– Есть дело, – заваривая пакетики, которые первыми подвернулись под руку, начала я.

– На миллион? – оживилась Карина.

– Пока что на сотню тысяч.

– Не тяни кота за шиворот, выкладывай.

– Через десять дней лечу в Прагу.

– Ого! У тебя есть деньги на Прагу! Это с нашими-то гонорарами? А зачем? И как надолго?

– На неделю, – вздохнула я. – Вот, хотела предупредить. У вас же, как обычно, если что-то срочно нужно, то нужно ещё позавчера.

– Но целая неделя!..

– Карина, я вообще не бываю в отпусках. Сколько уже месяцев без пауз? Где это видано, чтобы для сайта писал один-единственный автор? Фрилансер – значит, вечный? Или это из разряда «если работаешь дома, то сидишь дома и не работаешь»?

– Кстати, для нас уже пару недель пишет новая девочка, – примирительно вставила Карина.

Однако! Я даже не заметила нововведения. На моей загруженности это тоже никак не сказалось.

М-да. Носиться по всему Питеру бешеным электровеником – всегда пожалуйста, а заглядывать на сайт, чтобы лицезреть плоды трудов своих и мониторить обстановку – нет, не слышали.

– Пишет девочка бледно, – развила свою мысль Карина, – править её нужно через строчку, но надеялись пока хотя бы так тебя разгрузить…

– Значит, за неделю без меня не пропадёте, – подытожила я.

– Ага. И давай-ка пробежимся по открытиям и запланированным материалам. Знаешь, на всякий случай… чем больше успеем до твоего отъезда, тем лучше…

Моя рука сама собой потянулась к кексу. Вечер переставал быть томным.

Над распечатками приглашений и графиками публикаций рекламы Карина уточнила:

– Так что там с Прагой? По какому случаю банкет?

– Какой банкет? – удивилась я. – Лечу туда выступать с хором. На международном фестивале хоров.

– Про банкет – привычка, подцепила от службы бронирования, – рассеянно пояснила Карина. – Минуточку, какой ещё хор? Ты что, поёшь в хоре?

Я кивнула:

– Уже несколько месяцев. Вернее, пытаюсь…

– С этого места поподробнее!

Подробностей хватало.

На первом занятии Тамара поставила мне диагноз наподобие «лирико-драматическое сопрано с расширенными низами». Не поскупилась на эпитеты вроде «мощная связка», «богатый голос» и «выразительный тембр». Уточнила, сколько мне лет, и, услышав ответ, изумилась: «Я думала, максимум двадцать пять!» На мой резонный вопрос, какая разница, ответила: «В консерваторию бы тебя, да поздно: туда до 28 лет принимают».

В следующий раз спонтанно сложилась ученическая тусовка: одна девушка опоздала и поэтому задержалась, вторая пришла чересчур рано – словом, часть моего урока прошла при свидетелях, которые не поверили, что я занимаюсь второй раз в жизни. «Вот что значит голос от природы, девочки», – сказала царственная Тамара.

На третьем занятии она поинтересовалась, почему меня в детстве не отдали на вокал.

И пригласила петь в её хоре.

К тому времени я уже успела побывать в группе хора ВКонтакте и кое-что узнать. Коллектив носил название «Див@хор» и существовал почти полтора десятка лет. Радовал слушателей в Смольном и Свято-Троицком соборах, Александро-Невской лавре, Капелле и Филармонии. Успел поучаствовать – опять же в качестве хора – в съёмках сериала с участием Хабенского. Номера на видео с выступлений звучали на редкость мелодично. В качестве униформы для перфомансов «Див@хор» использовал строгие чёрные платья и жемчужные бусы.

Так и не въехав, для чего, собственно, хору, побывавшему со своим репертуаром в Финляндии, Испании, Италии и Сербии, нужна девушка, никогда и нигде в жизни не выступавшая и едва начавшая заниматься вокалом, я согласилась.

Незаметно уничтожающая остатки кекса и внимательно слушающая меня Карина прервала воспоминания:

– Ещё бы она тебя не захваливала: ты же ходишь к ней за деньги?

– Естественно, – кивнула я, – только зачем тогда Тамара позвала меня в хор? Там ведь должен быть какой-то уровень. Хвалила бы меня за деньги на уроках, и никаких проблем…

Теперь, помимо индивидуальных занятий, я два раза в неделю приезжала на Литейный на репетиции хора.

Там чёрных платьев и жемчугов не было и в помине. На репетиции обычно вписывалось от двадцати до тридцати хористок. Когда собирался полный состав, в помещении с роялем становилось нечем дышать, и каждые пятнадцать минут приходилось проветривать.

На репетициях хора меня тоже захваливали.

Тамара разрывалась между необходимостью усиливать как партию первых сопрано, так и вторых, и не могла решить, куда меня лучше определить. Победили вторые сопрано: всё-таки первых было больше, а вторые играли ключевую роль в звучании, и долгое время их было только трое.

«Хотя, – задумчиво сказала Тамара, – Вероника и за первых альтов может петь, и за вторых».

Хор состоял из смешливых девчонок в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет. Шуточки отпускались по любому поводу и без повода, и дирижёру иной раз стоило трудов призвать всех к относительному порядку.

– Вероника, что ты такое поёшь? Это партия первых сопрано, не вторых!

– Да, Вероника, повнимательнее, мы же слышим – что-то не то: как-то вдруг первые сопрано красиво зазвучали!

Чтобы как можно быстрее разучить песни из основного репертуара, а также из программы, готовящейся к Праге, мне пришлось в срочном порядке вспоминать чтение нот с листа.

В подростковом возрасте меня, как водится, отдали в музыкальную школу. Я продержалась в ней три-четыре года и к шестнадцатилетию благополучно забила на гаммы и сольфеджио. Знание нотной грамоты в моей повзрослевшей голове уверенно стремилось к нулю.

Теперь деваться было некуда: на репетициях, впиваясь глазами в убористые строки распечаток Рахманинова и рождественских колядок на чешском – как-никак, в Прагу мы должны были попасть к европейскому Рождеству! – я надеялась, что у меня получится в кратчайшие сроки освоить ноты заново. Успехи были, но время от времени я то и дело промахивалась и лажала.

Впрочем, хористки продолжали отвешивать мне неожиданные комплименты:

«Сегодня всю репу стою перед тобой в первых сопрано и наслаждаюсь тем, как звучит твой голос!»

Мне казалось, что всё это говорится не обо мне, а о каком-то другом человеке.

– Ладно, – подытожила Карина, – лети, пой, главное, обратно возвращайся: в контент-план втиснуто столько гастрономических обзоров про итоги года, что я уже мысленно зашиваюсь заранее. И сувенир какой-нибудь привези!

– Ладно, – в свою очередь, засмеялась я, – что тебе привезти?

– Самое… что-нибудь… не знаю… какой-нибудь чешский хардкор!

– Наверное, ты хотела сказать «чешский фарфор»?

– Нет.

– Значит, «Буддуар», – уточнила я.

– Именно, – улыбнулся пиарщик в нарочито измятой рубашке и чересчур тугих джинсах, подсаживаясь ко мне поближе и заглядывая в бумаги через плечо.

Проверяет, не разбежались ли нужные буквы?

Я сканировала глазами распечатку предложенного им релиза. «Буддуар» – рестобар и чайный лаунж. Работают два месяца, а до этого идеологи проекта занимались популяризацией паназиатской кухни в демократичном сегменте.

«Буддуар» – игра слов. Решили объединить название изысканной дамской комнаты, предназначенной для отдыха, и культовую фигуру буддизма.

Наверное, остроумно. Надо будет при случае поинтересоваться у знакомых буддистов, что они думают по этому поводу.

Интерьер лаунж-бара недвусмысленно намекал, что в заведении действительно можно расслабиться, оттянуться, почилить, отдохнуть, понежиться, зависнуть, с комфортом провести время в непринуждённой обстановке – нужное подчеркнуть. Все форматы хороши – выбирай на вкус! (Почти Маяковский получился[9].)