– Мне уже хочется.
– Что тебе хочется?.. Ты разве не наелся?
– Мне хочется, чтобы ты мне что-нибудь сготовила.
– Понятно.
Они вышли из гостиницы.
– Предлагаю погулять по Александровскому парку и посетить Кремль. А потом, куда соблаговолите, – сказал он шутя.
В парке оказалось довольно много людей. День стоял солнечный. Приятно было идти никуда не торопясь и наслаждаться тёплыми солнечными лучами. Они остановились на балюстраде у водоёма со скульптурами людей и животных.
– Красиво, – сказала Лёля. – «Москва! Как много в этом звуке / Для сердца русского слилось! / Как много в нём отозвалось…» Судя по стихам, Москва была сердцем страны.
– Согласен. Многие посвящали ей стихи. Помнишь, как у М.Ю. Лермонтова…
«Москва, Москва!.. Люблю тебя как сын,
Как русский, – сильно, пламенно и нежно!
Люблю священный блеск твоих седин
и этот Кремль зубчатый, безмятежный…
Вселенная замолкла… Величавый,
один ты жив, наследник нашей славы.
Ты жив!.. Ты жив, и каждый камень твой – заветное преданье поколений....»
– А я ещё знаю стихи о Москве. Посоревнуемся? – спросила Лёля.
– Ну, давай. Если хочешь, – ответил он.
– Стихи М. Матусовского.
«Здесь Пожарский гремел, здесь командовал боем Кутузов.
Ты, как древняя сказка, бессмертен, прекрасен и стар.
От тебя отходили замёрзшие своры французов,
от тебя отступали несчётные орды татар».
– А дальше?
– Дальше не так красиво звучит. Дальше про немцев, – объяснила девушка.
– Забыла в стихах, расскажи прозой, – сказал молодой человек, улыбаясь глядя на неё и получая явное удовольствие.
Лёля только не понимала по его взгляду, чем вызвано это удовольствие – то ли тем, что он подсмеивается над ней, то ли тем, что ему нравится смотреть на неё. Слегка поразмыслив, она пришла к выводу, что подсмеивается, и ответила:
– Ничего не забыла… Просто не хочу эти стихи продолжать.
– Тогда давай другие.
– Пожалуйста… Стихи Николая Языкова… – объявила Лёлька.
– «Я здесь! – Да здравствует Москва!
Вот небеса мои родные! Здесь наша матушка-Россия семисотлетняя жива!
Здесь всё бывало: плен, свобода, Орда
и Польша, и Литва,
французы, лавр и хмель народа. Всё, всё!.. Да здравствует Москва!»
– Засчитано как одно очко, – вёл подсчёт Алекс.
– Почему это? Я два рассказала.
– Они у тебя короткие.
– Или два, или я не играю.
– Ладно, два, – ласково глядя на неё, согласился он. – Слушай отрывок стихотворения Давида Самойлова.
«Помню – папа ещё молодой,
Помню выезд, какие-то сборы.
И извозчик лихой, завитой,
конь, пролётка, и кнут, и рессоры.
А в Москве – допотопный трамвай,
где прицепом – старинная конка.
А над Екатерининским – грай.
Всё впечаталось в память ребёнка…
Помню – мама ещё молода,
улыбается нашим соседям.
И куда-то мы едем. Куда?
Ах, куда-то, зачем-то мы едем…
А Москва высока и светла.
Суматоха Охотного ряда.
А потом – купола, купола.
Звон раскатистый слышно над градом…»
– Красиво! А дальше? – заметила девушка.
– Если я расскажу дальше, то ты проиграешь.
– Пусть, я хочу услышать, что дальше.
Алекс, весело улыбаясь ей, продолжил:
– «Звонко цокает кованый конь
о булыжник в каком-то проезде.
Куполов угасает огонь,
зажигаются свечи созвездий…
Папа молод. И мать молода,
конь горяч, и пролётка крылата.
И мы едем незнамо куда —
всё мы едем и едем куда-то».
– Так и представила старую Москву. Ты меня впечатлил.
– Мне это, если ты помнишь, и раньше удавалось.
– Ну, иногда.
– Теперь давай всё же вернёмся к Москве. Москва была душой России, её гордостью.
– Теперь всё несколько изменилось, – сказала Лёлька, – это государство в государстве. Новый Вавилон.
– Не сбивай меня. Я хочу дойти до истории Александровских садов, – сказал он и обнял её за плечи.
– Я сама могу это тебе рассказать. Разбиты они были в 1823 году по проекту архитектора Осипа Бове. И было их три: Верхний, Средний и Нижний. Сады были устроены на месте поймы реки Неглинки по повелению императора Александра I в память о победе над Наполеоном. – Лёля замолчала, давая понять, что всё сказала.
– Молодчина, как всегда. Ну, а как они сначала назывались?
Она пожала плечами и, нежно глядя на него своими синими глазами, спросила:
– Ну и как?
Её чары действовали на него сильнее, чем ему бы хотелось. Он обнял её за талию и слегка развернул к себе. Лёля не предпринимала никаких действий и продолжала смотреть на него в ожидании ответа.
– Сейчас скажу, – произнёс Меньшов и коснулся губами её виска и волос.
– Алекс… я жду, – сказала девушка.
– Ждёшь? – спросил он, снова касаясь её виска.
– «Огонь в душе твоей горит, и грудь и давит, и теснит…» – сказала Лёлька, отстраняясь от него с таким милым очарованием, что обижаться на неё было немыслимо.
– «И новый мир, мечта создания, я б тем огнём одушевил…» – ответил он, продолжив стихи Огарёва.
– Ты, кажется, что-то хотел мне рассказать. Или уже нет? – Она мило и лукаво улыбнулась.
– Хотел.
– Тогда продолжай.
– Сейчас, – сказал он и снова дотронулся губами до её виска.
– Меньшов, – настаивала Лёлька, – я слушаю.
Ему пришлось продолжить:
– Первоначально они назывались Кремлёвские, и только после коронации Александра II в 1856 году их стали именовать Александровские. В 1820–1830-х годах это было излюбленное место прогулок москвичей. В 1872 году на территории Александровских садов проходила Политехническая выставка по случаю 200-летия со дня рождения Петра I. Выставка имела огромный успех. А в 1996 году, когда реконструировали Манежную площадь, возле балюстрады парка сделали искусственный водоём, имитирующий русло Неглинки. Теперь он украшен скульптурами и фонтанами. Самый известный фонтан называют «Гейзером», а за ним бьют водные струи фонтана «Завеса». Вон видишь?.. А вот это скульптуры сказочных героев – Ивана-царевича и лягушки, спящей русалки, рыбака и рыбки и т.д. Обрати внимание вон на тех бронзовых лошадей, знаешь, как они называются?
– Не томи, – сказала Лёлька.
– Они называются «Четыре времени года».
– Понятно… Слушай, тебе можно смело идти экскурсоводом работать.
– Можно… Но эту профессию я оставлю про запас. А теперь пойдём в Кремль.
– Меня там тоже ожидает лекция?
– В том случае, если захочешь. Предлагаю посетить Большой Кремлёвский дворец, оружейную палату, алмазный фонд и соборы.
– А мы успеем потом собраться?
– Конечно. Кремль закрывается в 17:00.
Сначала они решили пойти в Успенский собор. Зайдя в храм, молодые люди невольно ощутили благоговение. Шло вечернее богослужение, сопровождаемое красивым молитвенным пением. Лёле хотелось просто стоять и слушать. Меньшов посмотрел на неё. Её лицо выглядело одухотворённым, глаза излучали какую-то светлую радость. Ему показалось, что она прекрасна. Постояв какое-то время, они приложились к иконам и вышли из храма.
Большой Кремлёвский дворец, оружейная палата и алмазный фонд оставили у Лёли массу впечатлений. Но в конце пути, обойдя все эти достопримечательности, она почувствовала себя как марафонец, пробежавший длинную дистанцию, правда, на финише пот с неё не лил и она, задыхаясь, не упала на руки тренера. Хотя Меньшов, вероятно, был бы рад такому исходу. Несмотря на усталость, когда Алекс предложил пройтись по Арбату, Лёлька мужественно согласилась. В конце концов, когда она ещё погуляет по Москве.
Вдоль улицы расположились многочисленные сувенирные лавочки и уютные ресторанчики. Прогуливаясь по Старому Арбату, девушка отметила большое количество уличных музыкантов и художников. Здесь были и молодые таланты, и мастера-профессионалы. Несколько раз ей предлагали нарисовать портрет. Наконец она согласилась. Пожилой художник довольно быстро набросал рисунок. С портрета на неё смотрела красивая молодая женщина с нежным, задумчивым и счастливым взглядом и едва уловимой улыбкой. Получилось очень похоже, но, как показалось Лёльке, лучше, чем на самом деле. Алекс с ней не согласился и сказал: