего начать разговор. Спросить, кто они? Бессмысленно… Куда едут? Тоже… Просить помощи? Но как они могут помочь, когда обе лодки швыряет волнами, и даже близко подъехать опасно.