Но при всём при этом внутри у меня всё время пыталось доминировать чувство собственной исключительности. Да, во мне жил легкоранимый непризнанный гений, которого я постоянно стремилась нейтрализовать через смирение и покладистость ради своего же спокойствия. Но когда он брал верх над всем, у меня начинались внутренние конфликты, которые позже, как протест, выливались наружу. Тогда у меня возникал конфликт уже внешний, когда я начинала яростно хлопать кое-как открывшимися когда-то передо мной дверьми и сжигать построенные с таким трудом мосты. Я была не в их вкусе. Коллег, работодателей и беззаветно любимых мною мужчин.
Возможно, подобное поведение со всеми этими реакциями выработалось ещё в моём детстве, когда меня беспочвенно короновали и ждали соответствия, но позже, разочаровавшись во мне, автоматически и бесповоротно понизили в ранг неудачниц. И я, недоумевая, как же так произошло, начала бичевать себя за то, что недостаточно хороша, но в то же время взращивала обиду за то, что меня больше не любят, всё ещё тщетно пытаясь отбить свои позиции, ту любовь и доверие хоть как-нибудь, но вернуть или ещё раз заслужить. Но что-то пошло не так и стать достойной я больше так и не смогла, но смогла стать удобной и легко управляемой, в надежде хоть как-то реабилитироваться в социальной среде.
Была у меня ещё одна слабость. Я любила книги. Я любила их читать и любила их писать. Но разве могла я написать что-нибудь достойное внимания? Все мои произведения уничтожались, как только я ставила в них последнюю точку. Уничтожались мною же, как что-то не важное, глупое и пустое. И вот теперь я, в порыве гнева, уволившись с работы, временно высвободила своего гения, почувствовав уважение к себе за то, что наконец смогла озвучить свои претензии, хоть и таким странным способом (тогда в моей жизни это было впервые), наконец-то решила опубликовать свою последнюю книгу, которая была ещё неоконченной и поэтому уцелела.
Собственно, возвращаясь со своим произведением, которое по мнению очередного издательства было «очень ниже среднего», я и забрела на собеседование в эту компанию, хватаясь за последний шанс как за соломинку.
О чём были мои книги? Я писала о любви, о людях и об их взаимодействии. Я писала о том, с чем лично мне пришлось столкнуться с последующим анализом причин, вызывающих происходящее. Я не умела убедительно доносить свои мысли в устной форме, поэтому я пыталась достучаться до этого мира через книги. Так сказать, отойдя на безопасное расстояние.
Зачастую знакомые, узнавая какие-то свои поведенческие модели, откладывали сырой вариант моей книги как что-то весьма отталкивающее и возмутительное. Но были и люди, подобные мне, узнающие себя в позиции жертвы, с которой я и писала главную героиню. Вот они-то и были весьма благодарны за этот подробный анализ. Можно сказать – о вкусах не спорят, но сложно предугадать вкус человека, работающего в издательстве, который и решает судьбу произведения.
Сказать Дену о том, что я пишу, я постеснялась, поэтому сказала, что в последнее время смотрю телевизор. Чем его очень насмешила.
– Лиза, рано ещё для сериалов. Дождись пенсии. Жизнь проспишь.
Моё произведение пылало в сумке, обжигая мне ногу, но сказать о нём я так и не решилась. Кто знает какой вкус был у Дена? Но я приняла решение, что с первой же зарплаты решусь на самиздат.
– Можешь приступить с понедельника. Готова? – спросил меня Ден.
– Да, конечно, – ответила я, не понимая до конца, на что подписываюсь, но отчётливо понимая, что смогу здесь наконец-то забыть своего бывшего.
Глава 3
С Ваней я познакомилась давно, ещё когда училась в институте. На тот момент он был в отношениях с девочкой, но, встретив меня, начал метаться между обеими, не понимая, кого же предпочесть. Я однозначно была влюблена в него по уши, поэтому готова терпеть и ждать его решения целую вечность. Много раз он говорил мне:
– Откуда ты взялась? Зачем ты пришла в мою жизнь?
– За тобой, – отвечала я.
Он обнимал меня и сильно прижимал к себе, после чего опять отталкивал и задавал мне всё те же вопросы.
Объединяла нас обоюдная страсть и что-то ещё. Это было сложно объяснить, но манило со страшной силой. Взаимность делала эти ощущения ещё острее. Помимо страсти нам было интересно вместе. Мы были очень похожи, если даже не одинаковы, увлекающиеся иллюзиями романтики.
Через время он определился и остановил свой выбор на мне. После чего незамедлительно познакомил меня со своими родителями.
– Лиза как только переступила порог нашего дома, я сразу почувствовала, что она наша, – поделилась его мама как-то раз впечатлениями с мамой моей.
Но как бы ни говорили романтики, любовь не терпит расстояний. Не выживает она при таких условиях. Наверное, потому, что любовь – это не предмет, который нужно хранить, а набор действий, которые нужно совершать, чтобы не было простоя. Просто поверьте в это. И наша любовь не вписалась в рамки наших планов. Я училась, он рвался карьерно ввысь, и всё это на расстоянии. Наш командировочный тип общения длился долго.
От подобных видов общения у девочек лопаются кисты на яичниках. Особенно если девочки слишком ревнивы. Собственно, ревность и способствует возникновению этих самых кист, как тогда пронаблюдала я. Но не ревновать я не могла.
– Я тебе изменил, – говорил мне иногда Ваня при встрече после затяжной разлуки, честно глядя в глаза.
Это как исповедь. Признался, Господь отпустил, можно идти дальше, и чаще всего тем же путём. Мы, люди, часто прибегаем к таким приёмам, снимая с себя напряжение и ответственность. Кто-то через религию, а кто-то через свою святую искреннюю простоту. Признающий свою слабость уже не слаб. Слаб становится тот, кто терпит эту слабость.
Учительница жизнь нас постоянно учит, и этому тоже. И я, не справившись с заданием, много раз отправлялась на переэкзаменовку. В стрессе человек усваивает материал уже чётко. Здесь уже не до красивых романтических оправданий. Здесь просто факты. Так экзаменовала свою нерадивую ученицу жизнь, отправляя меня в одну из ночей на больничную койку скорой помощи.
Люди обычно боятся операций. Но операция это всего лишь действо, после которого тебе скажут, что ты – герой. После этого случая я поняла, что намного сложнее то, что ждёт уже потом, когда остаёшься один на один со своей бедой.
– Возможно бесплодие, – как приговор прозвучало из уст моего доктора-гинеколога.
На тот момент я не понимала всей глобальности сложившихся обстоятельств.
– Не реви, возьмём ребёнка в детдоме, – утешал меня Ваня.
Сюжет достойный Оскара, как тогда показалось мне. Это нас объединяло, любовь к голливудским сюжетам. Чаще режиссёром и сценаристом был Ваня. Он же был и актёром. Вживаясь в свои роли настолько, что принимал сюжет за жизнь. Я – восхищённый зритель. А без зрителя актёр не актёр. Но нельзя всё время жить на сцене, приходит усталость. Время шло, Ваня становился всё дальше. А его мама всё категоричнее. Он спасался бегством. Я страдала. Всё как по нотам.
В попытках удержать ускользающую любовь человек обесценивается, и я не была исключением. Пытаясь как-то повлиять на ситуацию, я самоуничижалась и самоуничтожалась. Но все было зря, мы расстались.
Позже он появился в моей жизни. Подавленный и прибитый. После второго развода. Было очевидно, что жизнь всеми способами выбивает из него актёра. Но также было очевидным и его сопротивление.
– Лиза, ты молодец. Ты всё смогла, а я не смог. Ищу и не могу найти такую же, – выпалил на одном дыхании Ваня при нашей случайной встрече после долгого перерыва.
– Почему ты разводился? – спросила я.
– Они не смогли мне родить, – ответил он.
Да, у каждого из нас свои уроки. И Ваня проходил свои.
Как обычно, по старинке, за ручку с мамой.
– Можно я буду тебе хоть иногда звонить? – спросил он.
– Да, конечно, звони, – ответила я, не до конца понимая, что моя обида на него, а прицепом и на всех мужчин разом, живее всех живых.