За морсом, чаем и рассказами время пролетело быстро. Дверь в купе была открыта, и увлеченные рассказом доктора мужчины не заметили, что в дверях стоит стройная, красивая молодая женщина, которая внимательно прислушивается к их разговору.

Когда же они ее заметили, то быстро поднялись в приветствии. Наступила пауза, которую нарушил возглас мамы: «СОЛ!», и ответ доктора: «ЭЛЬКА!», и они крепко по-родственному обнялись и расцеловались.

«Вот так нарушитель», подумал мальчик.

Доктор Сол, теперь так называл его мальчик, мама и сын прошли в свое купе, где мама не смогла удержать слезы радости. Она долго разговаривала с Солом на странном непонятном мальчику картавом языке. Он внимательно прислушивался, стараясь уловить знакомые ему слова из трех известных ему языков, но безуспешно. Это был родной язык маминого детства – идиш, адаптированный европейскими евреями немецкий язык. В доме мальчика на нем не говорили, так как его не знал отец. Не говорили и на иврите, т. к. его не знала мать. Вот и получилось, что своих родных языков мальчик и не знал.

Казалось, что мама и доктор Сол никогда не наговорятся. Они вспоминали детство в Гродно в далекие предвоенные годы, еврейскую гимназию, ее учителей, праздники: польские, православные, еврейские, приезд Царя в Гродно в начале. Первой мировой войны, польских друзей детства, эвакуацию, революцию, разоружение городовых, гражданскую войну в Средней Азии, голодную жизнь в Ташкенте в начале 20-x годов.

Нашему новоиспеченному «коллеге» надоело сидеть тихо одному. Очень хотелось пить, но беспокоить маму он не стал, понимая, что разговор с доктором Солом ей очень важен.

Мальчик отправился к командиру – пограничнику. «Беседуют?», спросил командир у мальчика. Он понимал, что маме с доктором есть о чем поговорить. Уже смеркалось, и когда «боец» попросил воды, пограничник решил выйти с мальчиком из вагона в привокзальный буфет, т. к. в поезде морса не оказалось.

Поезд остановился на станции Белосток. Это была пограничная станция между Белоруссией и вновь возвращенными землями – Западной Белоруссией. Наш доблестный боец и его командир пограничник решили сделать вылазку на Белостокский вокзал и попить морс. Как только поезд остановился, они выскочили из вагона на перрон и отправились за морсом в ресторан, ничего не говоря маме. Стоянка была очень короткой, и когда они, наконец, выпили желанный напиток и купили пару бутылочек с собой, поезд уже начал движение. Бросились вдогонку. Успели заскочить в последний вагон, на последнюю подножку. Помогла пограничная форма. Проводник, стоящий на подножке без лишней суеты, принял мальчика из рук пограничника, который сам ловко запрыгнул на подножку уже набравшего приличную скорость вагона. Все были возбуждены и, пройдя в вагон, зашли в купе проводника объясниться.

Командир предъявил документы и билет, а вот с ребенком пришлось разбираться.

Когда прошли в свой вагон, проводник последнего вагона и начальник поезда зашли в мамино купе и попросили ее предъявить документы. Мама ничего не знавшая о приключении своего героя несколько удивилась, немедленно предъявила все требуемые документы. Внимательно просмотрев их, начальник поезда поблагодарил маму, вернул документы и ушел. Мама вопросительно взглянула на сына и пограничника. Но они только заговорщически улыбались. Однако командиру пришлось рассказать маме о случившемся, и извиняться за свою неосторожность. Все обошлось, укрепив в сознании мальчика всесильность пограничников.

А тем временем поезд приближался к конечной точке долгого путешествия, к городу Гродно. Рано утром мама, которая от предвкушения встречи и остатков приступа головной боли почти не спала, разбудила сына. Нужно было подготовить его к не простой для понимания советского шестилетнего мальчика встрече с родными.

Для торжественного момента мама принарядилась сама, причесала свои длинные локоны и даже подкрасила губы, что никогда раньше не делала и чем очень удивила сына.

Мальчика одели в непривычный для него костюм и даже повязали галстук. Прическа тоже перетерпела изменения. Очень жесткие черные волосы, торчащие во все стороны как иглы у ежа, смазали бриолином и расчесали на гладкий пробор. Когда мальчик взглянул в зеркальную дверь вагона, то себя не узнал. На него смотрел не вольный обитатель гор, а какой-то прилизанный мальчишка с галстуком, буржуйский сынок. Да и мама с помадой на губах, с рассыпанными пышными локонами, спадающими на ее плечи, в длинном платье, выглядела совершенно необычно. Это уже не была героиня революции и гражданской войны в узкой юбке, кожанке и революционной красной косынке на голове.

И наш герой понял, что надвигаются совершенно невероятные события, которые не могли быть у него на родине в СССР. Тепло, одевшись в шубки и меховые шапки, наши путешественники в сопровождении командира – пограничника и «доктора Сола» последними вышли из вагона, медленно остановившегося поезда. К ним на встречу чинно и спокойно приближалась группа людей, во главе со статным, высоким и совершенно седым стариком, с пышной седой бородой. У всех в руках были цветы. Мама, взяв сына за руку, медленно пошла к ним навстречу, как бы сомневаясь, что это ее родные и вообще, что все это наяву, а не во сне. И чем ближе она подходила, тем быстрее и увереннее становились ее шаги. Наконец, напряжение достигло предела, и мама бросилась в объятия отца, которого очень любила и не видела много лет. «Элька, май таере Элька», повторял высокий старик, обнимая старшую любимую дочь. Все плакали и взрослые, и дети. Мама из рук деда, Моисея, перешла в объятия своей матери, невысокой, тоже благородно седоволосой и очень аккуратно и гармонично одетой женщине 59 лет, которая как ни старалась, но не могла сдержать слез. И затем по – старшинству объятия с братьями и сестрами, Залменом и Лизой, и еще тремя младшими. На это время о мальчике забыли. Он стоял рядом и был так далек от всех этих людей, самых дорогих и близких для мамы, но которым до него, как ему казалось, и не было никакого дела так же, как до командира – пограничника и «доктора Сола».

Мама смутно помнила Залмена и Лизу, а младших сестер и брата пришлось разгадывать, но они сами называли свои имена при объятиях. Все сдерживали слезы и бурные эмоции, охватившие всю семью, Стрелец. Наконец, маме представили детей – ее племянников и племянниц, в возрасте от 16 и до 4-х лет. Всего 8-мь человек, которые родились после отъезда мамы. Каждый из детей, празднично одетый, представлялся сам. Мальчики кланялись, гордо сгибая шею в выразительном поклоне, девочки слегка приседали, прижимая руки к полам пальто. Церемония встречи продолжалась довольно долго. И вот настал торжественный момент. Мама представила сына деду, бабушке, его родным тетям и дядям, двоюродным сестрам и братьям. Все они обнимали мальчика и что-то говорили, но понять он ничего не мог. Сам же твердо повторял выученное «Здравствуйте»! Ни кланяться, ни приседать он не умел и поначалу отнесся к этому ритуалу не серьезно, смех его разрывал. Он на минуту вообразил такое у себя дома, на заставе или даже в Бекташе, и звонко, задорно, по-детски искренне расхохотался, чем озадачил своих чинных родственников. Мама удивленно поглядела на своего Зорюшку, как она его часто звала, догадалась, в чем дело и тоже счастливо рассмеялась. Напряженность и строгая радость встречи, ее чопорная ритуальность, сменились легкой радостью и счастьем родных людей, встретившихся после долгих 26 лет разлуки. Теперь наступила очередь представить родителям доктора Гордона и командира – пограничника. «Доктор Сол» легко вписался в церемонию встречи, поздоровавшись первым с дедом, бабушкой и всеми остальными членами семьи Стрелец на идиш. Мама кратко его представила как соотечественника и друга. А вот с пограничником было сложно. Он не знал ни идиш, ни польский, спокойно стоял в стороне «на страже» вещей приехавших. Мама представила и его, одновременно исполняя роль переводчика. После встречи вся публика с перрона прошла в чистенькое здание вокзала, где опять прошли спец контроль. И вот теперь настало время проститься с командиром – пограничником и доктором Солом, которого никто не встречал. Мама дала им адрес родного дома, который за все эти годы не изменился, и они распрощались. Пограничник прощался с мамой по – военному, отдав ей честь в знак уважения, как жене командира – пограничника. О ее боевой биографии он и не догадывался.