— Не беспокойтесь, барышня Юнис, я в курсе вашего ко мне дела, — ответствовал Эсгер, — и уже имею на сей счёт кое-какой план.
— Так что же вы сами не подали какой-нибудь сигнал! — не выдержала девушка. — Я же видела вас в первый вечер в крепости. А так мы потратили кучу времени, прежде чем смогли вас разыскать.
— Вы уж не обессудьте, мне не больно-то с руки было первому к вам обращаться, — пожал плечами клеймёный, — я ж видел, что господин комендант вечно при вас обретался. Как полагаете, сможете вы ещё разок сбежать из-под его опеки и вдвоём с вашим другом отправиться послезавтра на конную прогулку по окрестностям?
— Я очень постараюсь, — заверила его девушка. — Нет, я определённо уверена, что смогу выбраться.
— Вот и славно. В таком разе я вас буду ждать на дороге, что ведёт в деревню. Там, может, замечали, примерно посеред пути развилка есть: дорожка, что побольше, прямо в Кангар ведёт, а другая, поменьше, от неё к переправе отходит. Вот аккурат у той развилки мы с вами и увидимся, скажем, в полдень.
— Хорошо, — отвечала Юнис, — мы встретимся с вами на том перекрёстке послезавтра, как вы и предлагаете, — и добавила взволнованно, — я ведь правильно понимаю, что для нашего дела мне следует взять с собой шпагу и облачиться в удобный костюм?
— Это уж, пожалуй, барышня, иначе-то вам вовсе несподручно будет.
— Спасибо! — горячо воскликнула девушка. Хотя бы в чём-то её надеждам суждено было сбыться. — Я буду на месте вовремя, обещаю.
Сердце её пылало от нетерпения.
***
Аден Мерваль
Что и говорить, тётушка Соланж задала мне непростую задачу. И ведь как тонко всё рассчитала! Знает же, что я не в том положении, чтобы отказываться от её щедрых посулов. В других обстоятельствах я бы, наверное, сказал «нет» — воспитание отбившихся от рук девиц отнюдь не моя сильная сторона. Откровенно говоря, я сыт по горло многочисленными кузинами, племянницами и прочими младшими родственницами, что окружают меня всякий раз, стоит только по какой-то надобности оказаться в отчем доме. Нет, разумеется, долг мужчины в семье — это святое, и будь я проклят, если промедлю хоть миг, когда речь идёт о защите наших многочисленных дам. Вздумай какой-нибудь нахал хоть чём-то обидеть любую из моих родственниц, я без раздумий вызову этого наглеца на поединок, чтобы как следует его проучить. Но как быть, если девица и сама рада подраться на дуэли, а тебе вменяется в обязанность сделать так, чтобы она не зашла слишком уж далеко по этой опасной дорожке? К таким задачам, признаюсь честно, я совсем не готов.
Однако, что прикажете делать, ведь должность при Генеральном штабе дорогого стоит. К тому же, за прошедшие годы мне просто осточертел этот кусок камня, притулившийся на скале, который, как по мне, излишне льстиво, называют Орлиным Гнездом. Вот и пришлось, со всем рвением, хотя и без особого желания, взяться за дело. В первую очередь, ещё до прибытия в гарнизон юной особы, я решил подготовить своих людей к её приезду. Даже это, признаться, вызвало немало вопросов. Разумеется, можно было бы и вовсе никому ничего не объяснять. Но народ у нас, конечно, ушлый, а любой повод для разговоров в крепости почитается за счастье. Пересуды пошли бы среди всех чинов, уж не сомневайтесь, а там правда с выдумкой перемешались бы так, что и я сам уже навряд ли отличил бы одно от другого. В конце концов, у многих моих офицеров имеется родня в столице, так что новости оттуда, особенно скандального свойства, до нас доходят исправно. А если к истории о похождениях моей кузины добавить толику пикантных подробностей собственного сочинения, получится такая гремучая смесь, что даже алхимикам не снилась. В общем, по здравому размышлению, решил я собрать людей и объяснить перед всеми, кто такая моя кузина Юнис и для чего она к нам прибывает. А заодно строжайшим образом запретил всему личному составу заниматься с девицей фехтованием. Тут логика простая: ей, как я понимаю, сие благородное искусство очень уж по нраву, а мне велено её восторги не поощрять. Таким образом, не следует предлагать ей никаких уроков, а тем более, учебных поединков. Сделаем вид, что у нас никто и вовсе подобным не занимается. Заодно и никаких рисков для этой Юнис пораниться по несчастливой случайности. Мне, сами понимаете, было бы неудобно в случае чего отвечать за её здоровье перед тёткой.
Ладно, с этим разобрались. Дальше принялся я составлять план, как бы мне получше поручение графини Пиллар выполнить. И в этом вопросе ситуация сложилась, по правде говоря, двойственная. Ведь, с одной стороны, мне полагается отвадить нашу Юнис от военной службы, а с другой — обаять её саму было бы совсем не вредно, а для этого, понятное дело, приходится потакать её капризам и делать всё, чтобы ей здесь понравилось. Вот такой выходит парадокс. Долго я искал варианты, как бы и того, и другого одновременно добиться, вот только не всегда хорошие идеи на ум приходили. Вот, например, с приветственным вечером я, может статься, перестарался. Пожалуй, нужно было поскромнее всё устроить, дескать, у нас здесь такие развлечения недоступны. Но как же, скажите на милость, я мог офицерам моим в празднике отказать? Да и невежливо это — родню, которую столько лет не видел, в гостях принимать и подобающего торжества не устроить. Что обо мне говорить-то стали бы? У нас здесь может и глушь, но доступ к определённым благам всё же имеется, если постараться.
Но ладно, допустим, первый вечер ничего и не решает, как получилось, так и получилось. Спишем всё на то, что мне нужно было с кузиной познакомиться, понять получше, что эта экзальтированная особа из себя представляет. Но дальше-то пришлось и впрямь придумывать, как мне выполнить наказ тётушки Соланж. Легко сказать — отбить у девицы охоту связываться с армией, да сложно угадать, что именно для этой цели сработает, а что наоборот — только добавит желания. Люди, как можно заметить, все разные, что одному неприятно, то другому представляется наивысшим счастьем. Примеров тому далеко искать не надо: взять хотя бы перемещение по нашим укреплениям. Здесь, по правде сказать, кое-где и тесно до крайности, и ступеньки неровные, так что оступиться без труда можно, да и тому, кто высоты боится, нелегко придётся во многих местах. В общем приятного мало по крепостным стенам прогуливаться, если у тебя никакого важного дела нет. Я и сам стараюсь без нужды там не появляться, так ведь можно и ногу подвернуть, а то и свалиться куда. Да только кузине моей всё нипочём, скачет по крепости, уж простите за сравнение, что твоя горная коза и радуется так, будто ничего веселее в жизни не пробовала. Ну как заранее было угадать, что благородной девице подобного рода упражнения по нраву придутся? Вот я и стал присматриваться к моей подопечной, пробовать то одно, то другое, да следить за её реакцией.
И, знаете, кажется, всё-таки нащупал слабость, которую при удачных обстоятельствах можно на благо моей цели использовать, хоть и не сразу это знание мне далось. Юнис наша оказалась девушка с характером, да ещё и упрямая, её разными тяготами не испугаешь. Напротив, иной раз так и рвётся всё на себе попробовать. То в горы её возьми, причём ведь обязательно на самый верх подняться хочет, то с конными в патруль отправиться желает, то до дальних постов прогуляться, даром, что там тропа такая, что и бывалый горный егерь не всегда пройдёт. Я так думаю, предложи я ей вместе с солдатами в поход отправиться в полной выкладке, она бы от радости запрыгала и немедленно принялась бы собираться. Так что вскоре я эту тактику оставил за бесперспективностью и начал новую искать. И, будем надеяться, нашёл то, что точно сработать должно. Дело в том, что есть у моей кузины одна особенность. А может и наоборот — не особенность вовсе, а вполне обычное для девиц её возраста и положения свойство характера — добрая она девочка, отзывчивая и сердобольная. Ей, видно, совсем не по душе смотреть, как люди вокруг даже не то, что страдают, а и просто, так скажем, неудобства испытывают. Будь там хоть самый последний солдат из клеймёных, а и то Юнис к нему проявит сочувствие при случае, мимо не пройдёт. А ведь на военной-то службе не всегда себе такое позволить можно, порою хочешь-не хочешь, а требуется сердце ожесточить, чтобы бед по своей душевной слабости не наделать. Вот и решил я девице впредь больше таких картин показывать, чтобы её чувствительной натуре всякий раз не по себе становилось. Но, разумеется, никакого самодурства, никакой излишней жестокости, только лишь то, что на практике полезно, хоть и тяжело и не всякому по нраву.
