Но в ожидании, даже таком чудовищном, всегда кроется ничтожный лучик надежды. Ветка не умела останавливать сердце. А потом вышло, что ожидание неизбежного позволило ей вспомнить все, что она изучала, готовясь… да, большую часть жизни готовясь к тому, чтобы выдержать и выстоять в случае нового насилия.

Мысли стали четкими, как будто механическими. Ужас перебирания в голове фактов отсутствия здесь хирургии и антибиотиков, психоаналитиков и прокладок постепенно сменился четкой установкой — ужаса не допустить. Искать способ быстро и легко умереть, не дав себя насиловать. И план-максимум — уцелеть и выжить.

Но ситуация была безысходная. Выхода Ветка не видела и представить себе не могла. Середина орочьего лагеря, от границ Сумеречного леса далеко, от Дейла еще дальше.

Наконец, когда девушка дико заледенела на скале, призывая немедленную пневмонию себе в помощь, перед ней появились лапы крупного белого зверя. Орки тут же заговорили все хором, на гортанном, неприятном языке. Им ответили — несколькими ленивыми, растянутыми фразами.

И Ветка почувствовала, что сделалась холоднее, чем камень, на котором лежала — она узнала голос.

В считанные доли секунды в голове Ветки табуном проскакало все, что она успела вспомнить из боя на льду, когда она полезла защищать Торина Дубощита; из съемок некоторых фильмов, в которых участвовала как дублер ню; из книг, слухов, разговоров. И план был готов. Оставалось исполнить его чисто — так, чтобы ни единая ресничка, ни единая фальшивая нота голоса не выдали ее дикий ужас и уязвимость.

Орки отпустили ее. Но Ветка осталась лежать, стараясь понемногу вернуть кровообращение в затекшее тело.

Она увидела нижнюю часть тела бледного орка, который спрыгнул с варга и подходил к ней. Остановился перед скалой.

— Надежда, говоришь, умирает?..

Ветка неспешно собрала в кучу руки, ноги. Встала. Выпрямилась на скале, заложив руки за спину. Посмотрела на бледного орка сверху вниз, сложив лицо, как она сама это обозначила, а-ля Трандуил.

— Ну что же, повеселюсь я сегодня, — проворчал орк и облизнулся. Вид пленницы, величественный, как она предполагала, его никак пока что не смутил.

— А завтра вы скормите это мясо варгам, — добавил орк, но, если бы он знал, что угроза эта весьма слаба по сравнению с адом, бушевавшим в душе девушки… скормиться она готова была хоть сейчас, лишь бы быстро.

Впрочем, это была и не угроза для орка, а самая настоящая, обыкновенная правда. Даже, можно сказать, повседневность орочьего стана.

Но смотреть на страх в глазах пленных он любил.

Ветка шагнула к нему, к Азогу Осквернителю, к краю скалы, и ее лицо оказалось на одном уровне с иссеченным ликом страшного создания.

И Ветка улыбнулась.

Улыбнулась изнутри, всем своим существом, дико желающим выжить, избежать боли и истязаний; и поцеловала бледного орка, глядя прямо в его удивительные бесцветные глаза.

Торин.

Бард.

Смогла бы она, если бы не было тех, настоящих поцелуев?..

«У него там такие клыки, сейчас отжует язык».

Поцеловала с нажимом, резко, и затем отпихнула его от себя — сильно, неожиданно, так, что орк сделал шаг назад и окаменел.

Он был умен.

Он думал.

Нельзя было позволить ему думать.

— Немедленно дай мне плетку, ты! — сказала Ветка. Сама она собственный голос не слышала, так как все заглушало дикое биение пульса в ушах. Орк чуть заторможенно глянул на двух или трех застывших в ужасе чудовищ в огрызках лохмотьев, битых доспехах, с изуродованными мордами. И вдруг отобрал у одного нечто, что могло бы сойти за плетку-семихвостку, и, оскалившись, протянул ее Ветке.

Рыкнул:

— Пошли прочь!

Орки разбежались, но Ветка точно знала, что они неподалеку.

Нельзя было давать опомниться.

Ветка попробовала гибкие хвосты плетки пальцами… и наотмашь ударила Азога по лицу.

— Как ты себя ведешь, дрянной мальчишка?

Кровь билась, отсчитывая пульс ледяным набатом. Азог не знал этой игры.

Но быстро понял ее смысл.

— Я… я себя веду?..

— Ты скверно себя ведешь, — вкрадчиво подсказала Ветка и изо всех сил (чтобы пробить эту белесую шкуру), хлестнула его по морде снова. — Ты не поклоняешься госпоже!

— Я должен… поклоняться?..

— Если хочешь, — сказала Ветка и демонстративно медленно облизала губы, — чтобы госпожа сделала тебе что-нибудь приятное, — сощурилась, — слушайся госпожу! И тогда госпожа накажет тебя. Ты же хочешь, чтобы госпожа тебя наказала?

— Что… ты делаешь?.. Что ты за тварь?.. — голос Азога разнесся низким рокотом.

— Рассказать? — вкрадчиво сказала Ветка. — Пойди сюда.

Азог приблизился. Сабельку взамен утраченной секиры он успел приставить самую простую; а оставшаяся целой рука сообщила Ветке — получается. Немного, пока не на все сто, но получается.

Ветка нагнулась, с брезгливым выражением рассмотрела морду орка вблизи. Потом резко и неожиданно стегнула его плеткой по мощной шее. И прежде, чем он успел отстраниться и взреветь, тут же схватила его за уши и снова поцеловала — так жестко, как только могла, стараясь не обращать внимания на привкус крови во рту, и на вкус чужой слюны.

Доминировать.

Как угодно, только доминировать!

— Ты все отлично понимаешь, — прошипела Ветка. — Ты же умный мальчик… очень умный… а они не видят, правда? Никто не видит… только я поняла, сразу, как только ты заговорил со мной. Умный! Только очень плохой! — и Ветка снова наотмашь плетью дважды ударила его по морде.

Азог стоял в замешательстве. Потом вдруг улыбнулся… и улыбка сделала его почти красивым. Стокгольмский синдром, подумала Ветка. Держаться, как гвоздь.

— Мне нравится!

— Тогда на колени, плохой мальчишка, — сказала Ветка и чуть не прикусила язык. Колени — это, наверное, слишком. Но Азог медленно опустился… на одно колено.

Как рыцарь.

И смотрел на нее уже с обожанием и вожделением… ожидая продолжения игры.

Ветка неторопливо (лишь бы не навернуться) сошла с камня. Наверное, она выглядела сейчас именно такой госпожой, какая должна была быть в настоящих играх такого характера. Сапоги и бриджи для верховой езды. Желтое платье с декольте, с высоким разрезом. Меховую куртку у нее отобрали орки, но сейчас она не ощущала холода.

Обошла вокруг этой гигантской глыбы зла.

Погладила шею ладонью.

— Ты одинок… тебе и поговорить не с кем, умный мальчик. А ты ведь ничуть не хуже всяких древних воинов. — И с размаху, со всей руки, как только смогла, вытянула Азога плеткой по спине. Тот прогнулся и зарычал, но в этом рыке было наслаждение. — А ты окружил себя тупицами. Но теперь все будет по-новому, да, сладкий? — И ударила снова.

Азог рычал; по его мускулатуре проходили могучие волны. Это почти завораживало. Ветка мельком отметила странное — у нее самой потяжелел низ живота, и стало горячо. Но на осознание и рефлексии не было времени.

— Ударить тебя еще, сладкий?

— Дааа!

— Проси!

— Ударь меня!

— Хорошо. Ты же будешь дрянным мальчиком? Как раз таким, каким ты мне нравишься?

— Нра-авлюсь!

Ветка с руки, от души ударила Азога, накрест; тот взвыл.

Но, судя по всему, правило не распространялось на орков. Азог был бодр и свеж. А фантазия иссякала.

— Сла-адкий, — Азог встал и повернулся к Ветке. Провел по ее лицу рукой. Нежно. Кожа бледного орка имела своеобразный, но не противный запах, а лапища оказалась в мозолях… но живой и теплой. — Хочешь?

— Я скажу, когда захочу, — надменно объявила Ветка, в прямом смысле стоя под Азогом. — А пока ты, мой маленький, будешь делать то, что тебе прикажет госпожа! — последнее слово удалось выкрикнуть, не сорвавшись на визг.

— Госпожа, — Азог сказал это слово серьезно… глубоким, рокочущим голосом.

И снова встал на одно колено.

Ветка села на это колено, обняла Азога за шею и отдала ему губы для поцелуя. Целой рукой чудовище осторожно обняло ее, отведя саблю назад. Поцелуй был ужасен, так как слюна, рот Азога оказались омерзительными на вкус, а запах сбивал с ног. Но надо было выживать. Наконец, поцелуй прервался; Азог отпустил ее губы…