Теперь же, когда отряд был разделен, Клим, оставив луну за спиной, взял курс через замерзшее озеро, по ту сторону которого он планировал выйти прямиком к границе территории одной из стай оборотней, которую он планировал навестить.

Вечерело в Зиме быстро и, по мере пересечения бесконечного озера полная луна становилась все ярче, а синий мир все темнее и таинственнее.

Мира старалась идти максимально быстро, но все равно заметно замедляла командира, выглядевшего под синим светом луны как никогда задумчивым и гораздо более загадочным, чем казался ей в начале их знакомства.

Движения его были очень грациозными, прямо скользящими, но в тоже время они отдавали внезапностью и какой-то неуловимой остротой или готовностью к чему-то, что Мира не замечала.

Зато это замечал Валера и его движения почти с той же грацией вторили командиру, хотя и взгляд, чаще обращенный последнему в спину, был очень неприятным.

Мира, уже через пол километра сто раз пожалевшая, что решила изображать из себя неизвестно кого, дышала тяжело, ощущая болезненное покалывание под правой лопаткой, но всеми чувствами пыталась уловить то, из-за чего командир начал заметно нервничать, постоянно крутить головой во все стороны и даже как-то принюхиваться, что ли.

Преодолев последний метр, отделявший ее от берега замерзшего озера, Мира остановилась передохнуть. Несмотря на крепчавший мороз, она вспотела. Сильно хотелось пить, но специальную емкость с водой, которую брали с собой все стражи, она потеряла во время ската с хребта, как и командир, и Валера, растопить снег тоже было не в чем, а замерзшая ириска, призванная сбить непрошенный голод, увы, помочь ей утолить жажду не могла.

Подставив разгоряченное лицо порыву ветра, Мира закрыла глаза, проклиная свое упрямство, снежных великанов с их бесконечным брачным сезоном и вообще весь синий мир с его холодной, белой луной.

Сделав над собой усилие, она перестала думать про воду, и открыла глаза, намереваясь продолжить путь, но не тут-то было: дорогу ей преграждал очень крупный песочного цвета волк, с интересом нюхавший ее аккурат в районе паха.

В записях братства Мира встречала неумелые карандашные наброски оборотней, в Осени видела то, что осталось от них, и в своем собственном представлении она видела их прекрасными существами, наделенными как животными инстинктами и безупречными навыками убийц, так и человеческим интеллектом, хоть и считалось, что последний у них был мало развит в силу тех диких условий, в которых они проживали, но без сомнений и преувеличений тот зверь, что стоял перед ней, был бесподобен.

Крупный и мускулистый, с жесткой на вид песочной шерстью местами с черными, тонкими прядками он величественно и грациозно возвышался над синей землей, отбрасывая густую тень.

Об их силе и обонянии ходили легенды. Поговаривали, что они могли челюстью перекусить ствол дерева и безошибочно почувствовать малейшие, даже самые слабые эмоции, которые испытывали те, кто попадался на их пути. Ну, а об их нравах вообще говорили шепотом, мол, они настолько были дикими и непредсказуемыми, что опасно было не только делать при них резкие движения, но и даже смотреть в глаза.

Однако Мира, равномерно выпуская изо рта облака пара, не могла отвести взгляда от глубоких и задумчивых желто-зеленых глаз волка, хищника гораздо более опасного, чем все снежные великаны вместе взятые.

Клим, стоявший, как и Валера в непринужденной позе, но в полной боевой готовности, очевидно, знал этого оборотня и позвал его по имени.

– Аксар!

Волк раздул ноздри, делая глубокий вдох, и, мотнув головой, будто вынюхал то, что ему было нужно, отступил на шаг.

Спина его изогнулась, и за считанные секунды, сопровождаемые отвратительным треском видоизменявшихся костей и мельканием красной плоти, обраставшей вместо шерсти кожей, перед Мирой уже поднимался на ноги бородатый мужчина все с теми же желтовато-зелеными глазами, таинственно притемненными лохматой гривой длинных песочных волос.

Снег подтаивал под босыми ногами, пока мускулистый гигант смотрел на нее сверху вниз, вызывая у Миры принеприятнейшее ощущение, схожее приблизительно на то, что могло быть у племенной лошади, принимавшей участие в отборе для спаривания.

– Аксар! – повторно позвал Клим и в этот раз в его голосе проступил звук трескавшегося стекла. – Надеюсь, твой отец в добром здравии. Я пришел с дарами и хотел бы поговорить с ним.

– Спасибо, Валерий, – ответил ему оборотень таким же песочным, как и его борода и волосы, голосом. – Он в добром здравии и наслышан о твоих посещениях нашего мира. – Аксар повернулся к нему лицом. – Он ждет тебя. Иди за мной.

Клим пропустил по ходу сына вожака стаи вперед и, скользнув тревожным взглядом по Мире, которую поспешил защитно приобнять его теска, пошел следом за оборотнем.

Мира, впервые увидевшая живого оборотня, да еще и его трансформацию, была поражена. Нет, не его голым задом, и даже не его голым передом (хотя зрелище было еще то!), а тем, как говорил оборотень. Причем, именно говорил, а не мычал нечленораздельно, помогая себе выражаться еще и языком жестов.

Нет, этот волк в человеческом теле говорил четко, современно, и уж точно не был лишен ни интеллекта, ни других данных. О последнем, к слову, свидетельствовал и укоризненный взгляд Валеры, слишком сильно прижимавшего ее к себе в знак протеста против ее откровенного… ммм… женского взгляда на прелести другого мужчины.

Стая оборотней проживала совсем недалеко от замершего озера в защищенной от ветра склонами заснеженных утесов долине. Никакой растительности в Зиме не было и они строили свои лачуги из камня изнутри обтягивая их шкурами убитых мелких и крупных животных, которым не повезло стать еще и едой.

В один из особо холодных вечеров, когда за окнами Бастиона шалила метель, а Валера пропадал на задании, Клим рассказывал ей о том, что самыми ценными для оборотней в Зиме были две вещи: спички и камни из Лета, способные очень долго сохранять тепло, дарованное им жарким солнцем или же огнем дракона.

Спички, понятное дело, они использовали для ламп, напоминавших старинные масляные, но горевшие на животном жире. А вот камни из Лета, которые Мира собственными руками добыла из убежища дракона, оборотни использовали для обогрева потомства, лишенного приблизительно до двухлетнего возраста способности самообогрева, как это можно было наблюдать у жаркого Аксара, вполне комфортно чувствовавшего себя голым при сорокаградусном морозе.

Мире эта история запомнилась очень хорошо, так как в тот вечер, вопреки традиции засыпать под голос командира, она бодрствовала и слушала очень внимательно. И оттого, наверное, едва ступив между каменных лачуг, она выискала взглядом самое освещенное строение, внутри которого своими телами грели детей все волчицы стаи.

Все у того же строения на камне сидел вожак стаи. Старый и почти слепой, он ровно держал спину, но тяжелый подбородок, то и дело стремился в сторону своей старой волчицы с длинными песочными волосами, заботливо накидывавшей ему на плечи сшитую из шкур накидку.

Как и дети старые оборотни уже не так были сильны и могли даже замерзнуть, но в подслеповатых глазах вожака, отражавших тусклый свет ламп, был твердый отблеск того, что при необходимости свой последний бой он готов был дать в любой момент с гордостью и достоинством.

Оборотни по своей природе были моногамными и выбрав спутницу или спутника оставались с ними до самой смерти, и многочисленное потомство вожака и его волчицы трогательно стояло за их спинами.

Аксар был из них самым старшим и, при условии, что никто из его братьев или других оборотней из стаи не заявит свои права, именно он должен был стать следующим после своего отца вожаком, поэтому и занял место справа от него.