«Удачи вам, месье, кем бы вы ни были», – язвительно пожелала она этому незнакомцу, с удовлетворением думая о том, как тому достанется за то, что появился так не вовремя.

Мужчина со светло-русыми волосами, одетый во все черное, стоял, сцепив руки за спиной. Он с интересом глядел в окно, наблюдая за бурной жизнью во дворе графского дома.

Несмотря на почти болезненную худобу, он не производил впечатления слабого: идеально ровная спина, спокойный взгляд и твердость, с которой он стоял, намекали на то, что этот человек чувствует себя уверенно, даже будучи гостем в чужом доме. В его лице с выступающими от худобы скулами словно было что-то лисье. Более внимательный наблюдатель мог бы разглядеть небольшие петли у него на поясе, предназначавшиеся для ножен. Сейчас они пустовали, но можно было сделать вывод, что этот мужчина привык носить с собой оружие.

Услышав громкий звук приближающихся шагов, он повернулся, слегка прищурившись: после яркого света из окна в полумраке залы поначалу было сложно что-то разглядеть.

Створки дверей с грохотом распахнулись, заставив проходящую по коридору служанку взвизгнуть.

Высокий светловолосый юноша замер в дверях, обшарил взглядом помещение, и, остановив взгляд на госте, изучающе сузил глаза. Его доходящие до середины шеи волосы сильно растрепались от быстрой ходьбы, присобранная на поясе длинная синяя рубаха небрежно смялась. Льдисто-голубые глаза, тонкие скулы и брови вразлет добавляли ему сходства с каким-то хищным животным, которого только что оторвали от охоты или разбудили.

Не отрывая взгляда от гостя, граф вошел в помещение, медленно опустив руки. Если мгновение назад он почти бежал, то сейчас вдруг зашагал медленной, нарочито расхлябанной походкой, нехарактерной для знатной особы. По его внешнему виду гость довольно быстро заключил, что юный граф не совсем трезв.

Выйдя на середину залы, молодой человек хищно осклабился, отвесив непрошеному гостю манерный поклон, и с деланной восторженностью вскрикнул:

– Добрый день!

В его голосе сквозила такая неприкрытая издевка, что, казалось, ее бы различил и глухой. Чаще всего людей такая манера вводила в замешательство, однако гость лишь вежливо кивнул в ответ, прикрыв глаза с истинно христианским смирением.

– И вам, – тихо ответил он.

– Это вас прислали меня учить? – Юноша заложил руки за спину и задрал подбородок, резко убрав с лица улыбку.

– Боюсь, формулировка не совсем верна. Никто не присылал меня к вам, я лишь услышал весть о том, что вам требуется учитель фехтования, и изъявил желание явиться к вашим родителям, чтобы предложить свою кандидатуру. Поговорив со мной, они, надо думать, сочли меня достойным соответствующей должности – равно как и я нашел их предложение интересным.

Все это было произнесено спокойным, ровным, ничего не выражающим голосом. От такой манеры Гийом почти растерялся. Ему стоило огромных усилий снова собрать свою нарочитую дерзость в кулак и сохранить тон по-прежнему пренебрежительным. Желание вызвать у этого человека неприязнь теперь перемежалось с острой потребностью сбить с него спесь.

– Вот как, – юноша приподнял брови.

– Меня зовут Ансель де Кутт, – представился гость.

«И почему он такой раздражающе вежливый?!»

– Гийом де'Кантелё. Хотя, вы, наверное, и так в курсе. Но это неважно! – Не убирая рук из-за спины, Гийом сделал шаг навстречу гостю и придал лицу картинно скорбное выражение. – Видите ли, месье де Кутт, дело в том, что я не хочу у вас учиться.

Гийом помнил, в какой ступор такая постановка вопроса ввела пожилого напыщенного преподавателя риторики. Обученный ведению споров и дискуссий старик отчего-то совершенно растерялся перед лицом дерзости и напора юного графа. Гийом тогда испытал истинное наслаждение, разъясняя неудавшемуся наставнику, что учиться риторике у теряющих дар речи стариков – бессмысленная затея.

Однако на этот раз все вышло иначе.

– Не хотите учиться фехтованию или не хотите учиться именно у меня? – без тени обиды или раздражения уточнил Ансель. – В первом случае прошу меня простить: выходит, я по какой-то причине был введен в заблуждение. Как, впрочем, и ваш отец, рассказавший мне о ваших стремлениях. Во втором, – он чуть помедлил, – с вашего позволения, я хотел бы знать, почему.

Гийом победно хохотнул.

«Вот оно! Пора поставить его на место».

– Ха! Да потому что… – Гийом начал говорить почти скороговоркой, быстро и воодушевленно, однако отчего-то оборвался на полуслове, понимая, что не может найти толковых объяснений. Он призадумался, помедлил и глубоко вздохнул.

– «Потому что»? – с едва заметным намеком на улыбку подтолкнул Ансель.

Гийом поджал губы. Что-то вдруг заставило его ответить честно.

– Потому что, знаете ли, в этой семье есть обычай нанимать мне чрезвычайно назойливых наставников. Каждый, кто хотел чему-либо меня научить, очень быстро принимался меня воспитывать. Вероятно, я сужу о вас предвзято, – он манерно взмахнул рукой, – но я видел многих учителей, и мне сложно представить, что с вами все будет иначе.

Ансель понимающе кивнул.

– Вы основываетесь на своем личном опыте и доверяете своим суждениям. Я ценю такой подход. И все же я подозревал, что опыт в общении с людьми в каждом отдельно взятом случае должен быть подкреплен личным впечатлением, полученным непосредственно от них.

Гийом прищурился. Фраза показалась ему немного сложной, чтобы чуть захмелевший разум сумел воспринять ее. Он всячески попытался не показать этого, одновременно борясь с желанием переспросить.

– Не понимаете? – дружественно улыбнулся Ансель.

– Я не… – Гийом нахмурился. – С чего вы взяли?

– Видите ли, когда я говорю о таких вещах, многие молодые люди, вроде вас, искренне не понимают, о чем я. Вероятно, я сужу о вас предвзято, но я видел многих учеников, и мне сложно представить, что с вами все будет как-то иначе.

Гийом сжал челюсти так, что у него скрипнули зубы. Однако колкость Анселя не могла не вызвать у него мысленного восторга. Никто из его учителей прежде не смел вести себя с ним так. И ведь обвинить Анселя де Кутта хотя бы в намеке на грубость было невозможно!

«Вот ведь…» – с досадой подумал Гийом и вздохнул.

– Ладно, положим, я вас не понял, – нехотя признал он. – Вы поясните?

Ансель кивнул.

– Я хотел лишь сказать, что не знаю, чем именно создал у вас впечатление, будто собираюсь вас воспитывать, но такой цели я никогда не преследовал. Вы, конечно же, вправе мне не поверить, но – как и вы со мной – я сейчас был с вами предельно честен.

Гийом посмотрел на него с подозрительностью. Он готов был признать, что подобным умением убеждать и удивительно спокойной, собранной манерой говорить, пожалуй, не обладал ни один из его предыдущих горе-наставников. Все они отчего-то боялись Гийома, а этот Ансель – нет. И все же были и другие учителя, которые подавали надежды, но не оправдывали их. Гийом не хотел тратить время еще на одного.

– Боюсь, у меня нет желания проверять, врете вы или нет. С куда большей охотой я сейчас прокатился бы верхом. Ах да… этим, пожалуй, и займусь.

Слегка поклонившись – по своим меркам, даже более-менее учтиво – Гийом развернулся и направился к выходу.

– Боюсь, с этим могут возникнуть затруднения, – тихо проговорил Ансель.

– Простите? – Гийом остановился на полдороги, уставившись на него с утихшей было злостью.

– Я попросил слуг не пускать вас на конюшню. – Он будто бы равнодушно пожал плечами и добавил: – Сегодня.

«А ты крепче остальных, чертов пройдоха!» – усмехнулся про себя Гийом.

– Вот как! – На лице его появилась и тут же потухла ухмылка: к собственному удивлению, Гийом заметил, что повторяется в своих высказываниях. А ведь умение как следует огорошить горе-наставников он считал своим особым представлением, на котором повторные реплики были дурным тоном.