Ну конечно же, с Пулькой. Мы гуляли втроём – я, Игис и Чанга. И вот как раз на светофоре мы и повстречались. И мне стыдно признаться (а вы думаете, отчего это я так расфилософствовался?), но я и не заметил её, пока она радостно сама не тявкнула:
– Трисонушка, дорогой, привет!
От неожиданности я даже вздрогнул. Ведь здесь, на острове из людей меня мало кто так называет, а тут собака приветствует. Разумеется, я сразу же узнал свою очаровательную «соузницу».
– Ой! Здравствуй, дорогая, – радостно ответил я и, чтобы не ставить Чангу в неловкое положение, тут же представил её собаке. – Знакомься, Пулька, это моя подруга Чанга. Она прекрасно знает русский язык.
– Тоникосо, – гордо назвала Пулька своё, вероятно, новое имя, что тут же подтвердилось, – меня так назвали новые хозяева, а вообще я Пулька.
– Очень приятно, – галантно ответила обезьяна (вот умеет же, когда хочет), – Чанга.
Хозяйка новоиспечённой Тоникосо сначала испугалась и пыталась оттащить свою подопечную, но, увидев, что её собака с удовольствием со мной обнюхивается, умилилась и не стала препятствовать нашей беседе. Загорелся зелёный свет, мы перешли дорогу. На другой стороне дама и Игис расположились на скамейке в тенистом сквере, а мы втроём – рядом на зелёном бархатном газоне.
– Ну, рассказывай, – предложил я маленькой собачонке. – Как устроилась? Что за хозяева?
– Всё хорошо, – кратко ответила Пулька и тут же последовали встречные вопросы: – А ты-то как? Кто тебя забрал из питомника? У тебя всё наладилось?
– Да, у меня тоже всё обошлось, за мной приехали друзья. Вот эта девочка, – я кивнул в сторону Игис, – и её папа. Добрые люди. У меня теперь тоже паспорт есть.
– Аха-ха! – закатила глаза Пулька. – Да ты крутой мэн, посмотрю! Поздравляю тебя, лабрадор! И как тебе остров? Привык?
– Остров неплохой, – я покосился на Чангу, – но по дому скучаю очень. Да и жарко мне здесь.
– Бананы ему надоели, ананасы, – съехидничала Чанга и спросила у Пульки: – А ты бананы ешь, Тоникосо?
– Бывает, – уклончиво ответила Пулька. – Но мы всё-таки собаки, и нам…
– Ой! Дальше можешь не говорить, – перебила Чанга (вот бессовестная, а я её только за галантность похвалил), – мне твой земляк тут каждый день лекции о вкусной и здоровой пище читает. Так что о мясе мы знаем уже всё, осталось только суп черепаший сварить.
– Чанга! – грозно рыкнул я. – Немедленно прекрати паясничать, как тебе не стыдно!
– Да ладно тебе, – рассмеялась Чанга, – я…
– Она ведь шутит, Трисончик, – стала защищать обезьяну Пулька. – Не обижайся.
Что-то я и впрямь какой-то нервный становлюсь, на шутки странно реагирую. Точно стареть начал. Или это жара на меня так действует?
– Простите меня, друзья, вы правы, – сказал я и, растянувшись на траве, обратился к малышке: – Пуль, ну, расскажи что-нибудь интересное. Как живёшь, чем занимаешься, кто там рядом с тобой?
– Рядом много ещё кого, – сказала Пулька-Тоникосо. – Мой хозяин содержит террариум. Я сначала обходила его десятой дорогой, так было страшно.
– А кто в нём живёт? – поинтересовался я.
– Ой, – тявкнула Пулька, – кого там только нет. У нас несколько отделений: в одних живут черепахи, в других – змеи, в третьих – ящерицы, жуки, пауки, червяки. Иными словами, ужасное сборище. Я, когда всё это впервые увидела, хотела обратно в питомник сбежать. А сейчас привыкла. Заберусь на табуреточку и наблюдаю за ними. Тоже ведь живые существа, хоть и многие – беспозвоночные.
– Это у твоего хозяина хобби такое? – спросила Чанга.
– Я думаю, что нет, – ответила Пулька, – он постоянно что-то записывает в тетради, меряет температуру, включает одни лампы, выключает другие, ставит эксперименты. По-моему, он учёный. На работу он меня никогда не брал, да я вообще в основном с его женой гуляю.
– А она чем занимается? – спросил я.
– Домохозяйка, – ответила Пулька, – мы с ней целый день сериалы смотрим. Я уже почти их язык выучила.
Я сначала не решался спрашивать, но всё же не выдержал.
– Слушай, Пуль, – тяжело вздохнув, спросил я, – ну а тебя на родину не тянет? Не скучаешь?
– Не скучаю, Трисон, – опустила глаза собака. – Ты, наверное, осудишь меня, скажешь, мол, собака не должна рассуждать, в любой ситуации должна любить хозяина и так далее.
– Я не возьмусь тебя судить, зная твою историю…
– Ничего ты не знаешь, – перебила меня Пулька. – Ничего! Конечно, живя там, за океаном, я терпела и покорно ходила за своим боровом. Ты не представляешь, какие испытания он мне устраивал.
– В смысле? – удивился я. – Нарочно, что ли?
– Ну почему сразу нарочно? Нет, конечно, но они от этого не были мягче. Мой бывший хозяин любил выпить. Собственно, я из-за его пагубной привычки и сейчас сижу здесь перед тобой.
– Помню-помню твою историю, – закивал я.
– Дома из-за его беспробудных пьянок у меня тоже возникали постоянные проблемы, – продолжила свой печальный рассказ собака. – Он по три дня домой не приходил, а я – без воды и пищи. Приходит и орёт на меня как бешеный, словно я сама к нему жить напросилась.
– Слушай, а как ты к нему попала, если он так к собакам относится? – удивлённо спросил я.
– Обыкновенно! – фыркнула Пулька. – Он подарил меня своей жене на день рождения, а потом разошёлся с ней. Жена отказалась меня забирать, поскольку я его подарок. И всё. Так, главное, меня хотели у него забрать. Не отдал никому. Изображал из себя благородного рыцаря, дескать, сам буду собачку воспитывать, она мне Лору (так звали его жену) напоминает. На людях все они такие благородные, а по вечерам заставлял меня пиво лакать.
– Ты это серьёзно? – Я аж привстал от изумления.
– Нет, шучу, – язвительно ответила собака. – Конечно, серьёзно. Нальёт мне в миску, которую неделями, кстати, не мыл, и приказывает пить! А я понюхаю это пойло, меня от него воротит, в глазах темнеет. Он как пристанет: пей – и хоть ты тресни. Соберусь с духом, глаза зажмурю и начинаю лакать эту гадость.
– Бедная ты моя собачка, – пожалел я Пульку. – Действительно, изверг.
– А ещё он меня бил, – вздохнула Пулька. – Утром не ведёт на прогулку, и всё. Ну если такой лентяй, поставь мне лоток, что ли. Так нет же. Ни лотка, ни прогулки. Я начинаю скулить, тявкать. А он то ботинком в меня запустит, то пепельницей. Один раз попал в голову, я думала, скончаюсь на месте. Даже сознание потеряла. Очнулась, лежу в луже крови, а боров мой храпит.
– Трисон, – вдруг в разговор вступила Чанга. – Скажи мне, друг, ты в эту страну собрался ехать? Или твоя другая?
– Нет-нет-нет, Чанга! – догадавшись, к чему клонит обезьяна, воскликнула Пулька. – Страна тут ни при чём. У нас, кстати, страны – соседи. Я с Украины. Но всё зависит от семьи, куда попадёшь. Ты думаешь, здесь, на острове, все собаки благоденствуют? Как бы не так. Я в питомнике наслушалась историй похлеще, чем моя. Так что давайте не будем путать страну и конкретные условия в семье. Кто меня должен был защитить от пьяницы? Президент, что ли?
– А соседи ничего этого не замечали? – удивилась Чанга.
– А как они заметят? – спросил я. – Пулька же говорит, что он на людях её не обижал.
– Всё наглаживал и целовал, – подтвердила собака. – Очень лицемерный был у меня хозяин.
– Слушай, – я вдруг сделал вывод, – после твоего рассказа мне кажется, что он нарочно тебя здесь оставил.
– Да я сразу это поняла, – согласилась Пулька. – Там, дома, могли и узнать, что он выгнал меня на улицу, или кому-то передал, или в питомник сдал. А тут… Скажет: украли, сбежала, затерялась и так далее. Ещё и с грустной мордой будет полгода ходить. Лицемеры они, Трисон. Все они там лицемеры.
– Пулька, не обобщай, – попросил я подружку, – люди ведь все разные, как и собаки. У меня остались там преданные друзья, которые готовы были за меня жизнь отдать. Да и сейчас там живёт мой академик, очень порядочный и достойный человек. Я тебе, Пуль, сочувствую, просто попался такой хозяин. Желаю тебе здесь хорошей и приятной жизни. Но и там, откуда мы с тобой приехали на этот остров, полно достойных и преданных людей. Ты уж мне поверь, я знаю, о чём говорю. Хорошо?
