– Или вот, к примеру, писатели, – сказал Паша как-то, дуя на горячий чай в своей кружке, – Живешь так, живешь, ничего особенного не происходит, а они посмотрят, опишут, потом читаешь – интересно! Умеют же…

Дело происходило в отделенном ситцевой занавеской уголке пропылено-промасленного, пахнущего гарью и соляркой маленького цеха некоего опытного заводика. Лампы под когда-то беленым бетонным потолком не сколько освещали пространство, сколько создавали уютный полумрак, обыкновенный для таких помещений. Остановленные нами станки величественно хранили молчание, а треснутый радиоприемник (надежная связь с внешним миром в догаджетовскую эру), стоящий на кособоком сейфе возле стола что-то обиженно кашлял – наконец-то его стало слышно.

Мы совершали ежедневный ритуал обеденного перерыва – самый лакомый кусок рабочей смены. Время, когда стальной грохот и механическая круговерть уступают место задушевным беседам под стук ложек и шелест крошек (точнее, полиэтиленовых пакетов с крошками), когда жизнь кажется не такой уж мрачной и утомительной, а обычный хлеб с маслом наоборот – невероятно вкусным.

Ни Паша, ни я тогда даже и подумать не могли, что одному из нас в будущем придется заняться нелегким, но увлекательным писательским ремеслом. И уж коли этим «одним» стал я, то мне и держать ответ. Расскажу, что можу… то есть могу. Что вспомнится из моей небогатой производственной биографии. Может хоть кому-то это покажется интересным. А кому-то и вовсе поучительным. Впрочем, на последнее я и не претендую: не собираюсь поучать. А также хвастаться и жаловаться. Просто поделюсь воспоминаниями.

Зря, что ли все это со мной случалось?

Именно под таким девизом и написаны эти «Заводные рассказики». Конечно, правильнее было бы назвать их «заводские» или, по крайней мере «завОдные», но, как пелось в одной некогда известно песне (которую вы, скорее всего не знаете) «таков мой каприз». Захотелось назвать позаковыристее. Чтоб привлекло максимум внимания. Надеюсь, что мой замысел удался. Кто-то же читает сейчас эти строки?

В общем, наливайте чай, запасайтесь бутербродами и начнем.

Кстати, у писателей обеденного перерыва (от творческих мук) не бывает.

Посвящается гаечному ключу 10х12

Знакомство с заводской жизнью для меня началось с неизвестного доселе слова «карантин». Именно так назывались обстоятельства, по которым нас с папой одним прекрасным утром не пустили в детский сад. И не только нас – вообще никого не пустили. Дверь была заперта, а на ней – объявление.

«Оп-па!» – сказал папа, прочитав написанное на бумажке слово, – «Карантин. Здорово придумали! И главное вовремя…». Он призадумался и пожал плечами: «Делать нечего, пойдем со мной. Куда теперь деваться?», а потом прибавил: «Хорошо, что сегодня я тебя повел – у мамы-то строго: посторонних не пускают». Папа взял не верящего своему счастью меня за руку и повел прочь от детсадовского крыльца. К себе на работу. На завод.

Вообразите масштаб моей радости!

Еще каких-то пять минут назад ты обреченно плелся навстречу унылой рутине, состоящей из противной (без разницы какой) каши на завтрак, разучиванию не самых восхитительных на свете песен, малосодержательных прогулок (что за игры под присмотром воспитателя?) и сидения на стуле для наказанных (чем обычно и заканчивались мои игры на прогулке), а тут – «оп-па!» и все круто изменилось! Мы ехали в троллейбусе, взбирались на железный мост, брели вдоль высоких бетонных заборов, над которыми высились дымящие кирпичные трубы – совсем другое дело! Настоящее приключение.

Вход на папин завод лежал через самооткрывающиеся железные воротища, но мы почему-то прошли через маленькую стоящую возле ворот будку, где сидел веселый усатый дедушка в очках и теплой тужурке (это в июне-месяце!). Дедушка хитро подмигнул мне и спросил у папы:

– Устраивать привел?

– Ага, – не растерялся папа, – Помощником.

Между прочим, я уже тогда знал, что «помощник» – это такая профессия. Папа работал на заводском тепловозе, а экипаж каждого тепловоза состоит из машиниста и помощника. Так-то.

Тепловоз находился недалеко от входа: пройдешь мимо самого большого здания («заводоуправление» – как сказал папа), повернешь налево и вон он – виднеется из-за угла цеха. Стоит на причале (точнее на рельсах), гордо, как крейсер «Аврора».

Едва я увидел тепловоз, как понял, что всю свою сознательную жизнь мечтал в него залезть. И папа, понятное дело, не возражал. Только сказал, чтобы я был поосторожнее и не падал лишний раз. Но это он напрасно: я и сам знал, что падать – занятие не из приятных. Тем более на черные промасленные шпалы. Так что забирался осторожно. Хотя ступеньки для пятилетнего «пассажира» оказались крутоватые. Если бы не блестящие гладкие поручни – ни в жизнь не одолеть.

В кабине меня ждала не менее впечатляющая картина. Оказывается, машинист должен управлять тепловозом стоя! Я догадался об этом, когда увидел огромный, во всю кабину, пульт, усеянный кнопками, тумблерами и приборами – с круглого сиденья, расположенного возле окна (рядом с могучими алыми стоп-кранами), до всего не дотянешься. А со второго, дальнего и подавно. Поэтому хочешь – не хочешь, а потоптаться за управлением придется. Ну да это даже интересно. Вон, капитаны тоже стоят и ничего – не жалуются.

– Ну как ты тут? – спросил папа.

Он успел переодеться в черную рабочую куртку, на рукаве которой красовалась ромбовидная нашивка с таинственным словом «Минмонтажспецстрой» и не менее таинственным узором. Следом в кабине появился дядя Петро – папин машинист (он как-то бывал у нас в гостях).

– О, какие люди пожаловали! – прорычал дядя Петро, – Поехали, в девятый вызывают.

Это уже адресовалось папе. И мы поехали.

Сказать честно, маршрут тепловоза меня немного разочаровал. Не успев как следует разогнаться, мы почему-то тормозили, останавливались и после того, как папа, спрыгнув на землю, куда-то отлучался, ехали обратно (разумеется, дождавшись папиного возвращения). «Таким Макаром мы далеко не уедем» – подумалось мне уже на второй остановке. И как в воду глядел: тепловозное «туда-сюда» продолжалось весь день. Но никого кроме меня это не беспокоило. А ведь не ерзай мы по территории завода, давно бы уж до бабушки домчались. Или еще дальше. До какого-нибудь Каменска-Уральского. А тут прицепляй да отцепляй.… И чего эти вагоны из цеха в цех катать?

Впрочем, не особенно я и скучал. В тепловозе не соскучишься: выглядывал в приоткрытую дверь на полном ходу, следил как папа или дядя Петро управляются с пультом… Мне даже дали пару раз нажать на кнопку гудка. Гудок у тепловоза, кстати, почти как у парохода. Такой же басовитый. А может и погромче будет. Уже потом, когда папа сам стал машинистом, он однажды рассказал дома, как они со своим помощником чинили сломавшийся гудок. По окончании ремонта помощник с крыши кабины, крикнул папе: «Ну-ка гудни, проверим, сработает или нет». И папа гуднул. «Совершенно автоматически» – смеялся он, вспоминая, – «Оба не сообразили, а оно как свистнет – Олега чуть с крыши не сдуло». Случай – ухохочешься. Надеюсь, папин помощник не успел приложить к гудку ухо.

Да, веселых историй на заводе хватало. Там вообще все люди очень веселые. По крайней мере, те, кто приходил нас попроведовать. Дяденьки в замасленных костюмах и кирзовых ботах ловко заскакивали в кабину и с порога начинали шутить. А заметив меня, спохватывались и впредь разговаривали потише и поосторожнее. Выбирая выражения. Смешные. Я ж не маленький – у нас в средней группе некоторые товарищи и не такое говорили.

А какая на заводе душевая! Хоть слона приводи!

А столовая! Светлая, просторная, окна нараспашку – садись за какой хочешь столик, ешь все, что понравится. А не то, что принесут. И доедать никто не заставляет (хотя, если выбираешь еду сам, то доесть не проблема). Прямо как дома! Только интереснее: на входе каждый берет себе пластмассовый поднос и идет к раздаче, где веселые повара наливают и накладывают все, что ни попросишь. Хочешь – суп, хочешь – пюре, а хочешь – просто котлету. Без гарнира. А еще там были булочки, коржики и беляши – на выбор. В детском саду мы могли выбирать только компот. В смысле, какой стакан тебе достанется. И всем, как назло, хотелось тот, где плавал инжир. А таких на всю группу выпадало максимум парочка. Прямо ажиотаж. Как дойдет до компота, бежим наперегонки. Инжир отвоевывать. Схватишь стакан, а кто-нибудь пронырливый – хоп! – и сунет в него палец. Приходится отдавать, как ни обидно. Не пить же после такого? Где этот палец за день побывал? Когда у меня так отобрали компот, я рассердился и в следующий раз сделал то же самое. Но вместо инжира получил разгоняй от воспитательницы (странно, что аналогичные проделки других она не замечала). В наказание мой «испорченный» компот торжественно вылили в унитаз, а я после обеда был откомандирован на стул наказанных.