Той летней ночью Юнис внезапно проснулась в самый глухой час. Обычно её сон был глубок, как это свойственно юности, но не сегодня. Лёжа в постели, девушка пыталась понять, что её разбудило. Кажется, это был странный звук, которого она никак не ожидала услышать. Да, так и есть, шаги наверху, прямо над её комнатой, там, где находится кабинет графа. В детстве Юнис привыкла засыпать, слыша, как Честон Пиллар занят чем-то у себя в кабинете. Тяжёлые неторопливые шаги были хорошо слышны в детской. Они наполняли девочку уверенностью: никакое чудовище не осмелится напасть на неё, когда рядом опекун — самый храбрый человек на свете. «Он прогонит любую опасность, отведет любую беду», — думала маленькая Юнис, прежде чем позволить сну завладеть собой.

Но теперь её опекуна больше нет с ними. Минуло уже два месяца со дня смерти благородного графа, но боль этой потери всё так же сильна, как и прежде.

Половица снова скрипнула, едва слышно, как будто тот, кто был там, наверху старался не наделать шума. Интересно, кому понадобилось бродить по графскому кабинету среди ночи? Может ли это быть кто-то из слуг? Или графиня Соланж не смогла уснуть, горюя о муже, и решила побыть в том месте, где всё напоминает о нём? А что, если какие-то неотложные ночные дела заставили её подняться в кабинет: скажем, только что полученное важное известие, или что-то подобное. В любом случае, надо бы узнать, что там происходит.

Девушка выбралась из постели, накинула халат прямо на ночную рубашку и тихонько, стараясь не шуметь, вышла из комнаты. Стояло полнолуние, и в коридоре оказалось достаточно светло, чтобы без труда находить дорогу, не рискуя наткнуться на стену. Юнис поднялась по широкой лестнице на третий этаж и пригляделась. Из-под закрытой двери кабинета графа Честона пробивался лучик тусклого света. В полумраке знакомый коридор казался каким-то таинственным, мистическим, может быть даже волшебным. Пара тяжелых рыцарских доспехов отмечала вход в графский кабинет: по одному с каждой стороны. Рядом поблёскивали в лучах луны лезвия двух старинных протазанов, покоящихся в гнёздах около лат. Казалось, будто два неподвижных безмолвных стража охраняют вход в покои своего хозяина: вот-вот они зашевелятся, скрестят древки оружия, преграждая дорогу незваному гостю и глухими голосами спросят: «Кто идёт?». Девушка осторожно подкралась и заглянула в замочную скважину: страха в ней не было, только любопытство с толикой раздражения. Если в кабинете сейчас графиня Соланж, Юнис, конечно же, не станет мешать и потихоньку удалится, но, окажись ночной посетитель не в своём праве, его определённо ждёт хорошая взбучка.

Через отверстие для ключа видно было из рук вон плохо — и как только ушлая прислуга из легкомысленных комедий умудряется хоть что-то подглядеть таким способом? Впрочем, того, кто находился внутри, никак нельзя было принять за графиню Соланж хотя бы уже потому, что был он в мужской одежде. Выходит, это кто-то из слуг. Надо узнать, какое дело привело этого человека в графский кабинет в столь неурочный час. Юнис, уже не таясь, распахнула дверь — и вскрикнула от неожиданности.

Человек, проникший в кабинет покойного графа, вовсе не был одним из лакеев. Это оказался незнакомец, одетый во всё чёрное. Увидев застывшую на пороге Юнис, он помедлил лишь миг, оценивая ситуацию, а затем бросился прямо на девушку. В правой руке пришельца что-то сверкнуло стальным недобрым блеском.

Юнис застыла на месте, скованная страхом. Ещё секунда и ей придёт конец! Но вдруг — о, чудо! — не дойдя пару шагов до своей жертвы, ночной убийца оступился и растянулся ничком на полу.

Хвала богам, у неё есть несколько мгновений, нужно бежать прочь, звать на помощь, кричать что есть мочи! Но откуда у неё в руках взялся протазан?! Потрясённая, Юнис переводила взгляд с опустевшего гнезда рядом с древним доспехом на древко старинного оружия, которое она, оказывается, сжимала мёртвой хваткой. Лезвие протазана было испачкано чем-то тёмным.

А у ног девушки, захлёбываясь собственной кровью, умирал человек в чёрной одежде. Он всем телом налетел на протазан, который Юнис должно быть схватила, сама того не помня, и выставила перед собой в отчаянной попытке защититься.

В ужасе от содеянного, девушка отбросила прочь оружие, которое, по всей вероятности, спасло ей жизнь. Руки у неё дрожали. Заставив себя немного успокоиться, Юнис осторожно наклонилась к поверженному противнику. Тот не издавал ни звука и, кажется, уже не дышал. Из-под неподвижного тела струился тёмный ручеёк крови. В правой руке мертвец всё ещё сжимал обнажённый кинжал, а в левой он прежде нёс большую резную шкатулку, которая теперь выпала и лежала рядом на полу. Сейчас, когда опасность миновала, Юнис сообразила, что может быть, оружие вовсе и не предназначалось для убийства. Возможно, ночной тать достал кинжал только для того, чтобы вскрыть шкатулку. Не исключено, что человек в чёрном всего лишь пытался сбежать, когда понял, что его обнаружили, но теперь этого не узнать, ведь у мертвого ни о чём не спросишь.

При падении шкатулка раскрылась, и часть её содержимого высыпалась на пол. В основном это были различные бумаги, приглядевшись, Юнис узнала почерк графа Честона. Внимание девушки привлекла миниатюра размером с ладонь, невесть как очутившаяся среди писем и документов. Движимая любопытством, графская воспитанница подняла картинку и рассмотрела её повнимательнее. Это оказался портрет женщины лет тридцати, одетой в платье, какие, по мнению Юнис, носили десятилетие, а то и два назад. Девушка не припоминала, чтобы когда-нибудь видела особу, изображенную на миниатюре, но подумала, что это, должно быть, дальняя родственница её опекуна, раз уж он зачем-то хранил этот портрет. Интересно, для чего шкатулка господина графа потребовалась вору, ведь в ней нет ни денег, ни драгоценностей?

Между тем в доме послышались встревоженные голоса — крик Юнис разбудил кого-то из слуг, и графская воспитанница торопливо положила портретик обратно к бумагам. Вскоре поднялась суета, вокруг девушки хлопотали перепуганные люди, раздавались бесчисленные ахи и охи, топот ног и хлопанье дверей. Кто-то побежал будить её сиятельство. Поднятая с постели графиня Соланж, едва не упала в обморок, увидев полуодетую Юнис, а рядом с ней мёртвое тело в луже крови.

Графская воспитанница бросилась к приёмной матери, в то время как кто-то из прислуги запоздало прикрыл мертвеца подвернувшейся портьерой.

— Это я убила его, — попыталась объяснить девушка. Голос её предательски дрожал. — Этот человек что-то делал в кабинете господина графа, а когда я его за этим застала, кинулся ко мне. Я схватила то, что подвернулось под руку, а он сам напоролся на лезвие. Со мной всё хорошо, я не пострадала ни капельки!

Тут весь ужас пережитого наконец нашёл выход, и из глаз Юнис хлынули слёзы. Сквозь рыдания она бормотала что-то невразумительное, пытаясь то ли оправдаться, то ли успокоить приёмную мать. А может и прогнать прочь тот липкий, мерзкий страх, что никак не хотел выпустить девушку из своих цепких лап. Это был не сиюминутный испуг — естественная реакция на смертельную опасность, но гнетущее, мрачное ощущение того, что мир вокруг изменился и уже никогда не будет тем радостным и безопасным местом, в котором прошло её детство. Никогда прежде Юнис не подвергалась такой опасности! Никогда ещё на неё не бросались с ножом! Но страшно было не это. В ту ночь Юнис невероятно остро ощутила, как ей не хватает опекуна, его любви и защиты, иприятного ощущения непоколебимого спокойствия и уверенности, которое Честон Пиллар всегда ей внушал. А теперь они с матушкой остались вдвоём против всех невзгод, что могут их поджидать. Незнакомое раньше чувство одиночества, покинутости, незащищённости заставило Юнис рыдать во весь голос на груди у приёмной матери, хотя всё самое страшное, казалось, было уже позади.

Слёзы воспитанницы, её бурная реакция заставили графиню Соланж собраться и взять себя в руки. Она со всей мыслимой нежностью и участием попыталась утешить девушку. Две женщины — зрелая и юная — долго стояли обнявшись, в то время как вокруг суетилась челядь.