– Мадмуазель, с вами всё в порядке? – заботливо спросил он у Алисы.

Девчонка боязливо убрала руки от лица и робко ответила незнакомцу:

– Да, всё в порядке, спасибо… Я не знаю, что на меня нашло, извините, что бросилась под вашу карету, извините!

– Ах, что вы, перестаньте! Вы совершенно ни в чём не виноваты, это кучер мой должен был лучше следить за дорогой, так что я должен просить у вас прощения, а не вы у меня. – ответил хозяин кареты, всматриваясь в глаза Алисы, в то время как неудовлетворённая никакими потрясениями публика потихоньку начинала разбредаться по своим делам.

– Могу ли я узнать, где вы живёте? Теперь я должен проводить вас, а то мало ли, вдруг отыщется ещё какой-нибудь невнимательный человек, как мой кучер.

– Что вы, не стоит меня провожать! Я вот в этом доме живу. – быстро сориентировавшись, объявила Алиса, указывая рукой на окна квартиры Достоевских.

– Здесь? Как это возможно? В той квартире живёт Фёдор Михайлович Достоевский со своею семьёй. – удивился молодой человек.

– Я троюродная племянница его! – нервно солгала девчонка.

– Племянница? Пройдёмте… – подозрительно поглядев и прищурив глаза, приказал незнакомец Алисе, махнув при этом рукой своему кучеру, как бы указывая, где остановить карету.

Поднимаясь в квартиру Достоевских, виновница происшествия и хозяин кареты продолжили разговор, но беседа оказалась не столь длинна.

– В суматохе происходящего, я даже забыл поинтересоваться о том, как ваше имя. – спросил мужчина.

– Моё имя Алиса. – робко вступила девочка с интересом разглядывая своего собеседника, в котором, казалось, было совершенным решительно всё. Тёмно-русые волосы молодого человека были аккуратно уложены, справа же несколько прядей плавно ниспадали на лоб и мягко завивались к верху, словно перевернутая морская волна. Тонкие, короткие брови больше походили на крылья молодого ястреба, а за счёт голубых, глубоко посаженных глаз, на худом лице явно выделялись скулы. Чуть-чуть выпяченные, бледно-розовые губы так и хотелось поцеловать, не смотря на то, что Алиса видит его впервые, а нос – величественный, немного горбатый, украшал и без того замечательное лицо. Девушка настолько увлеклась рассматриванием нового знакомого, что от восхищения приоткрыла ротик.

– Очень рад знакомству с вами, Алиса. – застенчиво улыбнувшись и порозовев, промолвил господин.

– А как ваше имя? – полюбопытствовала девчонка.

– Граф Андрей Анатольевич Преображенский. – ответил тот с долей церемонности и высокомерия, ожидая от Алисы яркую положительную реакцию, но Алиса ничем не ответила графу.

– Вы действительно племянница Фёдора Достоевского? Что-то я не припоминаю, чтоб у него были такие родственники. – вновь начал Андрей Преображенский.

– Троюродная. – прибавила девочка с выделанной серьёзностью, которая так и хотела прерваться громким хохотом.

Наконец войдя в уютную квартиру, Андрея Анатольевича Преображенского и Алису встретили Анна и Фёдор Достоевские.

– Алиса, девочка наша, ну кто же так делает-с, убегает, совсем не докончив разговор? Это очень некрасиво с вашей стороны! – обратился писатель, грозя Алисе указательным пальцем перед носом. – Граф Андрей Анатольевич, какими судьбами? – удивился Фёдор Михайлович.

– Да вот, племянница ваша… – заговорил Преображенский, как вдруг, виновница происшествия на кузнечном переулке прервала его, отворачиваясь и краснея от желания засмеяться:

– Троюродная!

– Ваша троюродная… – процедил граф, – …племянница, чуть не оказалась под колёсами моей кареты. Я решил сопроводить Алису до квартиры, дабы убедиться в том, что она дойдет до своего места жительства в целости и сохранности.

Мутнея лицом от такого неожиданного заявления, Достоевский с удивлением и упрёком посмотрел на Алису. Но девушка, отвернувшись, пыталась не засмеяться и, как следствие, никаких укоризненных намёков дяди не заметила. Анне Григорьевне так же, как и девчонке, вдруг стало смешно, но завидя своего мужа в состоянии крайнего возмущения, она сдержала себя, спокойно спросив, но сначала поблагодарив графа:

– Мы очень признательны вам, Андрей Анатольевич, за то, что сопроводили Алисоньку до дому. Может быть, вы изволите испить с нами чаю со сладким?

– Я бы с радостью принял ваше предложение, Анна Григорьевна, да очень тороплюсь по делам, уж не обессудьте. – отказался Андрей Преображенский.

– Как жаль, как жаль. Ну что ж, не смею настаивать. Но отмечу, что мы будем рады видеть вас вновь у нас в гостях, но впредь просто так или же по хорошему случаю. – явно слюбезничала Анна Григорьевна.

– Давайте лучше вы заедете к нам в гости, например, завтра. Матушка собирается устраивать бал в честь юбилея отца. – пригласил из вежливости Андрей.

– А во сколько начало мероприятия? – быстро встряла в разговор Алиса, испугавшись, что больше никогда не увидит понравившегося ей мужчину.

Конечно же граф заметил беспокойство юной девочки и учтиво объявил ей:

– Все приглашённые на бал начинают собираться уже к пяти часам дня, не раньше, но само празднование начнется около семи или восьми часов вечера.

– Мы бы с удовольствием… – вступил Фёдор Михайлович Достоевский, желая выразить отказ, но Алиса перебила его речь:

– …Приняли ваше предложение, Андрей Анатольевич! Мы обязательно приедем, спасибо за приглашение!

Достоевские и Преображенский неловко переглянулись, и возникшее молчание переросло во что-то неприятное и гнетущее.

– Что же… тогда до завтра! Всего доброго! – попрощался граф Преображенский и поспешил выйти из квартиры.

Сразу же после ухода графа, Анна Григорьевна Достоевская поспешила к своей хорошей знакомой за платьями для себя и Алисы. Жена писателя старалась подобрать для новой родственницы самое целомудренное и простое платье из всех представленных, как того требовал этикет, а себе, раз уж выпала такая возможность – отыскивала одежды по последней моде. В конечном счёте, Анна Григорьевна нашла себе бархатное красное платье, берет под цвет платья со страусиным пером, а Алисе взяла шёлковое белое платьице на чехле из тафты цвета бедра испуганной нимфы, как его тогда все называли.

И вот уже на следующий день после тщательных приготовлений и бессонной мечтательной ночи, в три часа дня, Алиса, Анна Достоевская и Фёдор Михайлович уже благополучно ехали в медной бричке на бал.

– Надо же было столкнуться именно с графом Преображенским! И вообще, кто просил соглашаться ехать на бал, Алиса? – всю дорогу не унимался писатель, донимая девочку.

– Я ведь не специально вылетела на дорогу. Да и что такого в том, что мы изрядно повеселимся на балу? Я, например, прежде на них никогда не бывала, да и это мечта моя, которая уже вот-вот осуществится! – высказывалась девочка.

– На графа… на Андрея Преображенского… – тихо брюзжал дядя девушки, – Молодец, Алиса, да-да… – Нам из вежливости предложили, девочка моя! Соглашаться не надо было, понимаешь? Нет, но ты встряла! Кто просил, скажи мне, пожалуйста, кто тебя просил вмешиваться, когда взрослые разговаривают? До белого колена меня доведёшь! К тебе со всею открытою душою, а ты, Алиса…!

– Ну и что? Граф да граф, какая в том разница! – возмутилась Алиса, – В смысле только из вежливости, как это так?

– Ну и что? Действительно… ничего-с, сиди и молчи, смотри в окно! – нервно потирая брюки вспотевшими ладонями, фыркнул Достоевский. – Это было именно то предложение, когда человек ждал такого ответа: «Ой, мерси-мерси! Конечно, мы приедем, но(!) в другой раз». И это самое в другой раз, означает никогда, Алиса! Знаешь такое слово? – никогда!

После, приглашенные гости так и проехали оставшийся путь в полной тишине, вслушиваясь в стук копыт лошадей и в тихие задорные песни, которые напевал кучер. Алиса, тепло улыбаясь, грезила об Андрее и томилась в ожидании своего первого бала. «Как-то сказала мне мама: «Какие балы, какие кавалеры в шелках, доченька, выдумщица моя, перестань, во-первых, хотя бы потому, что сейчас балы не устраивают, а во-вторых, мужчины в шелках и бархатах женятся только на королевах, а ты… тебе далеко, Алиса!». И видела бы она меня сейчас, сразу бы язык прикусила! Однако же я чувствую себя сейчас куда больше, чем просто королева! Хотя, может, она и права… и Фёдор Михайлович прав, не достойна я всего этого и не нужно было мне соглашаться. Что я сейчас делать буду на том балу? Пряники в буфете жевать и глазами хлопать? Я ведь даже никого не знаю…». А за окном пробегали зелёные и желтые поля, тёмные и берёзовые леса. Дорога до бала казалась испытанием, путём без конца, вечностью и мукой, что никогда не закончится. Алису во всё это время кидало то от желания щёлкнуть пальцами и оказаться на балу, то к желанию вернуться назад и отказаться от приглашения, как то и следовало бы сделать. Достоевский тоже о чём-то думал, о своём, его лицо Алисе казалось таким умным и чем-то озабоченным, что та иногда застенчиво отворачивалась и боялась глядеть на писателя. А Анна Григорьевна, если говорить честно, будто скрывала тот факт, что несказанно рада неожиданной выходке Алисы и также ждёт бал, хоть и не собирается ни с кем танцевать.