Совершенно спокойно Соколов поднял к плечу арбалет, прицелился… Спустил курок.

Не знаю, что за стрела у него была заряжена — возможно, та самая шоковая. Сработала она очень красиво — со вспышкой и глухим ударом. Судя по траектории, она должна была попасть Власову в спину, но этого не произошло — вместо этого взрыв произошёл в паре метров от него, и я почувствовал, как меня опять приподнимает в воздух…

В следующий момент пахнуло холодом, и меня изо всей сило приложило о зелёные от мха камни. Краем глаза я видел, как Соколова отбросило назад, словно неимоверной отдачей, Маша тоже полетела кувырком…

— Слабо, Олегыч, — услышал я голос Власова. — Я в твоём распоряжении, Владыка!

— Тебя здесь любят, как я погляжу, — раздался надтреснутый голос бородатого. — Мне это нравится…

Что произошло? «Стакан» пропал, однозначно. Похоже, шоковая стрела сработала не так, как планировал Бурденко — судя по всему, он не рассчитывал, что Власов защитится от подобного удара. Но вот отдача от срабатывания колдовства что–то сделала — я свободен, но один фиг без оружия и не факт что встану, Бурденко… а чёрт знает, здесь Бурденко или у него, говоря полузабытым уже языком айтишников, произошёл «дисконнект»… Белобрысый пацан лежит навзничь, Ярышев стоит на своей точке в тщательно выверенной позе, Маша пытается приподняться…

К Маше!

Я молниеносно вскочил — точнее, подумал, что молниеносно вскочил, вестибулярный аппарат поволок тело куда–то вбок, и я рухнул на четвереньки. Да и чёрт с ним, поползу! Времени у нас, похоже, нет совсем.

Вон Соколов — лежит, голова в крови, похоже, ударился о камень при падении. Не рассчитал Бурденко, сволочь такая — надо же, использовать пацана в виде «удалённого помощника»… Хорошо, сука, устроился, сам небось сидит в тёплом кабинете…

Как же, зараза, далеко до Маши — шагов двадцать, не меньше… когда пытаешься их проползти.

— Волк! Ты живой?

Если б я сам знал… Что–то они из меня точно выкачали своим колдовством.

— Чёрт его знает, Маша…

— У меня твоё ружьё…

Ну конечно, Маша растерянно стоит на коленях, в руках несколько патронов — само собой, заряжать её никто не учил…

— Машка, я люблю тебя, — я отобрал у девчонки карабин, затвор уже на задержке — видимо, Власов его так и бросил, главное, чтобы грязь не попала, СКС штука капризная… — Давай, я сделаю…

Один патрон, второй, третий… Всего шесть, негусто, но, может, это хоть что–то даст?

Клацнул затвор, досылая патрон в ствол, и я почувствовал себя хоть и не намного, но увереннее.

Куда стрелять? Серебряных пуль нет, бородач отпадает. Ритуал ещё не завершён, судя по всему, Бурденко как раз и хотел его сорвать, но не получилось… Как там сказал Власов в самом начале? «Жертвой нежити, вскормленной нечистью, именем смертного с силой бессмертного, силой неподвластных колдовству»… Похоже, он и правда оживил Женьку и скормил ему останки оборотня, может, благодаря этому и получил защиту от колдовства… интересно, надолго ли? Сейчас посмотрим, подействуют ли пули.

Я упёр приклад в плечо, тщательно выцелил спину Власова — руки дрожат, но и расстояние не с полкилометра. Ненавижу встрелять в спину, но с этой падлы причитается уже слишком много. В том числе за Юрку…

Выстрел! Сверкнуло — пуля словно сгорела где–то совсем рядом от Власова. Сука, он всё–таки поставил и тут защиту, и скорее всего она прекрасно держит и винтовочные пули, не только дробовые — этот соврёт и недорого возьмёт… Лезть в рукопашную? Да меня сейчас соплёй перешибить можно!

С досады я пальнул ещё дважды — тот же результат. Нет результата…

Древний выходил из кольца пробоя всё дальше, приближаясь к Власову:

— Встань, ученик, — прошелестел его голос. — Ты получишь свою награду…

Если бы хоть одну серебряную пулю! Не получится — так хоть попробовать! Отобрать у Власова ТТ… Как? До него ещё доползти надо, да он и сильнее меня, особенно сейчас, накачанный энергией пробоя…

— Волк…

Машка. Ну что ещё, Машка? Мы практически проиграли.

— Волк… Может, это поможет?

Проклятая девчонка протягивала ещё один патрон. Тот самый, казённый, от СКС. Белёсый, с номерной гильзой, который она так и не отдала ни на Болоте, ни в Управе и за который я уже уплатил штраф…

А я даже не знаю…

Словно во сне я взял патрон — казалось, руки ничего не чувствуют. Рванул рукоять — уже досланный обычный патрон, совершенно бесполезный, выскользнул из ствола, со щелчком отлетел куда–то в сторону. Я вогнал в магазин серебряный, сбросил затвор — патрон послушно скользнул в ствол…

У меня всего один шанс.

Во Власова?

Хорошо бы, но… нет.

Уперев ложе СКС в валун и тщательно выцелив голову бородатого, я потянул спуск… Как в замедленной съёмке, дёрнулась рукоять взвода при отдаче, белёсая номерная гильза, кувыркаясь, отскочила вправо…

Время остановилось.

А потом по ушам ударил вой, переходящий в рёв — словно предсмертный вопль смертельно раненого зверя.

— Обмааааааан! — ревел бородатый, и голос его заполонял всё вокруг — то ли в реальности, то ли у меня в мозгу. Тело древнего извивалось, рвалось на полосы чёрного тумана, молнии простреливали его во все стороны. — Смееееерть! Каааарааааа!

Вспышка — и тела Власова и Ярышева охватил огонь, яркий, совершенно белый, даже скорее серебряный. Кажется, они заорали оба, а может, это были отзвуки той самой какофонии звуков, что заполоняла всё вокруг с самого начала ритуала…

Мы с Машей, наверное, очень долго лежали на обомшелых камнях, совершенно не чувствуя ни холода, ни боли — вообще ничего. Навалилась жуткая апатия. Дым давно уже рассеялся, огонь прогорел, вопли стихли, даже птицы защёлкали где–то на краю полянки — совершенно по–мирному.

Соколов очухался не сразу — видно, досталось парню неслабо. Приподнялся со стоном, охнул, схватился за голову… Едва смог поднять голову — первым делом высмотрел девчонку:

— Маша! Ты цела?

Кто б меня спросил, цел ли я… Такое ощущение, словно на мне сейчас наша «шишига» разворачивалась…

Девчонка, морщась, села, хотя у неё–то вроде травм не заметно — отделалась, похоже, лёгким испугом… и, кстати, опять всех спасла. Вот уж не думал, что тот брошенный патрон выстрелит так удачно — в прямом смысле. А вот студент выглядит неважно — голова окровавлена, как у красного командира из песни, волосы на голове слиплись, куртка вся чёрная, как от гари — отдача ему прилетела неслабая. И смотри ж ты — как только очухался, сразу кинулся к Маше!

— Маша, видишь, Павел Олегович же говорил, всё хорошо будет, — криво попытался улыбнуться он.

— Не справился твой Олегович, — меланхолично отпарировала Маша. — И тебя чуть не убил, и нас…

— И то верно, студент, — вставил я, закидывая руку под голову. Вставать совершенно не хотелось, на камнях древнего капища было даже чем–то уютно. — Не рассчитал ректор. Не всё учёл. И на фига, спрашивается?

— Он давно проверял Власова, — виновато помялся Соколов. — Когда к Дьяченко пришли с ним, убедился окончательно. Он же через мои глаза все ауры видел, как и я. А тут такой повод…

— Кто это был хоть? — спросила Маша.

— Я не знаю… Какой–то волхв, тёмный и очень древний. Понимаете… это не то колдовство, что сейчас — это таинства предков… Нам до их высот ещё учиться и учиться…

— Научились уже плохому, — буркнул я, садясь. В голове замутило — похоже, слишком резко вскочил. — Зачем ты девчонку потащил сюда, студент? Так бы и дал тебе в морду…

— Вы простите, Сергей Михалыч, — вот что–что, а виноватое лицо Соколов умеет делать идеально. — Сан Саныч должен был быть уверен, что всё идёт как надо… Что с ним?

— Походу сгорел на работе, — не удержался я от банальности. Встал, опираясь на СКС, проковылял несколько шагов: — Да, типа того. Наверное, ещё и с моими пистолетами…

Пистолеты оказаличь целы, как и одежда Власова — она так и осела на землю, словно исчезло то, что было в ней. Похоже, колдовской огонь сожрал только плоть колдуна… точнее, колдунов — вон, на том месте, где стоял Ярышев, тоже лежит комок одежды.