— Я слышала о них, ваше величество, но я не знаю, что с ними сталось.

— Что сталось, что сталось… Один из них поднял мятеж ещё при жизни моего отца и был казнён, а вот с остальными… С остальными разобрался я.

— Вы их убили?!

— Ну, не своими руками… Двое погибли на поле боя, одного казнили по моему приказу. Я получил всё, на что претендовали они. А поскольку страшнее братоубийства только убийство родителей, то теперь Небо карает меня, послав мне лишь одного наследника, да и того негодного. И смеётся над моими попытками научить его уму-разуму.

— Они… ваши братья… хотели получить трон вашего величества себе?

— Конечно. Мы все хотели. Иначе мне не пришлось бы воевать.

— Но тогда, если б преуспели они, то это ваше величество погибли бы на поле боя или были б казнены. Можно сказать, что ваше величество защищались. Разве это такой страшный грех?

Ответом мне был взгляд, который я уже видела у Тайрена — удивление и снисходительная жалость одновременно. Впрочем, Тайрен уже давненько так на меня не глядел. Но в этот момент стало очень заметно, насколько отец и сын похожи.

— Не забивай тебе голову, — сказал император. — Это дела давно минувших дней. Тебя они не касаются.

— У старшей сестры очень мягкие волосы, — Усин отложила гребень. — Вот если бы они были подлиннее…

Я критически осматривала себя в зеркале. Кто ж возразит, что будь мои волосы подлиннее, было бы куда лучше. Но чего нет, того нет.

— Вот когда старшая сестра носила маленькую госпожу Лиутар, они были так хороши…

— Знаешь что, — перебила я, — а отрежь-ка ты их.

— Старшая сестра?

— Вот так, — я показала на середину шеи. — Всё равно раз они не станут длинными, какой смысл их отращивать? А на людях я так и так ношу парик.

— Но… — идея короткой стрижки укладывалась в голове Усин с явным трудом. — Сестра снова хочет принести их в жертву?

— Угу, — чтобы не тратить времени и сил на объяснения, кивнула я.

Она тут же понимающе кивнула, вышла и вернулась с рукодельной шкатулкой, где хранились и портновские ножницы. Стрижка прошла быстро — хоть Усин и не была парикмахером из моего мира, но в причёсках всё же кое-что понимала. Теперь моя голова выглядела куда аккуратнее. А если его величество спросит, то и для него сгодится то же объяснение. Жертва предкам, мол. Может, помогут.

Императора я ждала, как обычно, вечером. Я всё-таки старалась как-то разнообразить наши посиделки: рассказать какую-нибудь сказку моего мира, легенду или просто случай, казавшийся мне забавным, выслушать порой ставившее меня в тупик мнение о рассказанном, или сама просила рассказать мне что-нибудь, благо интерес к мифологии и истории всё же не считался таким уж неподходящим для женского ума. Во всяком случае, в ответ на такие просьбы Иочжун не кривил лицо так, как на просьбы просветить меня в делах государственных. Иногда это проводило к тому, что по его приказу ко мне приводили музыкантов, певцов или танцоров, которые исполняли песни и танцы, связанные с каким-нибудь историческим или мифологическим событием. Пожалуй, в этом мире есть все предпосылки для возникновения оперы и балета, думала я. Ролевые танцы уже есть, пение по ролям — тоже. Им просто надо немного расширить рамки, и готово.

Однако уйти на это могло ещё не одно столетие. Я как-то спросила, почему, если в кукольном спектакле допускается наличие на сцене многих действующих лиц, то живые актёры выходят на сцену только поодиночке или парами? И услышала в ответ, что чернь не умеет чтить традиции. Традиции же, как я успела убедиться, здесь имеют статус второй религии.

На этот раз император явился несколько раньше обычного, едва только последняя остриженная прядь упала на пол. Я с улыбкой поднялась из-за туалетного столика, готовясь поприветствовать своего господина и повелителя… и запнулась, увидев его выражение лица. К тому же в этот раз он пришёл не один, и даже не с Каном Гуанли. То есть господин Кан при нём тоже был, но не один — позади толпилось ещё не меньше полудюжины евнухов.

— Соньши приветствует ваше величество, — справившись с удивлением и даже некоторым страхом — уж очень недружелюбным был вид у императора — сказала я.

— Скажи мне правду, — глядя на меня тяжёлым взглядом, проговорил Иочжун, — ты пишешь моему сыну?

— Нет, ваше величество, — удивилась я.

— Правду, Соньши.

— Я никогда не писала писем принцу Тайрену, — ни тогда — зачем писать тому, кто всё время рядом? — ни, тем более, сейчас. Иногда у меня мелькала такая мысль… Но я не могла придумать способа передать письмо, особенно если учесть, что Тайрена охраняют. Да и что бы я могла ему написать? Извини, мол, что так вышло?

Нет, как бы я ни скучала по моему принцу, как бы часто ни думала о нём, прошлое осталось в прошлом. Нет запрета взять себе женщину сына, но есть запрет взять себе женщину отца. Тайрен для меня потерян навсегда, и попытка связаться с ним, даже если она окажется удачной, лишь разбередит душу нам обоим.

— Лгунья!! — вдруг рявкнул император в полный голос, и я вздрогнула. — И ты ещё смеешь отрицать?

— Что отрицать, ваше величество?

— Мой сын словно взбесился несколько недель назад! Метался по всей крепости и молился о твоём здоровье, а потом вдруг успокоился. Он знал о твоей беременности, узнал и о выздоровлении. Откуда?

— Я не знаю, ваше величество.

— Ах, не знаешь, мерзавка? Ну, так я тебе скажу. Ты ему пишешь, а он пишет тебе.

— Возможно, ему кто-то пишет, но не я. Это может быть кто угодно.

— Никто больше не посмеет, — безапелляционным тоном отрезал его величество. — Так забыться могла только ты!

— Ваше величество принимает тень от лука в чаше за змею.

— В самом деле? — император прищурился. — А кто мне врал насчёт кольца?

— Кольца?

— Единственная память о твоих родителях, так? Наглая ложь! Это он тебе подарил, не правда ли? Потому ты и таскаешь эту медяшку, не снимая!

Я кинула взгляд на свою руку и инстинктивно сжала пальцы в кулак, опасаясь, что кольцо сорвут прямо сейчас. И этот жест окончательно вывел императора из себя.

— Шлюха! — багровея на глазах, заорал он. — Ты смеешь смотреть мне в глаза, когда у тебя на уме только он! Идёшь к своему императору, а сама только и думаешь, как отдаться другому, будто уличная девка! Не думал, что доживу до того дня, когда в моём дворце расцветёт гуев цвет!