Испытываю очередной приступ ненависти и презрения к себе, когда, словно крыса, бегу из ванной в свою комнату. Прячусь за дверью, жалея о том, что на ней нет никакого замка. Да, совершив один из самых страшных грехов, я боюсь посмотреть в глаза даже тому человеку, который вместе со мной падал в эту же пропасть. Даже не сомневаюсь, что Субботин тоже жалеет о том, что натворил.

Что это было? Зачем я попросила его остаться? Нет, я, конечно, не хотела, чтобы случилось подобное. Искренне хотела, чтобы он просто побыл рядом. Можно было даже не касаться. Как мы очутились в объятиях друг друга? Что потом на нас нашло?

От размышлений меня отрывает толчок в спину. Егор отчаянно пытается открыть дверь. Отступаю в сторону. Когда Субботин входит в комнату, отворачиваюсь от него и подхожу к окну. В спальне относительно темно. Хорошо, что Егор не стал, как чуть ранее, включать свет.

Некоторое время мужчина молчит, не двигается. Ощущаю лишь его тяжелый взгляд. Уверена, он так же растерян, как и я. Каким бы ни был Субботин деловым, раскрепощенным, но, думаю, случившееся даже для него никак не вписывается в рамки допустимого.

— Почему ты не ложишься? — мрачно спрашивает он.

— Лягу, — пялюсь в черноту за окном, желая всей душой раствориться в ней навсегда.

— Алин… — чувствую, что он подходит ближе.

— Не нужно. Уйди, — несмотря на то, что хочется удавиться сейчас, мой голос, на удивление, тверд. — Пожалуйста, — все-таки срываюсь я. Готова умолять, но пусть сейчас уйдет. Мне нужно побыть одной. Мне нужно попытаться хоть как-то примириться с тем, что мы сделали. Попытаться понять, как жить дальше. И нужно ли жить дальше?..

Субботин некоторое время недовольно сопит за моей спиной, но все же уходит.

Падаю на кровать, чувствуя себя самым ужасным, отвратительным человеком на всём земном шаре. Сжимаюсь под одеялом, давая волю рыданиям. Зачем я ехала в этот город? Хотела денег? Красивой жизни? Верила, что, возможно, однажды встречу здесь свою любовь?

Не получилось красивой жизни!

Засыпаю, наверное, ближе к утру. Когда совсем нету сил даже на то, чтобы убиваться.

Когда просыпаюсь, солнце уже ярко освещают комнату. С трудом моргаю, оглядываясь по сторонам. Не то, чтобы я думала о том, что Субботин будет сидеть рядом, но бессмысленно скрывать — первая мысль после пробуждения, конечно, о нем.

Сажусь на кровати. Ни физических, ни моральных сил. По-прежнему хочется исчезнуть с лица земли, чтобы даже не вспомнил никто, что я когда-то существовала.

Но подобному желанию не суждено сбыться. Не так легко. Говорят, за грехи нужно платить. Кто-то боится умереть и попасть в ад. Мой же ад уже здесь, на земле. Наверное, долго придется гореть, пока душа наконец не будет испепелена дотла, и я перестану что-либо чувствовать.

Хожу, как привидение, по комнате. Потребности выходить за отведенные границы нет. Не хочу ни в туалет, ни умываться, ни завтракать. Единственное глупое желание, которое никогда не исполнится, это повернуть время вспять. Никогда не ехать в этот город… Никогда не встречать Егора… И уж тем более никогда не просить его побыть со мной…

Часы идут, бегут минуты. Но легче мне не становится. Лишь хуже. Вариться в котле из стыда, сожалений, ненависти к самой себе беспощадно больно. Мысли о том, что всё могло бы быть иначе, если бы…. Этих «если бы» столько много, что на глаза опять наворачиваются слезы.

Снова рыдаю. До тех пор, пока не чувствую, что слез больше нет. Из груди рвутся всхлипы, но глаза уже сухие. Постепенно в груди становится пусто, всё становится безразлично. Заползаю с пола на кровать, кутаюсь в одеяло, проваливаюсь в терзающий душу сон. Нет успокоения, нет покоя.

Когда снова открываю глаза, солнце уже катится к горизонту. Вокруг, как и при прошлом пробуждении, тихо. Решаюсь выйти из своей клетки. В квартире я одна. Не знаю, стоит ли радоваться этому. Или было бы лучше, если бы Субботин был дома?

Нет. Нет. Даже не представляю, как мы теперь посмотрим друг другу в глаза. После того, что мы натворили, мы должны, как можно быстрее, вычеркнуть другу друга из своей жизни.

Мозолить друг другу глаза? Так будет только больнее. Мы друг для друга напоминание того, какой страшный грех совершили. Будет лучше, если мы никогда больше не увидимся. Постараемся забыть всё! Возможно, когда-нибудь это получится сделать. Возможно, когда-нибудь мы сможем забыть… Отпустить… Перешагнуть… И, возможно, простить себя!

Наступает ночь. Мне кажется, я схожу с ума. Самое страшное, что теперь, когда я более-менее переварила ужасающий факт того, что переспала с собственным дядей, меня одолевают мысли иного характера. Я вспоминаю прикосновения Егора, его поцелуи, ощущения, которые он умело пробудил во мне. Пусть у меня уже был секс, но оргазм, который я испытала с Субботиным, был первым. От воспоминаний мурашки бегут по коже. Хочется биться головой о стену. Стыд, позор и… безумная жажда снова почувствовать все то, что подарил Субботин.

Не могу не думать о том, где Егор сейчас, с кем. Ощущая слепую ревность, понимаю, насколько я грязная, ужасная, распутная. Оказывается, все эти годы я совершенно не знала себя… Вот она я… Чудовище! Это пугает. Чувства, живущие во мне сейчас, разрушают. Признаю, что они не могут принадлежать психически здоровому, адекватному человеку.

Ночь такая длинная… Не могу найти себе места. Хочется, чтобы скорее наступило утро. Возможно, с восходом солнца все мои внутренние демоны испугаются, залягут в свои логова. До очередной ночи… Но пусть хотя бы так. Я нуждаюсь даже в такой маленькой передышке.

Понимаю, что уже на грани. В голове начинают зарождаться страшные мысли. Начинает неимоверно тянуть на лоджию. Да, туда, где так любит курить Егор… Интересно даже, больно падать на землю с такой высоты? Или всё произойдет так быстро, что не успею даже почувствовать боли при соприкосновении с твердой поверхностью?

Выхожу на лоджию. Смотрю в низ. Выход есть. Но… есть и другое. Как бы не ощущала себя сейчас безысходно, отдаю себе отчет в том, что не смогу сигануть вниз. Нет, не потому что боюсь. Вернее, боюсь. Но не за себя. Боюсь за маму, за сестру. Я не смогу причинить им такую боль.

Возвращаюсь в комнату. Где же Егор? Может, было бы лучше, если бы я исчезла из жизни дяди, не дожидаясь его появления? Может, именно на это он и рассчитывал, когда уходил? Но куда мне идти? На вокзал? Бомжевать?

Накатывает очередной приступ истерики. Снова проваливаюсь в состояние, похожее на сон, хотя никакого отдыха такой сон не приносит.

Пробуждаюсь утром воскресенья. На этот раз за стеной отчетливо слышатся посторонние звуки. Егор вернулся. Тут же начинает лихорадить. Что теперь? Как вести себя? Нам обязательно нужно говорить о том, что случилось? Или лучше сделать вид, что прошлое осталось в прошлом, каким бы грязным оно не было? Просто скажу, что в самое ближайшее время найду себе другое жилье и перееду. Да, второй вариант мне больше нравится.

Однако прежде, чем я нахожу в себе силы, чтобы посмотреть Егору в глаза, ну, или в крайнем случае, хотя бы на пальцы его ног, Субботин снова уходит. Злюсь на себя, на него. Сколько нужно гореть в этом аду, чтобы хоть чуточку отпустило? Отпустит ли? Страшно…

Второй день подряд не выхожу из квартиры. Но сегодня хотя бы нахожу в себе силы и минимальное желание на то, чтобы принять душ, привести себя в человеческий вид. Аппетита по-прежнему нет. Без особого интереса становлюсь на весы. Минус два килограмма, но это не вызывает никаких чувств, простая констатация факта.

Перезваниваю маме. Она звонила утром. Замогильным голосом, лгунья, рассказываю о том, что немного простудилась, поэтому такое убитое состояние. Она верит, сочувствующе советует пить побольше теплого чая, бульона.

После разговора с мамой ещё сильнее, хотя куда уж больше, ощущаю свою ничтожность, убогость. Если бы она, не дай Бог, узнала, что сделала её полоумная дочь, точно сгорела бы со стыда. Надеюсь, эта страшная тайна однажды уйдет вместе со мной в могилу, а мама никогда не узнает, как низко пала её любимая дочурка.