Присутствующие на выставке люди были мне незнакомы и как только вопросы переходили из ряда производственных во что-нибудь более земное, я становилась слегка диковатой и ловила себя на мысли, что хочу прятаться за спину Дена.

Мне было неуютно в этом месте и одновременно комфортно с этим человеком. Мой диссонанс осложнялся тем, что я заметила, как Ден внимательно и с большим интересом рассматривает других женщин. Сначала меня захватила ревность, а уже позже и осознание того, что все эти взгляды, которые я постоянно ловила на себе и из-за которых погрузилась в слепые грёзы, никак не относились ко мне лично. Такова была его мужская природа.

В этом был весь Ден.

Полигамия мужчин. В последнее время я много слышала о ней. Это природно и она не делает мужчину хуже, но мне кажется, что она делает женщину, которая рядом, несчастной.

Иллюзии, которые я питала к нему довольно длительное время, своё дело сделали – я очень привязалась к этому мужчине. Он был слишком идеален для меня, и его чересчур выраженное полигамное поведение я оправдывала именно тем, что недостаточно хороша для него. Но эти же тщательно взрощенные иллюзии и подогревали моё желание быть рядом до максимальной температуры. Включившийся разум сильно опоздал – вызов был уже принят. И на смену сладким грёзам пришла горькая разрушающая ревность.

Ревность делает человека болезненно неуверенным, особенно если эта ревность постоянно подогревается кем-то рядом. Тогда и приходят в голову всякие нелепые идеи по поводу самосовершенствования и стремление подражать всему и всем. Возможно, для того, чтобы доказать, что я же ничуть не хуже. Но в этой гонке за первенство мы теряем себя, становясь клоном кого-то, не факт что лучшего, просто другого. Но действительно ли лучшего или, может быть, хуже, мы уже не понимаем, ревность слепа. И мы оцениваем это уже через того, кого непосредственно ревнуем, через его реакцию на того, к кому ревнуем. И здесь наша ценность может быть слишком занижена или наоборот, всё зависит от реакции объекта ревности на ту, другую. Если она яркая, значит мы вообще ничего не стоим, если он поостыл, то мы даже очень и ничего.

В какой-то момент я начала ощущать себя хуже всех присутствующих дам. Моя самооценка рухнула, и Ден это хорошо чувствовал. Женщина с низкой самооценкой не интересует мужчин как Женщина, потому что быть ею на это время прекращает, активируя в себе что-нибудь другое, то, что взрастила в ней её защитная реакция, как когда-то ей было удобно.

У нас, женщин, много обличий. Мы можем быть сногсшибательной женщиной вамп, можем быть чуткой матерью, можем быть заботливой сиделкой, можем быть верным и преданным партнёром по бизнесу, а можем – и невзрачным синим чулком. Всё это в нас присутствует и развито в разных долях, в зависимости от того, где и с кем мы развивались. Что-то в нас может быть недоразвито, а что-то и гиперразвито.

В результате доминирующий образ и становится нашим и именно через него воспринимают нас мужчины. Но стоит измениться ситуации и наш образ может сменить другой. И чем глобальнее эти перемены, тем кардинальнее меняется наш образ. Так из покладистой спокойной женщины может вылететь женщина на метле, так из синих чулков могут возникать изысканные леди, а в партнёре по бизнесу можно обнаружить ту самую женщину вамп.

Я же в данный момент из соблазнительного партнёра по бизнесу превратилась в горничную. Хвала тем женщинам, которые не падки к таким переменам, и образ их устойчив, независимо от того, кто находится рядом. Но длительный контакт способен менять и это. Таки вода камень точит. Нужно время.

Внезапно наскочивший образ горничной ужасно тяготил. Чтобы не оставаться в нём надолго, я заторопилась домой.

– Не спеши. Я тебя подвезу, – сказал мне Ден, – иди пока возьми шампанское, мне нужно ещё кое-что обсудить.

Фуршетный стол находился в другом конце павильона. Туда я и отправилась. Я шла не спеша и думала о том дискомфорте, который вдруг окутал меня только от того, что я перехватила чей-то взгляд. Это абсолютно незначительное действие может вызвать такой внутренний мысленный хаос только в том случае, если этот кто-то слишком много для тебя значит. Так ли много значил Ден для меня? И настолько ли много, что возникло такое острое желание менять что-то в себе? И что конкретно менять? Напыляя на себя что-либо несвойственное нам, мы взваливаем на себя тяжёлую ношу соответствия тому, чего нет. Оставаться собой? А настолько ли я хороша, чтобы бальзамировать в себе эти качества? Но многим ли лучше другие, так же как и я, помимо своих достоинств имеющие недостатки и слабости?

Мы медленно продвигались по проспекту и молчали. Вечер – время пробок. В такие минуты кажется, что все машины города собираются в одном месте, чтобы засветить своё наличие. А ещё это немного похоже на выставку, где представлены образцы разных статусов. Некая проекция на всю нашу жизнь в целом. Здесь дорогие машины позволяют себе запрещённые манёвры, оставляя тех, кто попроще, позади себя, как бы указывая им их место на иерархической лестнице. Всё это почтенное движение и его порядок сминали в прах мотоциклисты, которые ехали куда хотели и как хотели. Среди всей этой какофонии достатка они были самыми манёвренными, отчего – независимыми.

Ден сосредоточенно смотрел на дорогу. Я тихо радовалась, что этот день закончился. Он был не плохим, он был познавательным во всех смыслах, и от этих познаний мне было не по себе.

– А ты молодец, достойно держалась. И, главное, всё время в теме. Откуда ты всё это знаешь? – вдруг спросил меня Ден.

– Слишком много информации проходит через мои руки. А у меня хорошая память, – ответила я.

– А что тебя так напрягло к концу мероприятия?

– Все эти женщины, ты действительно их всех так хорошо знаешь? – аккуратно задала я этот двусмысленный вопрос, уже заранее боясь ответа.

Ден с упоением принялся рассказывать мне о каждой из них, не переставая восхищаться их успешностью. Но ещё в больший восторг его приводила не их успешность, а стервозность некоторых. В тот момент я поняла, что ничто человеческое мне не чуждо, и что я сильно им завидую, а также и то, что со своим набором качеств я не гожусь им в подмётки, а значит, я никогда не буду в его, Дена, вкусе. Мне стало очень досадно, и я неожиданно для самой себя спросила:

– Я хоть немного тебе нравлюсь?

– А как же. Ты умная и целеустремлённая. Ты надёжная, и я всегда могу на тебя положиться, – ответил Ден.

Возможно, раньше я бы очень обрадовалась такому ответу, но сейчас я была им разбита. Всё это в данном контексте звучало как оскорбление. Причём оскорбление не меня в целом, но всего моего женского естества. Понимая, что уже ничего не теряю и пора положить конец своим иллюзиям, которые в последнее время отбирали у меня уж слишком много сил, я вдруг произнесла:

– Ден, ты, наверное, будешь меня ругать, но я люблю тебя.

Не могу сказать, что порадовала его своим откровением, скорее даже наоборот. Он сконфузился, выдерживая паузу, как будто искал корректный ответ, а потом сказал:

– Не могу порадовать тебя взаимностью, но право, Лиза, что это за детский сад? Сразу скажу, что ты нравишься мне. И это не лесть. Есть в тебе что-то манящее.

Я смотрела на дорогу, внимательно рассматривая номер впереди стоящей машины, понимая, что запомню его на всю жизнь. Тогда Ден продолжил:

– Тебе комфортно со мной?

Я покладисто кивнула головой.

– Так зачем омрачать это удовольствие всякого рода зависимостями, объединёнными в одно ёмкое «Люблю»?

Я понимала, что сильно расстроила его своим вырвавшимся признанием, нарушив этим его внутреннюю идиллию. Я чувствовала, насколько в этой точке расходились наши взгляды и насколько ничтожна вероятность того, что когда-нибудь мы всё-таки окажемся вместе.

Вырвавшись из плена городского хаоса, мы наконец добрались до спального района города, где я, собственно, и жила. Остановив машину у сквера, который находился в нескольких минутах от моего дома, Ден неустанно продолжал меня вразумлять. Он вычитывал меня, как девчонку, за эту вдруг проявленную мною слабость. Он что-то говорил о перекладывании ответственности и о переключении с чего-то важного на это выдуманное и сильно утрированное понятие «Любовь».